Валерий Коновалов - Прѣльсть. Back to the USSR

С тех пор как Чкалов уволился с работы и был отчислен из МАДИ, потянулись дни, похожие один на другой, но совершенно нескучные. С утра брал пиво и шёл к друзьям, таким же праздным, или, предварительно созвонившись, встречался с ними в «Пиночете», пивной на Волоколамке (сейчас там «Чебуречная СССР»). Подтягивались и ещё знакомые. Можно было перекинуться словом с теми, кого не видел уже долгое время. Так, на выходе из пивной встретил одноклассника, Колю Г., и был поражён перемене, произошедшей с ним. Коля, когда-то пустейший, самовлюблённый юноша, превратился теперь в серьёзного мужчину, сдержанного и мягкого в разговоре. В результате несчастного случая маленький сын его пострадал, и теперь вся жизнь супругов была посвящена заботе о нём.

Утро для друзей начиналось ближе к обеду, потому что накануне они засиживались за полночь: слушали музыку, западные «голоса», ругали «совдепию», обсуждали подготовку к печати очередных номеров «ШЛ», нисколько не заботясь о том, что на следующий день надо будет идти на работу или в институт. Почти каждый член этого сообщества «тунеядцев» претендовал на то, чтобы его считали личностью неординарной по сравнению с «пиплом», «трудящимися». Один до отчисления учился в Строгановке (училище находилось напротив дома, где жил Чкалов), другой – в МГУ, третий был сыном пьющего диссидента, четвертый носил необыкновенно модную курточку, приобрести или «достать» которую уже было своего рода искусством. Посещали различные тусовки, где выступали нонконформистские музыкальные коллективы. Слухи о том, что в том или ином месте намечается «сейшен», приходили из разных и часто непроверенных источников: кто-то сказал, кто-то слышал, кому-то позвонили. Не всегда это подтверждалось, и тогда приходилось возвращаться домой не солоно хлебавши. Иногда администрация, давшая добро на проведение музыкального вечера, шла на попятную, если выяснялось, что организаторы лукавили, не раскрыв истинный характер мероприятия. Когда начальник общежития или директор клуба видел странную публику, его начинали тревожить сомнения в правильности решения провести «вечер любителей советской песни». А уж когда появлялись сами «артисты», внешне ничем не отличавшиеся от своих почитателей, и начинали «орать» в микрофон, становилось очевидно: лавочку пора закрывать, пока не дошло до беды.

«Рубиновая атака» – одна из таких нонконформистских групп, на которые ходил Чкалов. Зима, легкий морозец. Общага МАДИ на «Соколе». Студентов самого института немного, народ в основном пришлый. Ладно если бы просто пришлый – но какой? Парней от девчонок не отличить из-за длинных волос, одеты так, что на улице не каждый день встретишь – в цепях, драных «штанах», с крестами. Табачный дым стоит коромыслом, пустые бутылки от спиртного в туалете, шум такой, что приходится кричать, чтобы быть услышанным, но все довольны, почти счастливы.

Будучи уже в солидном возрасте, Чкалов вспомнил своё увлечение рок-группами того времени и нашел в сети композиции «Рубиновой атаки». Музыка не произвела на него прежнего впечатления. Наверное, настрой молодых людей зависел тогда от других факторов. Привлекала сама атмосфера сейшенов, рождавшая чувство сопричастности к ордену посвященных и просвещенных – чувство толпы в хорошем понимании этого слова. Слова песен говорили им многое: «…иди скорее в лавку чудес… тебе любой товар отпустит… черный бес…», – ведь это так отличалось от того, что предлагал официоз.

Читатель уже знает, что герой наш был человеком не слишком образованным, а лучше сказать, почти необразованным. Впрочем, нельзя сказать, что он вообще ничего не читал. Например, «Героя нашего времени» мог цитировать почти наизусть. Будучи в комсомольском трудовом отряде пионерлагеря «Солнечный», он услышал от одного из начитанных мальчиков такое суждение: чем меньше мужчина обращает внимание на женщину, тем больше привлекает её. В качестве подтверждения известного афоризма мальчик привёл поведение Печорина. С этого дня роман «Герой нашего времени» стал настольной книгой Чкалова. Когда в 195… году семья уезжала из Красноуфимска, друзья (это была семья Башкирцевых) подарили родителям трехтомник Чехова. То, что он со временем приобрёл крайне потрепанный вид (у одного тома, кажется, даже не сохранилась обложка), – заслуга Чкалова: что называется, зачитал до дыр. Характерно, что он с увлечением читал не только «смешные» рассказы, но и «скучные», живя жизнью героев, которым сочувствовал, будь то Лаевский, доктор Дымов или «маленькая польза». А ведь он ещё никогда по-настоящему не испытывал таких чувств, как тоска, страдание, безысходность… Впрочем, был один существенный повод, побуждавший его к чтению: помнит, с какой неохотой всегда приступал к выполнению домашних заданий. Оттягивал до последней минуты, загадывая: вот дочитаю этот рассказ, эту сказку, эти страницы – и сяду за уроки. Чтение тянулось до тех пор, пока не приходил папа, и уже только тогда садился он за уроки. Правда, скорее делал вид, что занимается, потому что материал к тому времени запустил немилосердно. И всё-таки Чкалов не был совсем пустым человеком. Так, стремление к совершенствованию было присуще ему с детства: он постоянно хотел чему-то научиться – играть на хорошем уровне в баскетбол, красиво плавать, быть гимнастом, боксёром, борцом. Позднее, обретя новых друзей, понял, что физическое совершенство – это лишь полдела и ему не хватает образования и развитого интеллекта. Свою роль в этом сыграл один из товарищей, Серёжа С., который увлекался не только боевыми искусствами, но и философией – в частности духовной стороной йоги. В то время многие верили в необыкновенные возможности карате: достаточно было выучить несколько чудодейственных приёмов, чтобы чувствовать себя защищённым. Конечно, Чкалов, как бывший спортсмен, не был склонен безусловно разделять это мнение, зная, каким трудом достигается любое мастерство, и всё-таки магия этого вида силового единоборства, как когда-то бокса и самбо, не могла не действовать на него. Симпатию вызывала сама личность Сергея – дисциплинированностью, работоспособностью, верой в правоту своей позиции. Это был современный Рахметов. Серёжа, кажется, и на гвоздях спал, тренируя волю. Он ничего и никого не боялся: его рассказы о разборках с «чужаками» не могли не восхищать. Влияние этого человека привело к тому, что Чкалов не только поверил, что можно стать «суперменом», но и захотел стать им. Тогда и родилась у него идея достичь цели, отказавшись от всего, что могло помешать «самоусовершенствованию»: встреч с друзьями, посещений сейшенов, сна до полудня и встреч с девушками. Ни минуты не должно быть потрачено впустую. Верил ли он, что за месяц пусть даже самого ударного труда можно переродиться в другого человека – физически более крепкого, мужественного, умного, если не прекрасно, то достаточно образованного? С уверенностью сказать нельзя, и всё-таки само решение «переродиться» характеризует его не с худшей стороны. Итак, были взяты у Игоря Д., владельца приличной домашней библиотеки, собрания сочинений Шекспира, Гёте, Шиллера, Достоевского. Больше, наверное, вряд ли можно было осилить за месяц. Для тренировки интеллекта была приобретена четырёхтомная «Антология мировой философии». В дверном проёме, ведущем в «детскую», сооружён турник и подвешена груша, набитая песком. Она создавала неудобства при проходе, но была необходима для того, чтобы костяшки кулаков выглядели «набитыми»: по ним любой посвященный мог сделать вывод о степени готовности их владельца отстоять свои права. А чтобы не поддаться соблазну и отрезать пути к отступлению, Чкалов постригся почти наголо: в эпоху хиппи это был поступок. Ночи теперь проходили за чтением классиков литературы, дни посвящались физическим упражнениям и изучению философии. Впоследствии из всего прочитанного остались в его памяти лишь литературные сюжеты, знания же по философии выветрились довольно быстро. Но что осталось в активе – это вспыхнувшая любовь к Достоевскому, его творчеству. Позже место Достоевского займёт Толстой, чтение текстов которого станет приносить ему бесконечное наслаждение, врачуя душу. В трудные периоды жизни Чкалов мог читать только этого писателя: неурядицы, в которых оказывались его герои, их переживания были близки ему, и своя боль приглушалась.