Катерина Томина - Awakers. Пробудители. Том 2

– Я сказал, что мы с ней поужинаем. Не до трёх ночи.

– Три ночи?

– Полчетвёртого.

Он шумно выдыхает, закидывает руки за голову, тянется.

– Ну всё равно, чего студия простаивает.

Я подхожу ближе, убираю недопитый кофе с пульта:

– Говорят же тебе, не ставь сюда.

Морщит нос на меня, спрятался за своей нестриженой чёлкой.

– Идём, – говорю. – Я тебе ужин принёс.

– Да ну, серьёзно? Мне? – опять этот жест… подзатыльника же получит.

– Серьёзно. Если Трой не идёт к ужину, ужин идёт к Трою, – я тяну его за руку, заставляя подняться с кожаного кресла, пихаю в сторону спартанской кухни.

Микроволновка нудным гудком оповещает о том, что блюдо разогрето и готово к употреблению. Я ставлю плошку на сооружённую из салфеток скатерть. Троя не приходится упрашивать: закатал рукава толстовки, с упоением облизывает первую ложку, блаженно прикрыв глаза:

– Что это?

– Колканнон.

– Me gusta!

Я знал, что ему понравится. У Троя слабость к блюдам, которые обычно относят к списку «антистрессовая еда»: паста со сливочным соусом, ньоки, маффины. Нечто весьма питательное, возможно, не очень полезное, но чертовски вкусное.

– Ей понравилось? – спрашивает он, пока я подпёр щёку рукой и сижу зеваю.

– Что?

– Ну вот эта хрень, – он тычет вилкой в полупустую посудину. – Понравилась ей?

– Да, – просто отвечаю я. Конечно, она выражала свои восторги шеф-повару, и свечи ей пришлись по душе.

Конечно, ей всё понравилось, но у Троя выражение совершенного счастья на лице, когда он жуёт мою еду.

– У тебя очень хорошие песни, – говорю я вслух.

А он так смотрит, будто я пытаюсь его подкупить, переводит тему:

– О-ла-ла, похоже, кому-то перепало!

Защищается, а я атакую:

– Ревнуешь?

– Чего мне ревновать? Три часа ночи, мы наедине. Ты принёс мне ужин, – он салютует вилкой, явно воспрянул духом, а то совсем кислый сидел.

– Ну и чёрт с тобой, – я пинаю его под столом, он вытирает руки о салфетку.

– А десерт будет?

– А жопа не слипнется?

Он раскачивается на стуле, сунув руки в карманы кофты, пока я мою посуду.

– Дуться будешь? – спрашиваю я.

– Я не дуюсь.

– Не знаю, мне показалось, что…

– Тебе показалось, – прерывает он и вдруг снова выглядит уставшим и смущённым. – Давай не будем иметь этот разговор. Я боюсь, я тебе не понравлюсь.

Трою важно нравиться. Важнее, чем быть честным.

– Ты так и будешь дальше прятаться в студии?

– Я не прячусь. Я работаю.

Сложил руки на груди, как маленький. Правда устал. Чёртов рабочий день начинается через четыре часа.

– Ты не свою работу делаешь. Наше дело – играть на инструментах и петь, остальное пускай делают профи.

– Нет. Наше дело – передать наше настроение, наши песни… Ну как вот… – он щёлкает пальцами, – нельзя же запихать в тазик молоко, муку, сахар и ожидать, что они сами по себе превратятся в пирог. Надо вдохнуть в них жизнь. Или как? – он ищет на моём лице понимания, а я смеюсь:

– Надо же, ты в курсе, из чего делаются пироги!

Он хмурится, заставляя меня исправиться.

– Я понял, не парься.

– Это же такое дело – альбом. Вот мы его выпустим, он войдёт в историю, а вдруг он получится… ну, неправильный?

– Тогда у нас будет неправильный альбом, – констатирую я очевидный факт.

– Так не пойдёт… – он прихлопывает ладонью по столу, щёлкает пальцами. – Я соберусь с силами и напишу хит.

– Нельзя вот так просто взять и написать хит. Напиши песню.

– С просто песнями далеко не уедешь.

– Напиши что-нибудь личное.

Трой нервно дёргает плечом.

– У меня нет ничего личного.

Том взял на себя священную обязанность не бриться во время записи альбома. Борода пока мелкая, но чешется как ад. А сам нескладный лохматый Том с этой бородёнкой походит не то на языческого божка, не то на бездомного. Особенно в скинни-джинсах и нелепом вязаном балахоне.

– У тебя ноги худые, – произносит Майк.

– Спасибо, – говорит Том. – Это комплимент?

– Это факт. Группе нужны худые ноги. Это модно.

– Отжёг, – хохочет Трой. – Что ещё модно?

– Скулы. Длинные волосы. Блондины. Короче, вы с Дороти не тянете.

– Печалька. Скулы всегда в моде. Надо было попросить Санту на Рождество.

– А ты был хорошим мальчиком?

– Я был охуенным мальчиком.

Том машет часами на цепочке перед носом у Майка, а под гипноз будто попадает Ральф: впечатался в спинку дивана щекой и смеётся как угорелый, прижав ладонь ко лбу.

– Нет, нет, серьёзно… совсем ничего? – расстраивается Том.

Майк гордо мотает головой:

– У меня сильная сила воли.

Трой крутится вокруг своей оси, заматываясь в полиэтиленовую плёнку.

– Я один фильм смотрел, – не выдерживает Майк, переводя взгляд на солиста. – Там одного чувака прострелили в пузо, так он заткнул дырку хлебом и замотал вот такой же хернёй.

– Фу-у-у, – не соглашается Ральф, а Трой продолжает в том же духе:

– Ты что-то много фильмов смотришь, Микки.

– Ну и?

Трой крутится в обратную сторону, чудом не спотыкаясь о расхлябанные шнурки.

– Я слишком нормальный, – выдаёт Том, складывая часы в правый карман жилетки – ни дать ни взять, Мартовский Заяц.

Ральф закусывает язык, чтобы не расхохотаться в голос:

– В каком смысле?

– То есть у меня порядок с семьёй: меня никто не бросал, детей я не терял, – загибает пальцы Том. – В принципе у меня и семьи своей как таковой нет.

– А у кого есть? – не догоняет Майк.

– Точно не у меня, – кивает Том.

– И в чём трагедия?

– Да нет, я и говорю, что трагедии нет. То есть, если бы я был вымышленным персонажем, я бы не вызывал сопереживания у аудитории. В герое как раз должна быть какая-то… трагичность. Загадка.

– Я когда в школе учился, мы так развлекались, – внезапно делится Трой. – Развесили по городу объявления «избавим от алкогольной зависимости» и номер телефона. Потом, когда нам звонили, мы орали в трубку: «Бросай пить! бросай пить, сука!»

Майк первым смеётся громче всех, а Том морщит нос:

– Жестоко.

– Ну… жестоко, – соглашается Трой. – Мы делали много плохих вещей. Один раз мы закинули товарища в Мексику, без паспорта, без телефона, и сбежали, пока он был в отключке… Не знаю, у нас не было морального компаса.

Трой кружится против часовой стрелки, останавливается, пошатываясь на заплетающихся ногах.

– Где мой Саймон?

В тот вечер идёт снег. Точнее сказать, снег беспощадно валит с небес несколько часов подряд – на радость пешеходам, на горе водителям. К вечеру обочины дорог усеяны брошенными машинами.

– Ты дебил! – кричит Майк Трою вдогонку. – Нам больше часа отсюда пешком херачить!