Анна Таволгина - Гора ветров

А он и не возражал.

Солнце собиралось закатиться, когда Таня вернулась с улицы.

– Ты поливала? – спросила она бабушку.

– А то ж.

Значит, теплой воды не осталось… Таня посмотрела на свои ноги, которые были такими грязными, что, даже разувшись, войти в дом было немыслимо. Поставила таз на крылечко. Зачерпнула из бочки ледяной воды. Вздохнула. Раз, два, три – ноги в воду, быстро намылить, снова в воду. Слегка ломило кости. Грязная вода летит через тропинку. Таз ополоснуть? Да ну его! Завтра, завтра.

А утром солнышко заглядывало в окна, обещая длинный-длинный день. Таня открыла глаза. Обвела взглядом комнату, вспомнила, что через три дня они идут в театр! А потом мамин отпуск и они целыми днями будут вместе… И опять хорошая погода! Таня выбежала босиком в ночнушке на крылечко. Бабушка мыла в не сполоснутом вчера тазу мелкую прошлогоднюю картошку.

– Бабуля, я не…

– Свиристелка, – бабушка улыбалась.

– Готова трудом…

– Почисти, вымой еще раз и потри картошку, – бабушка кивнула на старую терку, – будет крахмал.

– И как ты его делаешь?

– Много будешь знать – скоро состаришься. Сделай, там видно будет. Поня́л?

Бабушкина «проверка связи». Мужской род, ударение на последнем слоге.

– Поня́л!

Выпрыгнула из ночнушки, волосы в хвост, перехватила бутерброд, запивая чаем и жмурясь от солнышка на крылечке.

Вымытая, пахнущая подполом картошка подсыхала. Таня пристроила терку в старой кастрюльке. Пелась песня, дело шло, ветер шумел листьями на яблоне, соседский кот крался через огород. Жизнь прекрасна!

Два дня тянулось предвкушение. Дела чередовались с играми.

В воскресенье после обеда Инка уболтала Таню сходить к Ленке, что жила за логом. «Когда вернемся, мама уже будет дома!» – подумала Таня, и они отправились. Алка увязалась следом. Девчонки думали посмотреть кроликов.

Ленка сидела на пороге бани и, кое-как пристроив зеркало на колени, наводила кудри. В приоткрытую дверь тянулся провод от плойки 4 4 Электроприбор для накручивания прядей и формирования локонов. . О кроликах никто и не вспомнил. Непредсказуемость эксперимента завораживала. Время растворилось в поисках Ленкиного образа. И не было ничего увлекательней! Между тем солнышко скрылось, из лога потянуло сыростью. Девчонки заторопились назад. Алка начала ныть.

– Прекрати, а то тушь потечет, – отрезала Инка, и Алка мигом заткнулась.

Помахав девчонкам на повороте, Таня припустила в сторону дома.

Бабушка возилась в кухне.

– И где тебя носит!

– А мама?

– Не приехала, – бабушка загремела кастрюлями.

Таня остановилась и отвернулась. Бабушка взглянула на нее, неслышно вздохнула.

– Ну, завтра приедет. Делов-то.

Завтра. Правда? Да. Завтра. Таня вышла на улицу. Таз, мыло, полотенце. Холодная вода, чистые ноги. Все прибрать.

Когда все было хорошо, она беззаботно скользила по жизни. Как на велосипеде: пока едешь – порядок. Остановишься – упадешь.

Множество вещей почти не трогали Таню: еда, одежда, школьные оценки. Заставить ее жизнь сбиться могло очень немногое. Эта зыбкая область лежала вокруг матери, чей взгляд, слово, поступок обладали магической и неодолимой силой. По сравнению с этим рухнуть с велосипеда даже на полном ходу было не страшно: дальше земли, как известно, не упадешь. А здесь Таня проваливалась глубже и глубже в бездны беспокойства, безнадежности, тоски, отчаяния. Испытав все это однажды, ее чуткая и жизнелюбивая душа стала немедленно искать выхода. Не думать, отвлекаться. Чем-нибудь заняться. Иногда это помогало.

Но как защитить себя наперед? Быть хорошей. Делать все правильно. Не допускать промахов. Быть начеку.

Таня свернулась под одеялом. «С мамой ничего не случилось. Она приедет завтра. Все будет хорошо».

Прошел понедельник, Вера не возвращалась. Любовь забеспокоилась. Позвонить дочери? Там, куда она уехала, телефона не было… Люба мучительно раздумывала: не съездить ли? Но виду не подавала: случись что, уж дали бы знать… Однако видеть, как мучается внучка, не было сил. Что тут скажешь? И она молчала.

Наступил вторник, вечером они должны идти на спектакль… И вновь поутру светило солнце. Таня вышла на крылечко. Бабушка стояла в тени яблони, ее калоши блестели росой, в руках розовела редиска, тонкие стрелки лука были подернуты поволокой.

– Где же мама?

– Задержалась. Ну мало ли? Одевайся, завтракать будем.

– Что же мне делать?

– Что делать? Делов вагон. Рви траву.

Чего-то поев, Таня подошла к грядкам. Лук, чеснок, морковь. Тонкие стебельки, забитые сорной травой. Сходила, набрала воды в лейку, полила грядки и присела на корточки. Из влажной земли сорняки вырывались легче. Распластанные стебельки мокрицы, податливая лебеда, пахучая ромашка, жесткий вьюнок летят в борозду. Один, другой, третий ряд… Из грязного – чистое. Из хаоса – порядок. Солнце припекало. Ноги затекли. Таня поднялась, собрала вырванную траву. Освобожденные обитатели грядок благодарно зеленели цивилизованными рядами.

Утро прошло.

После обеда бабушка засобиралась к приятельнице. Вопросительно посмотрела на Таню. Вообще-то та любила ходить с бабушкой в гости.

Любовь умела дружить. С тех пор как гонка на выживание отпустила ее, обнаружилось множество интересных и приятных занятий: сад, заготовки, чтение. И дружба. В положенный срок ей вышла пенсия. Производственного стажа было немного, но для самой маленькой пенсии оказалось достаточно. И снова Любовь была благодарна и счастлива.

Друзья образовались из старой клиентуры. Не отдавая себе в том отчета, Любовь оказалась очень избирательна. «Своих» людей чувствовала нутром. Они находились не только в разных концах их разбросанного городка, но и за его пределами. И редко кто жил в квартирах. Подобно Любови, ее друзья обитали в своих домах, домиках и домишках, куда переселились из землянок и бараков. Это не только выпало на долю, но и явилось их собственным выбором. «Не одалживаться» – так, наверное, можно было бы назвать одну из главных жизненных установок этих людей, что, однако, никогда не служило предметом разговоров.

Таню интересовали бабушкины друзья. Но не сегодня.

– Как хочешь, – бабушка ушла.

Таня села на крылечко с книжкой. Но мысль не цеплялась за рассказ: она все прислушивалась, не хлопнет ли калитка. Вопреки воле, воображение рисовало самые ужасные картины, и большого труда стоило эти страхи унять. Она не шла на улицу, не желала развеяться. Это было как болезнь. Постелила старое одеяло на кровать под яблоней. Легла, почитала еще и заснула.

Саша закрывал гараж, когда мимо прошла Танина бабушка. Он не видел Таню вот уже четыре дня и теперь сидел во дворе, мучительно раздумывая, пойти или нет… Родители на работе, Ванька умотал куда-то с пацанами. На улице ни души. Саша вышел со двора и, дойдя до Таниной калитки, заглянул внутрь. Сквозь кусты цветника он увидел ее на кровати под деревом. Край одеяла закрывал ноги. Ветер шевелил прядь волос. Саша почувствовал неловкость, но, прежде чем отступить, окинул взглядом безмолвный дом и подумал: «Дверь-то она хотя бы заперла?» Вернулся, открыл гараж. Дела там находились всегда. Зашел потрепаться Ванькин одноклассник. Саша слушал его вполуха, перебирая инструменты в ящике…