В. Вдовиченко - Жизнь такая, какой она была. Жизнеописание, рассказы

Мужик помялся: «Ну, если задаром да к самой хате, то, пожалуй, можно».

Он попросил нас подержать узелок с яйцами и ни на миг не выпускал его из виду, пока забирался в кузов, чтоб мы, не дай Бог, не задели им за что-нибудь. Уже трогаясь с места, дядя Паша прокричал:

– Ты только перед своим домом два раза стукни по кабине, чтобы мы не проехали мимо.

Мужик согласно кивнул головой. Он встал у кабины, и прямо-таки впился левой рукой за край борта, а в полусогнутой правой руке бережно держал на весу узелок с яйцами. Дорога была ухабистая, и дядя Паша ехал осторожно, объезжая колдобины. Уже у самого посёлка дорога стала значительно ровнее, и мы прибавили скорость. Где-то между третьим и четвёртым домом дорогу пересекала большая лужа. Никто и представить себе не мог, что она скрывает под собой широкий поливной арык. Машина на полном ходу, разбрызгивая по бокам фонтаны воды, въехала в лужу.

Во время переезда через арык сначала передними, а затем задними колёсами, машину дважды резко подбросило вверх. Мужик, цепко державшийся левой рукой за борт, дважды подпрыгнул сантиметров на тридцать вверх и дважды со всего размаху ударил сверху по кабине узелком с яйцами в правой руке.

Услышав условный сигнал, дядя Паша резко притормозил. По инерции мужика с силой прижало к переднему борту. На мгновение нам показалось, что он будто прилип к нему. Медленно отстраняясь от борта, мужик долго высвобождал правую руку с узелком, застрявшую между ним и бортом где-то чуть ниже пояса. Узелок стал абсолютно плоским. По нему и по брюкам мужика текла серо-жёлтая жидкость. Когда раздался обещанный для жинки длинный гудок, мужик вздрогнул, выходя из оцепенения, и его лицо стало медленно багроветь.

– Ну, вот, приехали, – высовываясь из кабины, весело произнёс дядя Паша. – А что, жинка не слышит, что ли? – и он дал ещё два протяжных сигнала.

Мужик в это время перелез через борт с противоположной стороны, спрыгнул на землю, оглядел себя, потом узелок, и с размаху швырнул его прямо в лужу. Чертыхаясь, он направился прочь.

Дядя Паша, не ведая, что произошло, удивлённо произнёс:

– Вот народ пошёл. Ни тебе спасибо, ни до-свидания.

Он хмыкнул, завёл машину, и мы поехали дальше. Отъезжая, мы видели, как мужик подошёл к краю лужи и стал застирывать штаны. Да, впереди у него было нелёгкое объяснение с женой. Пожалуй, тут уж ей будет не до удивления.

Однажды, когда с мясом в магазинах было совсем плохо, приходилось покупать и «тощак», и просто кости, и говяжьи головы. Кстати, из последних можно было сделать прекрасный мясной рулет. Проблема была только в том, чтобы разделать их в домашних условиях так, чтобы поместить в кастрюлю. Однажды мама достала где-то хороший кусок конины. Перемололи его на мясорубке, добавили немного хлеба, лука, чуть-чуть молока и сделали котлеты с картофельным пюре на гарнир.

Дело было летом, готовили на веранде на примусе и понятно, что запахи пошли по всему двору.

Соседка Фая вышла вывешивать бельё и, почувствовав дурманящие запахи, окликнула маму:

– Оля, ты что там такое вкусное готовишь? Аж просто завидно стало.

– Да вот достала кусок мяса, решила сделать своим воскресный обед из котлет с картофельным пюре, – ответила мама и добавила, – заходи, попробуешь.

Фая не отказалась и уже через минуту ела котлеты и нахваливала, какие они сочные да вкусные.

Через неделю мы услышали громкие крики во дворе – ругались наша соседка Бибигуль и Фая. В основном слышно было Фаю:

– Что бы я конину стала есть? – громко возмущалась она. – Да ни за что на свете. Я лучше с голоду умру, а к конине не притронусь. Я её запах за версту чую. Меня просто тошнит от неё.

Она так яростно возмущалась, чертыхалась и ругалась, что мама решила её немного остудить:

– Ну, что ты, Фая, такое говоришь. Мясо как мясо и совсем не вонючее. Просто его надо правильно приготовить. Да ты и сама неделю назад ела у меня котлеты из конины и нахваливала их.

– Что-о-о? Ты кормила меня кони-и-и-ной?

Фая вся побледнела, глаза готовы были вылезти из орбит, и она аж присела, то ли собираясь упасть, то ли броситься с кулаками на маму. Мама поняла, что сказала немного лишнего, и решила исправить ситуацию:

– Да ладно, Фая. Что ты так близко всё к сердцу принимаешь? Неужели с тобой уже и пошутить нельзя?

Фая сглотнула слюну. Бледность постепенно сошла. Теперь лицо её покраснело от гнева, что с ней так пошутили, и она с новой силой стала ругать конину, уверяя, что никто и никогда её не обманет и не заставит есть это «вонючее» мясо. Мама с Бибигуль махнули на неё рукой и принялись за свои дела. А Фая ещё долго возмущалась, и голос её то стихал, когда она заходила к себе в квартиру, то раздавался с новой силой, когда она выходила во двор. Но мне кажется, что подозрение о том, будто её могли накормить кониной, всё же закралось ей в душу, потому что после этой истории она очень долго избегала встреч и разговоров с нашей мамой.

Рядом с нашим домом стоял ещё один большой дом, в котором проживала казахская семья с двумя подростками. Один из них был значительно старше нас, и мы его редко видели. Второй – Келес – был где-то ровесник моему брату. Дом был огорожен и наполовину скрыт от любопытных взоров высоким забором с массивными деревянными воротами и калиткой с тяжёлым железным кольцом. Дом охранялся злой цепной собакой с натруженным хриплым лаем. Каждое утро к дому подъезжал тарантас, запряжённый красивым гнедым конём с красивой упряжью и большими кожаными шорами по бокам головы на уровне глаз. Мы собирались стайкой около тарантаса, разглядывали и обсуждали его огромные колёса и изогнутые упругие рессоры. Невозмутимый кучер не обращал на нас никакого внимания. Но вот в доме хлопала входная дверь, раздавались тяжёлые шаги на ступеньках, радостно приветствуя хозяина, скулила собака, погромыхивая цепью, со скрипом отворялась массивная калитка, и на улицу выходил грузный мужчина в белом кителе и с чёрной папкой подмышкой. Он небрежно махал рукой, отгоняя нас от тарантаса, тяжело дыша, взгромождался на заднее сидение, клал рядом с собой папку, доставал папиросы, закуривал и, только выпустив первые клубы дыма, давал команду трогаться. Плавно покачиваясь на небольших ухабах, тарантас вёз директора первого хлебозавода на работу, а мы, поднимая пыль босыми ногами, ещё долго бежали вслед за ним, соревнуясь с гнедым в скорости.

Келес был заносчив и не дружил с нами. Напротив, при каждом удобном случае он со своими дружками задирался к нам, что нередко перерастало в простую уличную потасовку. Разбитые носы и синяки под глазами как с той, так и с другой стороны были нередким явлением. Но взрослые не вмешивались в наши отношения, предоставляя нам самим решать все спорные вопросы. И мы их решали различными доступными способами. Однажды, у нашей бабуськи гусыня рано снялась с насиженных яиц, и около шести – восьми яиц протухли, став болтунами. Бабуська хотела уже выбросить их, но мой брат забрал их себе и аккуратно сложив в мешочек, унёс домой. Спрятав их в укромном месте на крыше сарая, он дал им отлежаться на солнцепёке ещё дней пять, после чего позвал меня и сказал: