Фил Ахмад - Ухмылка статуи свободы – 2

– Привет, путешественник. Проходи.

В прихожей появилась Светлана, невысокая хрупкая молодая женщина, одетая по-домашнему, но элегантно.

– Hi Fil, welcome. Располагайся. Аркадий, покажи ему комнату. И давайте пить кофе, мальчики.

Я немного смущался непривычной ситуации и незнакомых людей. Но ребята были искренне приветливы и вели себя настолько естественно, что стеснение быстро прошло. Все произошло органично, словно это была встреча старых друзей, давно не видевших друг друга. Я занес вещи в отведенную мне комнату, достал и из пакета приготовленные сувениры и вернулся в гостиную, держа в руках бутылку «столичной» и темно-коричневый кругляш ржаного хлеба. Приложив буханку лицу, Света закрыла глаза и глубоко с наслаждением вдохнула:

– O, my God, какой запах! М-м-м… Аромат детства…

Раздался звонок в дверь – это были близкие приятели Аркадия и Светы, молодая пара из Ленинграда, такие же эмигранты первой волны. Борис, так звали гостя, и Аркадий были знакомы еще со школьной скамьи. В Ленинграде Борис занимал должность директора одной из центральных аптек. В советское время это было доходное место. «Сидеть» на дефиците, от которого зависит здоровье, а часто и человеческая жизнь – прибыльное предприятие. Беспроигрышный вариант, если не перебарщивать с дозой наживы. Недугам подвержены все люди, и контролирующие органы в том числе. Здоровым людям хочется всегда оставаться здоровыми, больным – исцеленными. Директор умело и разумно пользовался служебным положением и жил далеко не бедно: кооперативная хата, новая тачка, дача в Репино. Но ненасытная утроба требовала большего и лучшего, чем хорошее настоящее. И еще хотелось свободы. Наработанные связи позволили ему быстро оформить выездные документы, и преуспевающий зав. аптекой успешно эмигрировал в США. Поначалу, как и всем переселенцам, Борису было трудно приспособиться к новой жизни. Здесь в аптечной сети вообще не существовало такого понятия как «дефицит». Но суровая жизнь заставила изменить привычные взгляды, и Борис обрел себя в другой области. В еврейских семьях детям с младых ногтей прививается любовь к искусству. Будущих паганини, мендельсонов, рубенсов и рафаэлей традиционно обучают игре на скрипке или рисованию. В раннем детстве родители определили Борю в художественный кружок, где пытливый мальчуган страстно увлекся мозаикой. Он мог часами просиживать за составлением картинок из кусочков цветного стекла. Родители не препятствовали странному хобби, но считали это пустяшным увлечением, ребячеством, присущим юному возрасту. Типа «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы по улице не шлялось». Стандартная родительская реакция в подобных случаях. В сфере искусства успешного будущего для мальчика они не видели, и после окончания школы определили сына в институт учиться на фармацевта. И даже место работы загодя присмотрели. Чтобы после окончания института освободить синекуру для своего отпрыска. И все у Бори складывалось как нельзя лучше. Хорошая жена, хороший дом, что еще надо советскому еврею, чтобы встретить старость? Живи и радуйся! Но все случилось ровно наоборот – жизнь внесла свои коррективы в судьбу аптекаря. В один прекрасный день Боря просто свалил в Америку. Полученные в детстве навыки очень пригодились ему в новой жизни. Увлеченность мозаичным искусством не прошла даром и стала источником дохода. В создавшихся обстоятельствах невинное детское хобби оформилось в серьезный взрослый бизнес. Серьезный – в данном случае значит приносящий деньги. Помыкавшись по разным стройкам и ремонтам, Боря решил самостоятельно поработать с мозаичной плиткой. Первый опыт укладки мозаичного пола оказался на редкость удачным. Он выложил шикарное панно из цветной мозаики в одном из домов на Беверли. Заказчику работа русского мастера понравилась настолько, что, расщедрившись от восторга, он выложил за нее гонорар, равный полугодовому бориному заработку. Перспективное начало. Вслед за успешным художественным дебютом пошли многочисленные заказы. Даже образовалась очередь из желающих иметь в своих домах необычный красивый пол. Бизнес бывшего совкового фармацевта пошел в гору. Теперь популярный мозаичный мастер сам назначал цену за свое ремесло. Америка покорилась таланту маленького человека. Поле чудес. Только сумей умей его правильно засеять, и тогда соберешь богатый урожай… Обошлись без церемоний: я ограничился неловкой улыбкой, гости – приветственными кивками. Вся честная компания расселась за журнальным столиком в небольшой гостиной. Аркадий откупорил бутылку моей водки, наполнил рюмки и, подняв свою, с пафосом провозгласил тост:

– Ну, с приездом тебя. Добро пожаловать… э-э-э… welcome на свободную американскую землю.

К тосту я присоединился, но пить не стал – слегка пригубил, оставив на губах только обжигающее спиртовое послевкусие. Как в лучших традициях пития страны восходящего солнца – надо почувствовать только вкус сакэ. Скромное застолье, организованное в честь заморского гостя, протекало с домашней теплотой. Хозяева и гости с большим удовольствием дегустировали «столичную», и, отламывая от буханки кусочки, закусывали ржаным хлебом. Я налегал на круасаны, запивая лакомство крепким ароматным кофе. Французский продукт в американском исполнении оказался невероятно вкусным. Долго общались, главным образом на тему жизни в Союзе. В основном говорил я – остальные внимательно слушали. Моих собеседников интересовало все, что сейчас происходит в стране. Доходившие до Америки слухи о начале перестройки в СССР были весьма противоречивы. Всем хотелось из первых рук получить достоверную, не искаженную ангажированной прессой, информацию о происходящем. В неофициальной обстановке услышать из уст непосредственного участника событий правду о реальной ситуации. Я сейчас являлся единственным рупором истины для несведущих, сомневающихся и заблуждающихся. Отвечая на нескончаемые вопросы, я неожиданно уловил в словах бывших соотечественников легкие, едва уловимые, ностальгические нотки. Глубоко сокрытое в недрах бессознательного, неясное ощущение тоски о прошлом возникало спонтанно. Это происходило, несмотря на то, что люди прожили вдали от родных берегов уже более десятка лет. Невозможно безвозвратно вычеркнуть из памяти целые пласты жизни. Тоскующая часть души всегда будет прорываться наружу. Даже если удалить часть мозга, которая отвечает за воспоминания, осколки реминисценций изредка, но будут всплывать на поверхности сознания. Нейронный механизм остаточных явлений памяти до конца не изучен. Наука еще только в начале пути. А пока, как шутят нейрофизиологи, «мозг нам не по мозгам». Наверное, чтобы навсегда избавиться от следов прошлого, надо родиться в этой стране. Начать жизнь с чистого листа с незамутненным сознанием. С младых ногтей каждой фиброй души, каждой клеточкой тела впитывать молекулы нового мышления, и таким образом приспосабливаться к среде существования. Только так возможно прийти в равновесие с окружающим миром. Только в этом случае рецепторы восприятия действительности начнут работать правильно.