Алексей Павлюшин - Иван Дорога

– Значит, смотри – в семь тридцать, в любой будний день выйдешь на перекресток Новой и Объездной, подойдет серый автобус с широкой зеленой полосой на боку – это мясокомбинатовский… Скорее всего, будут пассажиры кроме тебя – садись с ними вместе! Водитель спросит: «Кто такой?», скажи: «Устраиваться!» – и доедешь. Потом народ на второй этаж пойдет, ты не ходи – жди внизу. Ровно в восемь приезжает местная управляющая Анна Семеновна – мощная баба со странной прической, сразу поймешь. Она по телефону всем отказывает в устройстве, а тех, кто приезжает опрашивает сама. В общем, не теряйся, наплети чего-нибудь вроде: исполнительный, работать умею, быстро учусь… Даже если не возьмут – в девять автобус обратно в поселок поедет, так что ничего не потеряешь. Удачи!

«Ну вот и хорошо, и замечательно, стоило только перестать искать работу, как она нашла меня сама!» – подумал тогда и непонятно почему проболтался впустую еще два дня, прежде чем поехать. Что за натура!?

Наконец, собравшись с духом, сделал все, как сказал Олег. В восемь утра в узкий коридор административной части здания мясокомбината вошла Анна Семеновна. Да, о прическе Олег не соврал – она была похожа на слегка сдувшийся шар с широкой прищепкой на затылке, и насчет остального тоже. Анна Семеновна и правда отличалась ростом и крупным телосложением, но при этом лицо ее было непропорционально узким.

Из соискателей в этот день был я один, и, может быть, поэтому на мое собеседование Анна Семеновна времени не жалела. Она вывалила на меня такую груду вопросов, что я слегка растерялся. И если такие темы как: готов ли я при необходимости оставаться на работе сверхурочно? и боюсь ли вида крови? странными мне не показались, то интерес к моим гастрономическим предпочтениям и цветам в выборе одежды, слегка обескураживали. Но так или иначе, все, что я ответил, ее устроило, и стоило мне подумать: «Она бы еще размер обуви спросила!», как десять минут спустя именно об этом поинтересовался местный кладовщик, когда выдавал робу и сапоги.

Кроме прочего мне выделили шкафчик в раздевалке и повели на экскурсию. Ее поручили начальнице колбасного цеха Наталье – приятной благовидной женщине средних лет.

Для начала она повела меня смотреть «линию», так называли основное помещение комбината, где производится забой скота и его разделка. Линией оно называлось не то за последовательность отдельных операций, которым подвергалась туша животного. Не то за одиночный рельс, разделенный на несколько ступеней и проходящий по центру помещения. От верхней под самым потолком, до нижней в полутора метре от пола. В самом начале помещения у стены стояла высокая железная коробка, к которой примыкала широкая платформа с лестницей. Там и здесь стояли глубокие двухколесные тележки и блестящие металлические столы. Вдоль линии на подвесных тягах болтались какие-то агрегаты: щипцы прихваты и электропилы, с узкой решетчатой платформой у каждого. Очевидно, что разобрать их назначение с кондачка не представлялось возможным и поэтому я просто задумчиво кивал, когда Наталья указывала на то или иное приспособление и описывала область его применения.

Дальше, накинув какие-то дежурные телогрейки, пошли в морозильник. Здесь ровными плотными рядами на стальных крюках, прицепленных к рельсам, висели четверти коровьих туш и тощие тушки баранов. Сразу за морозильником располагался широкий теплый коридор с выходом на погрузочную платформу справа и высокими воротами холодильника слева.

Экскурсия на этом закончилась, и Наталья отвела меня к местному бригадиру Андрею Андрееву для дальнейшего введения в курс рабочих обязанностей. Тот сказал сразу, причем без моих вопросов или пожеланий, видимо и без того знающий, что у всякого вновь поступившего на уме:

– Не волнуйся Ваня, животных тебе убивать никто не даст… до этого нужно еще дорасти, и в холоде они от твоих рук ни в коем случае не пострадают!

По местной традиции, как и любого новичка, меня отправили на работу в морозильник. По местным меркам самое незавидное распределение (кстати, здесь работали не только вновь поступившие, но и проштрафившиеся). Дело, порученное мне, было не хитрое. Задача состояла в том, чтобы разъединять смерзшиеся четверти туш коротким ломом и сталкивать их к дверям коридора. После этого их сбрасывали с рельса и укладывали на поддон автокара. Затем один из тех, кто имел сноровку в его управлении, отвозил туши в холодильник, и все повторялось снова.

Кстати, я не особенно удивился тому, с кем мне выпало работать, – мне и прежде везло на сомнительную компанию. Кроме меня новичков здесь не было, и получалось так, что остальные трое моих собригадников принадлежали к роду вечных штрафников. Об этом некоторое время спустя мне рассказал Олег. Их звали Гриша, Миша и Алда (не знаю, настоящее это имя или нет) – эти работали здесь уже несколько лет и давно заимели одну на всех репутацию неблагонадежных. По рассказам Олега за воровство здесь увольняли сразу, но необходимо было попасться на нем с поличным. А если такого не происходило, и при этом обнаруживалась пропажа, то сотрудник, на рабочем месте которого недосчитывались, допустим, бараньей ноги или куска вырезки, автоматически попадал в штрафники и отправлялся в морозильник. А Гриша, Миша и Алда в этом смысле находились в глубокой опале. Даже короткое время, проведенное ими вне морозильника, сразу отзывалось пропажей мяса на их рабочих участках. Старожилы уже давно отсмеялись на этот счет и говорили, будто эти опальные сами уже ничего не воруют, вместо них это делают другие, а начальство по привычке списывает всё на них.

Я понемногу привыкал к работе в «морозильной бригаде» и, как ни странно, не роптал, тем более что моим опальным коллегам веселости было не занимать. Особенно смешными, на мой взгляд, получались выпады Миши. Он декламировал целые речи о несправедливости и самодурстве управляющей комбинатом. В его устах слышались революционный посыл и обреченная интонация:

– Вот скажи, Ваня, как прожить на пять тысяч в месяц… и с семьей?! Мясо пропало – смотри ка! Докажи! И что, думаешь, эти – на линии, не берут? Воруют все! А нас то, видишь чё – тут заперли! Вроде как говорят – «хочешь мяса, вон в холодильнике его много»! А как его взять – это же ледяная глыба? Камень, а не мясо! А сами… сами то берут!

– У тебя нет семьи! – подначивал его Гриша.

– Алименты. – с азиатским акцентом добавлял Алда.

От этого Миша распалялся и старался увести тему в сторону. Но куда бы она ни устремлялась, судя по контексту, это был круг, и скоро все начиналось сначала.

Если Миша свою тягу к воровству прикрывал революционистской риторикой, а семьей называл судебное обязательство платить алименты двум своим детям, то, допустим, Гриша относился к краже мяса совершенно спокойно. Не прибегая ни к каким самоубеждающим ухищрениям. Он выражал это поговоркой, прихваченной им (вместе с синей шапкой с надписью «спорт») еще из советского периода: «Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с работы каждый гвоздь!» Но проще остальных смотрел на свою репутацию Алда, он говорил так: «Что взял – то твое, не можешь взять – чужое!» Вот не знаю, к какой национальности он принадлежал, то ли монгол, то ли казах? Но его внешность напоминала молодую версию какого-то восточного мудреца, чье изображение я не раз видел в отцовских книгах. И если предположить, что он чуть постареет и станет при этом носить халат и шлепанцы, то сходство будет очень близким.