Mel RedWolf - Ветер перемен. В краю скорби

Все тело еще покалывало, хотя прилив сил ощущался после сна. Но что же за видение то такое было? Не успела и выйти толком, как силуэт царицы Анор увидела, а рядом и супругу. Что она здесь забыла? Удивленно крылатая дальше прошла, даром Огненной лампы зажгла, комнату освещая, в которую походкой плавной вошла, ступая на пальцы сначала, а после переносила вес на всю ступню, которая мягкими покалываниями отдавала.

– Рада вас видеть, Великая царица, чем обязаны вашему визиту?

Ух не для слабонервных оказался тот взгляд – кострище, которым вспарывали лик темновласой дурфы. Как дикий зверь перед атакой бьет хвостом, так и Анор глубоко задышала, заметив дурфу. Но гнев ее обратился вовсе не на Дорэль. Подрагивая тонкой верхней губой, царица бросила взгляд на прошедшую третьей царицу Порывистую и чуть не рыча, сквозь зубы прошипела.

– Объясни к какой дхарге здесь творится!

Ладонями царица уперлась в гладь крепкого деревянного стола, дыша, как загнанное животное, что вот-вот рухнет, но внешность в этом случае была достаточно обманчива. В Анор слишком много было сил, чтобы рухнуть замертво, а дыхание говорило о лютой ярости, что пылала в глазах ярче, чем пламя у дочерей огня.

– Сейчас же!

Рявкнула женщина на промедление и Аэль перестала мяться. Подбирать слова было бесполезно. Похоже послание до царицы не дошло. Баргустка приложила кулак к груди, как подобает при общении с Великой и опустила взгляд в пол, чуть наклонив голову. Нет, на колени в собственном доме опускаться царица не будет. Такой дани уважения будет достаточно.

– Я отправляла к вам вестника, царица. В послании сообщалось о нашем положении дел, о скорби о царице Огненной и…

– Я знаю, шрамаргазд рдарах тебя дери! Мне пришло послание о смерти Фаврир. В нем ничего не сообщалось о том, как это произошло. И к слову, девочка, скорбь о женщине осуществляется не в постели с другой. Ее носят в трауре, порой даже посмертном! А ты – взгляд свирепый хлыстом ударил по лицу дурфы. Белые льдинки сщурились, сойдясь на одной точке – глазах царицы дурф.

– Ты что-здесь-то забыла? Вопросы поддержки одного из моих кланов решаются со мной, через Великую царицу и волю Великих, что, как известно, излагают они через жриц, ведьм и Великую Царицу. Что, так хотелось сотворить узы неразлучным любовникам, что еле месяц утерпели со дня смерти Фаврир?

Последние слова стали и вовсе ударом ниже пояса. Аэль оказалась благодарна разделяющему расстоянию и тому, что не смотрела в глаза женщине в этот момент, потому что, услышав подобное точно прирезала бы, будь рядом, но сейчас каким-то неведомым образом Аэль стояла молча, замерев, будто обратилась в камень. Только старая рана, что только-только успокоилась начала снова поднимать болезненные чувства и боль, глубинную боль и пустоту на месте прежней безраздельной нежности и необъятного тепла.

– Я прошу вас не чернить память моей женщины, Анор.

Медленно, будто лезвие, входящее в рану и пускающее кровь под рукой лекаря, зазвучал голос царицы, а пальцы захрустели на рукояти архона, древнего, как жизнь той, что уснула вечным сном, но еще была не забыта и едва ли могла стать такой, слишком долго вершив дела Великой на землях ее.

– Ежели вы переживаете за мой уход к царице дурфов, то попусту это. Я не собираюсь идти против воли Великих, не собираюсь вредить народу своему, а несу бремя царицы и исполняю желание своей женщины. Фаврир желала защитить клан, погибла за него, сражаясь с врагом и уж точно не для того, чтобы дочери Великих сгинули здесь, без помощи, без поддержки, без надежды.

Заключила Аэль, постепенно подняв взгляд голубых глаз к глазам царицы. Губы приняли резкую линию – прямую с опущенными вниз уголками. Брови встали сурово, нависая тенями над колкой синевой льда, что вступила в бой клинком против хлыста взгляда Великой царицы. Но даже когда с силой был дан отпор, Анор не успокоилась. Теперь показался ряд острых мелких зубов, а метки великой царицы запестрели энергетическими переливами.

– Если ты не знаешь, Порывистая, то могу поведать тебе страшную тайну – войскам нужно время. Мы не крылатые пташки, что залетят в окошко и опустятся на постель в любой миг, а пешие воины. И мои дочери пришли на помощь, как только смогли. У нас не один клан, а шесть, включая земли Великих, поэтому я не могу бросить поддержку сразу всем. Клан воздуха и огня силен, и, если бы одной девчонке хватало духу, выстоял бы без помощи крылатых, как бывало много поколений прежде.

Отчитывала баргустка царицу, как гута неразумного. Аэль в ответ тоже оперлась руками на стол, подавшись вперед. Губа приподнялась, оголив острые клыки в рядок с белыми зубками.

– Какими жертвами, царица?! Какими реками крови ты желала сохранить тогда клан? Прежде враг возникал из воздуха?! Прежде он убивал дочерей городами, подступая со всех сторон, потому что у них есть поводыри? В жизни не слышала о таком! Но я прекрасно помню, как мы обороняли Рокут! Если бы не крылатые сестры и их подкрепление, то город пал бы. Тысячи дочерей от стара до млада умерли бы, а за ними и Ярун с близлежащими городами! Наши силы пешие, наше поприще – мечи, но когда наш враг меняется и бьет лучами неизвестной природы, выжигая на своем пути все – металл нас не спасет! Когда у врага шесть лап и клыки – щит не удержит. Враг изменился, Анор, потому Фаврир не стало! Его следовало остановить прежде…

Аэль охрипла напоследках слов, но не прочистила горло. Лишь перестала рвать утомленные голосовые связки.

– Мы не победили бы так. Так у нас есть шанс. Обвиняй меня в чем угодно, но не в неверности. Я несу ее волю, волю Великой. Мои дочери и дочери всего клана – то, ради чего я умру, но не потому что мне не достает ума сделать иначе, а потому что настал черед. А прежде я собираюсь защитить клан и вернуть ему мирное небо.

Прохрипела Аэль, сглотнув подступивший ком. Баргустка отступила на шаг от стола, вдохнув беспокойно воздух. В воцарившейся тишине Анор обдумывала слова царицы, хмуря тонкие убеленные брови, то и дело смотря перед собой, будто не видела ни одну из цариц.

Дурфа похмурилась. Ее даже передернуло от слов столь резких, но она молчала. Долго молчала. Даже на оскорбление. Только к Аэль подошла ближе, по спинке ее ладонью провела. До сих пор взгляд крылатой опущен был. Учили ведь родители, что старшим в глаза смотреть нельзя, что так покажешь свою горделивость и глупость.

Но слова супруги немного взбодрили даже и взгляд все же подняли к глазам Анор. К тем двум кристалликам, что сейчас как никогда ранее душу царицы показали. Всю ту злость, которая у нее внутри клокотала, хлестко ударяя по двум царицам. Тут уж и голос твердо, словно камень прозвучал, который со временем и вода сточить не сможет.