Анна Таволгина - Гора ветров

Хлопнула калитка, Таня вскочила с кровати.

По тротуару деловито шагала Инка. Алка трусила следом. За калиткой маячила тощая фигура Макса.

– Танька, привет! Пошли в кино. Индия, две серии!

Макс переминался с ноги на ногу. Не улыбнуться было невозможно. Тащиться на индийское кино средь бела дня, да еще и с Алкой в придачу – на это был способен только он.

– Нет. Идите сами.

– Тогда пока. Приходи вечером! – Инка не расстроилась, хотя проспорила Максу. Он сразу сказал, что Танька не пойдет. Но та не оставляла попыток вовлечь подругу в этот кинематографический мейнстрим. Инка вообще была оптимисткой.

Таня улыбнулась им вслед. Крепенькая Инка, долговязый Макс и забегающая то с одной, то с другой стороны Алка… Ее друзьям нравилось индийское кино. Таня любила театр. Дружбе это ничуть не мешало.

Они скрылись за поворотом. Танина улыбка выцвела и потухла.

Где же мама? Что с ней? А вдруг она не вернется никогда? Никогда. Бабушка говорит: «Мать – взрослый человек». То есть может делать что хочет. Жить как хочет.

Только бы с ней ничего не случилось… Как же я буду жить без нее?

Она умрет от этих мыслей. Спастись, отвлечься. Срочно. Дорисовать. Самое поглощающее из занятий – рисование. Таня развернула неоконченный натюрморт. Убогие натурщики пылились на столе. Налила воды и развела плохонькие сухие краски. Бок глиняного горшка влажно закруглился. Три оттенка. Краска как глина. Побег из «здесь и сейчас» удался. Овощи неправильной формы, отбитый край миски, складки скатерти. В классе Таня была единственным человеком, кого злющей учительнице рисования удалось хоть чему-то научить…

Утомившись, оперлась локтем на стол, задев пионы в вазе. Бутон осыпался на рисунок. Цветы она не рисовала.

Бросив на столе все как было, Таня вышла на веранду. Заглянула в кастрюльку, накрытую газетой. Крахмал, на который она терла картошку. Бабушка залила ее водой, оставила, процедила, отжала. Постепенно мутная взвесь осела белой гущей под прозрачной водой. Таня окунула палец и провела по этой гуще. Та скрипнула.

Когда она терла эту картошку? Зачем это все?

Над столом тикают часы. Стрелки описывают круги. Мысли движутся по кругу. Время длит боль. Бабушка не возвращается. Одиночество невыносимо. Не ждать. Уйти. Куда-нибудь. К кому-нибудь. Кто поймет. Хоть кто-нибудь!

Инка? Уже вернулись, наверное, из кино…

Где ключ? Просто пройтись. Какая же я идиотка, вечно делаю из мухи слона.

На улице – никого. Повернула и привычно пошла под горку. В Инкином дворе – никого. Хотя они должны бы уже вернуться…

Таня зашла в ограду, обогнула угол дома. Под скамейкой валялась Алкина кукла. Из будки неловко вылез щенок и тяжелым галопом бросился к Тане. Она присела приласкать его. Он колотил по земле хвостом и лизал руки. Из двери мастерской показался Инкин отец.

Таня посмотрела на него снизу вверх.

– Не пришли еще… Ты подожди, если хочешь.

Таня кивнула и поднялась. Щенок, получив свою порцию любви, сунулся было к хозяину, но быстро понял, что тому не до него, и убрался восвояси.

Таня смотрела сквозь дверной проем в мастерскую. Павел отступил внутрь, и она шагнула следом. Огляделась. Уловила едкие запахи, показавшиеся приятными, увидела банки, кисти, какие-то инструменты, пыльные листы на столе, доски с резьбой однообразных орнаментов, чеканки большеглазых женщин, стоящих вполоборота. Таня недоуменно улыбнулась, вспомнив кипы репродукций из журнала «Огонек», которые собирала бабушка. Как он не видит… Это же… все избито, пошло… Ей даже стало как будто жаль Павла.

Обернулась, словно открыла себя. Павел замер, будто впервые увидев ее лицо, излучающее ясный тихий свет, светло-русые волосы, выбившиеся из косы… «Откуда этот свет? Если бы я только мог…» – подумал он, глядя на очертания губ, словно вырезанных из чего-то теплого, нежного. Мимолетное желание похитить этот облик и оставить у себя навеки неожиданно пришло ему на ум. Но как?

До сих пор он занимал себя копированием понравившихся образцов.

И вдруг он понял, что мог бы. Никогда раньше не приходилось ему испытывать этого счастья, куража и смутного подозрения собственного всемогущества. Он глядел на нее с восхищением и радостью первооткрывателя. Не успев додумать эту мысль до конца, Павел заметил лишь, что она движется прямо на него.

Увидев этот взгляд, Таня озадачилась. Взрослые не смотрели на нее так. Никогда. Это было приятно. Она нравится ему. И, не подумав, ни что этот взгляд значит, ни можно ли ему верить, она вся потянулась к нему, открыто и простодушно. Сделав два шага, остановилась и вдохнула запах. Пахло сигаретами и другим человеком. От клетчатой рубашки мужчины шло смутное тепло. И она прижалась к его груди головой.

До глубины души потрясенный этим доверчивым жестом, Павел не успел заметить, как его мысли и чувства вмиг качнулись в иную сторону. Словно против воли, он отодвинул косу и провел пальцем по ее шее.

Она удивилась и легко отстранилась, повернув к нему лицо. Не думая ни о чем, он быстро поцеловал ее в губы. Она замерла и прислушалась к ощущениям внутри… Но он смотрел на нее таким любящим взглядом. И она снова прижалась. Павел не отстранился, а наоборот, обнял крепче и склонил голову.

«Он любит меня? Может ли такое быть?» – подумала Таня. Но ее сердце уже доверчиво открылось навстречу. Она догадывалась, что делает что-то неправильное, но не могла оторваться от этого ласкового тепла мужчины рядом. Павел хотел отстраниться, но она не дала и прижалась, как… «Как щенок», – мелькнуло в его голове. Новая волна нежности накрыла, и он понял, что пересек какие-то ужасные пределы, но был уже не в состоянии остановиться, обнимая ее все крепче и целуя все сильнее и сильнее.

Его жену, стоящую с авоськами в дверях мастерской, Таня заметила первой. Павел отвел руки. Таня опустила глаза и в повисшей тишине подошла к женщине. Та посторонилась.

Таня шла и шла, не разбирая дороги. Сердце бешено колотилось. Ласка, любовь, радость, счастье – все, чего она хотела, каким-то странным образом сбылось. Но это невозможно! Нереальность происходящего вызывала замешательство.

Но все-таки как же хорошо было!

Она продолжала идти наугад, удаляясь от своей улицы, по-прежнему глядя под ноги, словно боясь растерять эти новые, незнакомые ощущения. Ее путь вдруг круто наклонился под горку. Таня остановилась и оторвала взгляд от земли. Она стояла на вершине холма, и зеленеющая долина внизу, и холм напротив, и терриконы на горизонте – все было объято прозрачным и призрачным вечерним светом. Знакомая с детства, любимая картинка. Все то, да не то. Странные чувства шевельнулись в груди.

Она вздохнула и повернула обратно, домой.