Александра Барвицкая - Первое Солнце Шестой Воды. Книга Первая. Небис. Метафизическая художественная серия «Женьшеневая Женщина»

– Вначале я считала, что это фосфены, – сказала женщина, заметив его взгляд, направленный внутрь шара. – Я даже пыталась уловить их с закрытыми глазами. Вы полагаете – это фосфены?

– Не думаю.

– Вы видите мальчика? – неожиданно спросила она.

Мужчина чуть наклонил голову и пристальнее вгляделся в шар:

– Да.

– Что он делает?

***

У стремящегося ввысь монументального здания, построенного в готическом стиле, оказалась милая, совершенно обычная, какая есть почти в каждом городском дворе, подпирающем подъезды многоэтажек, детская площадка: с качелями, горками и небольшой круглой песочницей.

Мальчик со светло-каштановыми вихрами, которому на вид было года два, играл в песочнице. Он увлечённо строил домик из розовато-дымчатого песка, лёгкой струйкой перетекавшего из одной его ладошки в другую. Рядом, на радужной перекладине подвесной качели, сидела девочка, чуть постарше, и внимательно наблюдала за мальчиком.

Дети были благостны и прекрасны, а погода – солнечна и безветренна. И одеты малыши были по-летнему: на мальчике – светлая футболка и шорты; на девочке – пёстренький сарафан с кармашками.

С этого места дом был виден лишь отчасти, ведь крыша находилась так высоко, что истаивала вверху, растворяясь на фоне голубоокого неба с сочным пятном солнечного зрачка.

К зданию приближались двое. Мужчина и женщина. Они шли домой. Левой рукой мужчина держал ладонь женщины, а правой нёс мини-чемоданчик.

Мальчик так долго ждал родителей, что едва заметив пару, радостно бросился навстречу.

Мужчина спешно опустил кейс, подхватил ребёнка и закружил.

Сын, раскинув руки в стороны, летал самолётиком на руках отца. Оба мальчика – большой и маленький – заливисто смеялись, и женщина улыбалась.

В это время к ним поспешила девочка. Спрятав ладошки в карманы сарафанчика, она остановилась чуть поодаль, продолжая внимательно смотреть на мальчика.

Малыш, почувствовал на себе взгляд девочки, тут же принял серьёзный вид и выскользнул на землю, настойчиво требуя, чтобы с ним обращались по-взрослому.

Семья направилась к лестнице, ведущей в дом, и девочка пошла за ними.

– Почему ты одна? – обеспокоенно спросила малышку женщина. – Где твои родители?

Девочка смущённо улыбнулась, что-то ответила и, подхваченная внезапным порывом ветра, растворилась в разноцветной летней дымке.

***

Её голос неожиданно ворвался в Небис, отвлекая мужчину от наблюдения.

– Что сказала девочка? – взволнованно спросила женщина.

– Я не понял.

– Жаль, – и она грустно отвернулась к окну. – Я надеялась, что хотя бы вам удастся её расслышать. У меня никогда не получается. Всякий раз поток ветра разворачивается в противоположную сторону и уносит звуки её голоса.

– Вы уже видели всё это? – удивился мужчина.

– Конечно! Много раз. Хотите досмотреть?

– Пожалуй, да.

– Смотрите, – и она протянула ему шар. – Пожалуйста, держите Небис аккуратно. Он не любит, когда его слишком сжимают.

Мужчина чуть помедлил, не решаясь прикоснуться к огненной сфере.

– Не бойтесь, – сказала она, положив Небис в его ладони. – Он вас не сожжёт.

***

Вблизи лестница оказалась слишком высокой, а ступени – довольно крутыми. Чтобы от нижней ступени увидеть дверь дома, нужно было запрокинуть голову, посмотрев в глаза небу.

Путь предстоял долгий и трудный.

Мужчина начал подниматься первым.

Следом к лестнице подошла женщина, придерживая за руку сына.

Мальчик упорно хотел подниматься самостоятельно, несмотря на то, что высота ступени доходила ему почти до груди. И стоило женщине вплотную приблизиться к первой ступеньке, как ладошка малыша выскользнула из её ладони, и мальчик побежал наверх. Он быстро догнал отца, который, испугавшись, что сын упадёт, попытался было подхватить его на руки, но малыш увернулся и вприпрыжку помчался выше.

Ребёнок бежал по лестнице легко, как мячик, перепрыгивая одним шажком сразу через несколько ступеней, будто и не бежал вовсе, а летел, и скоро оказался у массивной двери. Достигнув заветной цели, он оглянулся на родителей, которые были ещё в нижней части этой длинной парадной лестницы, и заливисто рассмеялся.

И малыш ещё долго ждал, пока родители поднимались к нему на площадку перед дверью их высокого дома, подпирающего крышей небо.

***

В это мгновение свет в шаре стал уплотняться, и более уже ничего невозможно было разглядеть.

Чиркнула спичка.

Съедая беспомощный тлен деревянной щепки, всколыхнулось крошечное пламя. Жёлто-голубое. Солнце в ореоле неба.

Сквозь пламя была видна истина. И лицо истины, изменяясь вместе с движением огня, открывало дорогу.

Куда вела эта дорога – заворачивающаяся в спираль, и сквозь завесу дыма уходящая ввысь, – ни пламя, ни истина открывать не хотели.

Безконечность – за знания безконечности – требовала плату. И плата стояла над всем. И была она выше всего тленного. И плата была – в конечности. Конечности размерного видимого, переходящего в безразмерное невидимое.

Пламя обожгло пальцы.

От боли они непроизвольно разжались, и огонь слетел вместе с обугливающимся остовом спички на стол.

Тщедушное тело умирающей деревянной щепки скукожилось, подвернуло головку к брюшку, став похожим на вопросительный знак, истлело и отпустило пламя бежать дальше.

Столешница, забросанная ворохом исписанных листов бумаги, воспламенилась в доли секунды. Будто чернила, которыми были густо покрыты листы, оказались подкрашенным спиртом или бензином.

Проспиртованная болью бумага чуть покорёжилась, попыталась было сопротивляться, но, обнаружив всю тщетность усилий, смирилась и покорно отдалась в руки судьбы.

Голодная стихия огня, почувствовав нарастающую мощь власти, восстала над столом.

Она принялась пожирать буквы с неистребимой жадностью, заглатывая жаркой пастью всё новые и новые куски горящих вместе с бумагой словесных конструкций и мыслеформ. Но спаянные в слова буквы не пропадали в ненасытном огненном брюхе, а переплавлялись в новую форму жизни и, лишившись физического тела, освобождаясь, отплывали вверх.

Пространство над столом стало заполняться жаром, дымом и звуками…

Вначале послышались одиночные, нерешительные и встревоженные голоса. Потом голоса окрепли; но пока ещё полуслепые, двигаясь на ощупь, они смешивались в хаотичный коктейль перебивающих и перекрикивающих друг друга нот.

Чем жарче огонь заглатывал бумагу, чем гуще становился пропитанный чернилами дым, тем более выпрямлялся и утончался общий голос.

Некоторое время нестройный хор пытался удержаться на кончиках пламени, не решаясь пройти сквозь дымовую завесу, затем выправился, слился в унисон, и зазвучала музыка. Она взлетела от стола к потолку. Но потолок растворился от жара огня ещё раньше, и музыка свободно устремилась выше – за пределы…