Валерий Коновалов - Прѣльсть. Back to the USSR

– Икону? – озадачился Чкалов, но, почувствовав, как товарищ толкнул его локтём, мгновенно сообразил: – Как же, почему нельзя?

И друзья, ободрённые возникновением общего интереса, пообещали немцам достать икону, еще не зная, как они это осуществят. Одна возможность сделки делала этот вопрос не столь важным. Это были первые иностранцы в их жизни, первые партнеры, загадочные существа, почти всемогущие в их понимании представители «свободного мира» – того мира, где запросто продаются джинсы и даже джинсовые комбинезоны, где не надо конспектировать труды классиков марксизма-ленинизма, учась на физико-математическом факультете, можно сколь угодно ругать власть и делать это публично, не боясь, что тебя «заметут», где, наконец, официально существуют публичные дома, а девушки не отличаются целомудренностью, которая так омрачала жизнь молодых людей в «совдепии». Да что там девушки – на Западе ведь и живых Пола Маккартни и Джона Леннона можно увидеть. Это тебе не Анжела Дэвис или тот старик, который устроил голодовку перед Белым домом и пил каждый день «viteminize water».

Cоглашаясь на сделку, Чкалов имел в виду соседа по квартире, у которого видел икону. Семья Чкаловых жила в коммуналке с соседкой старушкой, занимавшей ближайшую ко входу комнату. Сын её, Славка, до старости так и оставшийся для братьев Славкой, а не Вячеславом, проходил действительную службу во флоте. Служили тогда долго, но Славка, хотя и не обладал большим умом, был человеком, который хорошо понимал свою выгоду. Написал заявление, что хочет поехать на целину, и вернулся домой на год или два раньше. Никуда он, разумеется, не поехал, а устроился таксистом и стал водить домой девок, из-за чего у него возникали конфликты с отцом Чкалова, который полагал, что жить с женщинами вне брака – почти преступление, и был недоволен, что в квартиру, где находятся его дети, ходят «проститутки». Он даже надеялся под этим предлогом выселить Славку из квартиры и занять его площадь. Действительно, нравы в то время были таковы, что «свободные» отношения считались циничными. Славка это понимал, поэтому и права свои особенно не качал. Настоящим таксистом он так и не стал, потому что был не жаден до денег и не охоч до работы на износ. В ночную смену машина его нередко стояла у подъезда, а сам он спал, уставая от встреч с «проститутками». Машина не закрывалась, поэтому мальчишки часто забирались в неё и играли в карты. Иногда забывали выключать свет, и тогда Славка ругался, что они разрядили аккумулятор. В конце концов он нашел свою нишу – окончив курсы иностранных языков при МОСГОРОНО, устроился гидом в «Интурист». Это прослужило хорошим примером для Чкалова, который убедился, что при желании и достаточном старании можно выучить язык, не имея больших способностей. Если уж Славке это под силу, то почему бы и ему не попробовать? Он и в «Интурист» не отказался бы устроиться: работа приличная, и учиться в институте не надо. В том, что впоследствии Чкалов получил три высших образования, была и заслуга соседа, пример которого воодушевил его.

Было в Славке что-то от свободного художника: женился, родил сына, развёлся, не ужившись с женой, родил второго, но уже не в браке. Весь год откладывал деньги, а летом уходил куда-нибудь с палаткой, жил у речки, готовил себе еду в котелке на костре, вечером слушал «транзистор». И никто ему был не указ, и не было у него ни перед кем обязательств. Когда умерла мама, он, уволившись с работы, стал сдавать унаследованную от неё квартиру и уже отдался своему увлечению полностью. Штормовка, кеды, палатка, вода, которую можно пить прямо из речки, ночь, небо, звёзды…

Чкалов надеялся, что сосед уже интересовался ценностью иконы и знал, что ничего особенного в ней нет. И всё равно распоряжаться чужой вещью, не имея на это согласия собственника, было стрёмно. А вдруг окажется ценной? Взяли без разрешения, отдали за гроши бундесам – не легкомыслие ли? Но Славка не рассердился, а только сказал, чтобы они заменили икону на подобную же. Ребята поехали в Загорск (ранее и ныне – Сергиев Посад) и, представившись коллекционерами, приобрели в одном из домов замену проданной иконе – может быть, даже более ценную. Это им так понравилось, что они поехали туда вдругорядь, но на этот раз их прогнали, заподозрив в мошенничестве, что было недалеко от истины. Не отчаявшись, пошли они далее – по деревням. Будущее представлялось им в таком виде: они скупают у безбожного населения предметы церковной утвари и продают иностранцам – Клондайк и только. Надежды эти не сбылись: икон у «безбожников» не было, а если и были, то расставаться с ними никто не желал: на городских смотрели с недоверием и были скупы в разговоре. Впрочем, нашли один дом в полувымершей деревне Клинского района, где им хотели отдать икону, которой накрывали бочку с огурцами, но так как друзья слишком настойчиво предлагали за неё деньги, вызвав этим подозрение, хозяева передумали, и пришлось им вернуться домой не солоно хлебавши. Что смутило стариков? Может, убоялись чего-то, доселе не веданного, или проснулись в них совесть, страх Божий – как узнать? После ухода «студентов», они положили икону на прежнее место – на кадку с огурцами. Клондайк не состоялся: все деревенские дома уже обчистили задолго до того, как у друзей родилась идея поживиться на этом поле.

Сделка с иконой воодушевила их, и решили они не останавливаться на достигнутом. В тот день, ставший для них памятным, шли они по улице Горького и, свернув после памятника Юрию Долгорукому, стали спускаться по Столешникову переулку. Было безлюдно даже у кафе «Арагви», лишь внизу нарисовалась одинокая фигура, задумчиво бредшая им навстречу с сумкой через плечо.

– Добрый вечер, сударь, – весело обратился к фигуре Чкалов, – не желаете купить жвачку или иностранные сигареты?

Господин, который, кажется, был «под шафе», остановился в недоумении (уж слишком неожиданным было предложение в таком пустынном и совершенно неторговом месте), но, сообразив, что от него не требуется помощь, произнёс громко и поощрительно:

– Правильно делаете, мужики! Разлагайте социалистическую экономику!

Махнул рукой, желая удачи, и пошёл своей дорогой, впав в прежнюю задумчивость.

– А вы кто, сударь, кем работаете?! – успел крикнуть Серёжа вслед, жалея о скоротечности встречи.

– Актёр императорских театров! – раздался в темноте хорошо поставленный голос.

Нисколько не расстроившись от того, что не наварили на веселом мужике, друзья пошли дальше, пока не достигли цели своей прогулки. В ГУМе иностранцев – пруд пруди, но надо держать ухо востро: «конторщиков» здесь также достаточно. «Объект» обнаружил себя быстро. Это были раскрепощенные, праздные «западники» солидного возраста, главное же – немцы, а после общения с двумя «колобками», как между собой называли друзья своих первых иностранных партнёров, они питали к этой нации особую симпатию. Ну да, капиталисты, богатые – всё это верно, но ведь должны же немецкая рассудительность и практичность им подсказать, что безусловно выгоднее обменять валюту не по официальному курсу.