Анна Таволгина - Гора ветров

Покончив с обедом, девочки прошли в соседнюю комнату. В ее глубине темнело пианино с кипой растрепанных нот, беспорядочно наваленных сверху. В простенке между окнами помещался телевизор. Две стены от потолка до пола были полностью заняты стеллажами с собраниями сочинений русских и зарубежных классиков, дефицитными сериями приключений, фантастики и детективов…

Таня провела пальцем по красивым корешкам и повернулась к Даше. Ничего подобного в их доме не водилось. Книги покупались по случаю и часто у букиниста. Не было ни собраний сочинений, ни книжных серий. Но то, что имелось в наличии, перечитывалось по много раз.

В школьной библиотеке в доступе оказывалось далеко не все. По этой самой причине целый пласт дефицитной литературы был Таней безвозвратно упущен. От Чуковского она перешла к Андерсену, потом к Пушкину, Бальзаку, Диккенсу, Толстому, Достоевскому и далее по списку. Понятия не имела о Дюма и Сименоне, «Петре Первом» Алексея Толстого и романах Юлиана Семенова. В прошлом году мать ее одноклассницы, заведующая библиотекой, изучив Танин читательский формуляр, прониклась к ней жалостью и вручила пару томов Дюма, дав понять, что посвящает ее в круг избранных. Через три дня книги были возвращены без всякой благодарности со стороны девочки, которая к тому же отказалась от дальнейшего знакомства с этим автором. «Надо же, как забита», – подумала заведующая.

– Ого, – сказала Таня. – Этого же ничего не достать…

– Папа говорит, что мама умеет жить, – Даша засмеялась.

– Что ты играешь? – Таня подошла к пианино.

– А ты?

– Ни за что, – отрезала Таня. – Но слушать люблю. Я слушатель!

Даша подвинула стул, уселась и заиграла Шопена. Она играла очень хорошо, и эту игру отличала не только техника, до которой Тане было как до луны… Таня оперлась на инструмент сбоку, и Шопен зазвучал внутри. Обняла край пианино и закрыла глаза. Вальс проник в нее, плескался, кружился и переливался.

– Ну ты даешь! – воскликнула она, когда Даша закончила.

– Еще?

– Играй все!

Даша доиграла Шопена, начала Мендельсона.

Таня слушала, и на душе полегчало. Отчаяние и страх отступали…

– Мультики! – Валерка тащил за собой маленький стул.

Даша глянула на часы, встала, включила телевизор и взялась было доиграть Мендельсона.

– Ты мне мешаешь, – заявил Валерка.

Таня рассмеялась. И они уселись вместе смотреть мультики, а потом проболтали на завалинке за домом до самого вчера.

Вера проснулась в полдень. Откинула одеяло, встала и потянулась. Как хорошо! Улыбнулась и вышла из комнаты. Мать что-то делала в кухне, глянула мельком, но ничего не сказала.

– Когда белить будем? – спросила Вера.

– А когда будем, тогда и будем, – Любовь чистила овощи в суп.

Вера молча села с другой стороны стола и стала глядеть в окно.

– Ну как там Маша-то? – осторожно спросила Любовь про свою двоюродную сестру. Она ждала рассказа о том, как прошла свадьба, но интерес свой обнаруживать не спешила.

– Тетя Маша? – Вера засмеялась. – Ты представляешь, Толик ужасно нервничал, перед самым входом в загс все протирал очки и уронил их. Очки вдребезги, тетя Маша сует свои – они оба ничего не видят без очков, ты же знаешь! В результате он прощурился всю церемонию. Ему можно было подсунуть кого угодно. При этой его подозрительности! Народ угорел. А мать невесты – здоровая такая тетка – привезла с собой всю их родню. Куча народу. И она во главе, как королева. Когда жених без очков оказался, она губы поджала, – Вера захохотала, Любовь подняла на нее глаза и улыбнулась, – и до самого стола не проронила ни слова! А там соседка-повариха пришла готовить помочь. У нее очки с огромным плюсом, тяжелые, здоровые, представляешь? Теща ее как увидела, так тут уже и не выдержала: «У вас что, в городе все слепые?!»

Любовь качала головой и улыбалась, Вера сияла. Помолчали.

– Я смотрю, свадьба удалась. Четыре дня гуляли…

– Удалась. Но нет, четыре – многовато…

Любовь молчала.

– Мама, я встретила человека… Нет. Он меня встретил. Мы были все это время вместе. Толика начальник… Я была очень счастлива. Очень, – Вера замолчала. – Танька конечно, дико обиделась, ведь спектакль…

Мать внимательно взглянула ей в глаза:

– Ничего, – собрала очистки и вынесла их на улицу.

Вера сидела, опершись о старенький стол, и смотрела в окно. Она вспоминала этого мужчину, его безупречно сидящий костюм и то, как он подошел к ней, его глаза, лицо и руки. Он был немногословен, но не отходил от нее ни на шаг. Остроумен и внимателен, но не спешил с комплиментами. Завладев ее вниманием, он дразнил, возбуждая любопытство. Она молчала, смущенная, а он, напустив на себя преувеличенно отстраненный вид, рассматривал ее исподволь, перекидывался шутками с соседями по столу, подливая вина ей и себе. И сказано между ними было не много. Ничего не было сказано, если задуматься. Свадьба шумела, произносились тосты, речи, люди хохотали, пели, танцевали, чокались, целовались и обнимались. Винные пары и сигаретный дым выливались в распахнутые настежь окна, где молодое лето благоухало цветниками. Курить он выходил на улицу, оставляя ее за столом. Возвращаясь, находил там же. Когда сумерки за окнами сгустились, он посмотрел на ее тонкую руку с длинными продолговатыми жемчужного цвета ногтями и произнес просто и тихо: «Мне пора. Пойдем со мной». Встал, откланялся и пошел к выходу. Молодые и тетя Маша вышли проводить. Шофер ждал на крыльце. Ничего не видящая перед собой Вера поднялась изо стола.

Он прощался, жал руки и желал счастья. Потом, словно вспомнив что-то, взглянул на Веру, стоящую за спинами хозяев: «Пойдем, – и уже тете Маше: – Не беспокойтесь, я довезу». Вера качнула маленькой сумочкой, подобрала длинный подол и уселась на заднее сиденье. Он сел рядом с водителем. Приличия, вроде бы, были соблюдены. Тетя Маша торопилась вслед с Вериной сумкой, в которой лежало платье для второго дня. «Спасибо», – поблагодарила Вера. Тетя Маша хотела что-то спросить, но машина тронулась, и она лишь махнула рукой, провожая их взглядом.

«Куда едем?» – спросил водитель. «Домой», – был ответ. Они мчались по темному шоссе, въехали в ночной город и сквозь окраины вырулили на центральный проспект. Машина остановилась у подъезда пятиэтажки, увенчанной шпилем. Он вышел, открыл Вере дверцу, подхватил ее сумку и сказал водителю: «Бывай».

Все время, пока они ехали в лифте и он отпирал дверь, Вера молчала. И он был благодарен ей за это молчание. Пропустил в темную переднюю и включил свет. Она хотела разуться, но он остановил ее протестующим жестом, прибавив тихо: «Такая красота. Красота». Провел в гостиную, включил торшер. Усадив в кресло, скрылся в соседней комнате. Вера смотрела перед собой. Она чувствовала, что этот мужчина полностью подчинил ее себе и она несется в мощном потоке его воли неизвестно куда.