Анна Таволгина - Гора ветров

Бабушка разговаривала через забор с соседкой.

– Будешь ужинать? – спросила внучку.

– Нет.

Таня разделась, забралась в постель и притворилась спящей. Снова и снова она перебирала подробности того, что произошло в мастерской и свои ощущения. Все остальное отступило. О жене Павла она не думала. Как и об Инке с Алкой.

Мысль о матери мелькнула и отлетела.

Наутро она проснулась позже обычного. Открыла глаза. Увидела солнечные квадраты на полу. И вспомнила все, что было вчера. Утро принесло новые мысли. И стало нестерпимо стыдно. Что она наделала. Как теперь быть. Она, она одна во всем виновата. Как она могла. Она холодела от ужаса и тонула в этом чувстве неловкости, делить которую с кем-то ей не приходило в голову. Как можно? Он же взрослый человек. И она сама подошла к нему. Сама.

А если бы это случилось опять? Она бы сделала то же самое. Сожаления не было. Но что же дальше?

Инка. Нет. О нет. Как быть? Таню затрясло.

А если все узнают? Или уже узнали… Расскажут бабушке.

Не выходить из дома. Не вылезать из постели.

Хлопнула калитка, послышались шаги и знакомый голос.

«Мама вернулась», – поняла Таня. Встала. Оделась. Причесалась и заправила постель. Вышла на крылечко. Вера смотрела виновато. Таня не заметила этого.

– Мама, привет, – она ступила в старые шлепанцы и прошла мимо в уборную. Вера посмотрела ей вслед. Обернувшись, наткнулась на укоризненный взгляд матери, которая молча качала головой. Вера разулась на крылечке и прошла в дом.

Умывшись на заднем дворе, Таня застегивала сандалии.

– Куда это с утра пораньше наладилась? – спросила бабушка.

– На улицу.

Любовь вернулась в кухню.

– Ну что ты творишь-то? Девчонка извелась вся, – она повернулась от печки и увидела сияющее лицо Веры.

– Мама, прости.

– Я-то что. Я ничего, – Любовь глянула на дочь повнимательнее. – Ну и как все прошло?

– Ой, мама. Здорово! Я расскажу тебе. Потом. Просто валюсь с ног. А где Танька?

– Да убежала уже. Ты того…

– Потом, потом! – Вера поднялась, потянулась. Вышла в соседнюю комнату, повалилась на Танину кровать, не раздеваясь, и немедленно заснула.

Любовь покачала головой. Улыбнулась. Продолжая улыбаться, накрыла Веру детским одеялом. Вернулась к столу, постояла над нетронутым завтраком. Покачала головой и пошла в огород.

Уйти. Убраться. Убежать. Солнце поднималось все выше, мокро росилась трава. Таня шагнула в привычную сторону. Мимо, покачивая молочным бидоном, прошла знакомая. Таня поспешно повернула назад. Мгновение она постояла, пойманная в своем тупичке. Нет, только не домой. Подошла к перекошенной и кое-как висевшей калитке соседей. Собаки они не держали. Скрипнули ржавые петли, ноги намокли в росе. Пристроив калитку на место, Таня тихо и быстро, точно вор, пересекла чужой двор. Заросшая тропинка вела мимо стаек и заборов на другую улицу, по которой девочка редко ходила. Другая, чужая сторона, лежащая за пределами ее мира. Вероятность встретить знакомых там была не намного меньше. Но в детских прятках это считалось бы неплохим ходом. И она зашагала прочь.

Раз-два, раз-два. Хорошо идти. Раз-два, ни о чем не думать. Не хочу – и не буду! Хозяйка вытряхивает золу из ведра прямо на дорогу у дома. Называется «шлак». Сирень отцвела. Мужик с сеткой, полной пустых бутылок. Грязный пиджак надет прямо на майку. Черная кошка переходит дорогу. Плевать.

Довольно быстро Таня достигает конца их ойкумены. Все та же железнодорожная одноколейка здесь убегает в сторону большого завода, огибая огороды в покосившихся заборах. Но с этой стороны поселка за «железкой» вместо пустошей, ручья и террикона теснятся неинтересные серые пятиэтажки. Она наугад сворачивает в незнакомую улочку. Сгорбленная старушка на лавочке щурит на девочку подслеповатые глаза. «Ты чьих?» – спрашивает. Таня отворачивается и проходит мимо. Старушка неодобрительно смотрит вслед.

Торопясь скрыться из виду, Таня ныряет в первый проулок и слышит вкрадчивый шелест цепи за спиной. Она успевает развернуться, и огромный лохматый пес приостанавливается, звеня цепью и скаля зубы. Стараясь скрыть охвативший ее ужас, Таня быстро оглянулась по сторонам: ни души. Спокойно. Главное – не поворачиваться к нему спиной. Она попятилась к забору, пес двинулся прямо на нее. Конец цепи скользнул по металлическому тросу, натянутому над оградой напротив: назад путь отрезан. О том, чтобы побежать вперед, нечего и думать. Она медленно двинулась вдоль забора, прижавшись к нему спиной. Пес кинулся, цепь натянулась. Таня выбросила руку в сторону и вдруг нащупала конец забора: узкая, заросшая сорной травой тропка ныряла вниз под горку между двух огородов. Рванула – и ее уже не достать. Пес бесновался в двух шагах. Она перевела дыхание. Руки дрожали. Тропинка тонула в зарослях крапивы. Таня прикрыла глаза и двинулась вниз. Обожглись руки и ноги. Там, где крапива уступала место лебеде, она остановилась. Осмотрела руки, на которых белели свежие волдыри. Взгляд упал вниз, и ее чуть не вывернуло: у самых ног лежала распухшая дохлая крыса, на которую она чуть не наступила. Сдерживая отвращение, Таня добралась до конца прохода, где дорожка уходила вниз круче, и, поскользнувшись на чем-то, не удержала равновесие и рухнула в заросли полыни.

Поднявшись, выступила из сорных стеблей туда, где вниз по склону стелилась гладкая трава. Таня уселась на нее и, уткнувшись в колени, разревелась. О чем она плакала? Ей было так жалко себя. Напряжение, копившееся долгие дни, выходило со слезами наружу. Когда жалость к себе иссякла, Таня отняла руки от лица, вздрогнула и по инерции всхлипнула. Пацаненок лет пяти смотрел на нее круглыми голубыми глазами и переминался с ноги на ногу.

– Валерка! Ну и где ты? Ведь мы договаривались… – раздалось где-то рядом.

Таня невольно улыбнулась. Нарушитель договора посмотрел на нее с любопытством и сунул палец в нос.

– Валерка!

Ободренный Таниной улыбкой, мальчишка оглянулся на голос, но обнаруживать себя явно не торопился.

– Ты кто? – спросил он.

– Я Таня, – она смахнула слезы. – А ты кто?

Он молча повернулся и убежал. Таня вытерла остатки слез рукавом, брезгливо осмотрела сандалии и поднялась с земли. Огляделась и медленно побрела по склону. Зеленая трава стелилась по земле шелковыми прядями вниз, увлекая взгляд к ручью, который петлял в топких зарослях низеньких кустов.

Вдруг поблизости раздался звук, который издают дети, катая машинки. Тот самый мальчишка, что разглядывал ее пять минут назад, яростно изображал аварию двух и без того изрядно побитых игрушечных автомобильчиков. Упиваясь металлическим стуком их столкновения, он производил его снова и снова. Посмотрев на Таню с вызовом, он заработал губами с удвоенной силой. Слюни летели в разные стороны. Пацан откровенно наслаждался жизнью. Поодаль сидела девушка.