Эллиот Грей - Закат воскресным утром

– Мосье, вам пришло письмо!

Я забрал небольшой желтый конвертик из его рук и поблагодарив, направился к себе в номер. Сразу читать это письмо я, конечно же, не кинулся. Бросил таинственное послание на кровать и отправился в душ, чтобы смыть с себя этот тяжелый день, избавиться от него, отправив в смердящую канализацию, где ему было самое место. Немного приведя себя в порядок, оживив свое тело, закурил и с минуту, постояв у открытого окна, наконец, взял в руки конверт. Ничего лишнего на нем не было, лишь адрес и мое имя. Я открыл его и прочел:

« Дорогой Этьен,

Только сегодня получил ваше письмо, в котором вы говорите, что через месяц будете в Страсбурге, указав гостиницу, в которой вы остановитесь. Пишу вам и надеюсь, что вы уже здесь, в городе, и не успели уехать, потому что я был бы рад с вами увидеться, конечно, если вы не против. Надеюсь, я не прогадал и письмо доставлено вовремя. Жду ответного письма!

Ваш Айван».

Я вспомнил, что пару месяцев назад начал переписку с неким Айваном из Страсбурга. Еще никогда и ни с кем я не встречался по переписке, меня, безусловно, занимала эта интригующая игра с посланиями, но мне и в голову не приходила мысль, что я когда-либо лично увижусь с одним из своих бумажных любодеев. Я просто подумал, что было бы интересно сообщить Айвану, что скоро буду в Страсбурге, и упомянул гостиницу, в которой остановлюсь, но его заинтересованность в личной встрече привела меня в ступор. Я боялся, ведь по-настоящему «открыться» я вовсе не спешил, я даже ни разу не прилагал к письму свое фото, просто потому что мне было страшно за себя, за свою личность. И указывал я всегда лишь имя без фамилии, а адрес давал местного кафе в Париже возле моего дома, где приятная женщина Флора любезно сортировала почту и всегда откладывала заветное для меня письмецо. Кажется, что я не до конца смирился со своим изъяном, и возможно не смирюсь никогда, ведь одна только мысль, что в моей жизни когда-нибудь появится любовник приводила меня в ужас. Содомиты, а именно так броско выражаясь, я предпочитал говорить – представляли для общества и в какой-то степени для меня, странное и подозрительное для мира явление.

Однако, докурив сигарету, я выбросил ее в окно, закрыл его и сел за стол, взявшись за перо, но прежде я занавесил шторы, словно параноик, который боялся, что кто-то увидит мое ответное послание.

« Дорогой Айван

Получил ваше письмо. Я еще в Страсбурге и пробуду здесь две недели, и я вовсе не прочь с вами увидеться. Если конечно ваше предложение все еще в силе, то дерзну взять на себя ответственность за назначение места нашей встречи. Можем встретиться в следующий понедельник 16 числа на Площади Сент-Этьен, предположим в семь часов вечера. Жду ответа!

Ваш Этьен».

Прочитав написанное еще раз, я сложил лист бумаги вдвое и, достав из своего чемоданчика новенький конверт, вложил туда свое послание, а после черканул адрес и имя получателя. Утром я был намерен его отправить.

Следующий день, не изменяя себе, встретил меня все той же серостью. Я отнес письмо на почту и, отдавая его, я чувствовал, что на мою тленную жизнь надвигается смертельный ураган, который был намерен потревожить мою чахлую и тихую пустыню. Буквально спустя трех дней ожидания я, наконец, получил ответ. Все тот же желтый конвертик.

« Дорогой Этьен

Буду с нетерпением ждать нашей встречи!

Ваш Айван».

И все. Несколько строк, но таких удивительных, разбудивших внизу моего живота нечто волнующего гейзера. Я несколько раз прочитал этот скромный ответ, вглядываясь в черные буквы, не веря в действительность происходящего. Посмотрел на календарь. Суббота. Значит, послезавтра. Сотни, сотни мыслей запрыгали по моей голове, не находя себе места. Что мне делать? И я решил сходить в магазин и прикупить себе новый костюм.

С того момента, когда я прочитала все эти письма Этьена, моя жизнь превратилась в один сплошной сон. Нет, даже не сон, а тот бред, что наступает после того, как человек просыпается от комы или наркоза. Я думала, что меня обманывают, говоря, что теперь мой муж равнодушен к женщинам. Тогда со временем я начала жить в этом самом бреду, рисуя у себя в голове сложные загадки, которые я и сама порой не могла разгадать. Был ли у меня муж? Может я и правда была в коме, где видела чудный сон, как Алиса в Стране Чудес?

Я помнила, что в то утро, как обычно поцеловала его. Он уже возле порога, вполоборота произнес:

– Как насчет ужина в ресторане сегодня?

– Конечно, я буду рада, – ответила я и не слукавила тогда.

– Целую, – проговорил он и послал воздушный поцелуй.

Это была наша последняя теплая беседа, как мужа и жены, вечером же наша супружеская жизнь приобрела совершенно иной окрас. Во мне было столько злости и боли, когда мои глаза бегали по строчкам извращенных писем – и в тот вечер я исчезла. Навсегда. Он спал, а я собрала все, что смогла и бесшумно ушла.

В первые дни я рыдала. Моя матушка сидела рядом, гладила спину и приносила горячий чай с лимоном. Я плакала и утром, и днем, и вечером, при любой возможности, при любой причине, что так навязчиво напоминала мне об Этьене. Шелест штор по утрам от ветра напоминал его шелковый халат, как он важничал, выходя в нем из ванной; солнце, напоминало мне летние дни, проведенные в Марселе, на небольшой даче у наших приятелей – терраса с цветами и его руки, так легко обнимающие меня за талию. Они были так нежны, и мне хотелось, чтобы он прижал меня поплотнее, хотелось слиться с ним. Я должна была догадаться, тогда возможно бы, моя подушка не была мокрой, а душа не зияла от ран.

Большую часть последующий дней, я просто сидела в комнате на кровати или в гостиной, распластавшись на софе. Одна рука на липком лбу, потном от лихорадочной грусти, а другая на груди, где сердце отстукивало каждый момент супружеской жизни. И постоянно всплывал вопрос: давно ли это началось?

– Не заморачивай себе голову, – говорила матушка.

– Я не могу, мама, – слезно отвечала я.

– Нужно выбросить этот мусор из головы. Он грязный извращенец. – Она уносила грязную кружку из-под чая и каждый раз произносила: – Ах, если скоро все начнут судачить… Стыд, стыд.

Она занимала меня, как могла, включала музыку и приносила журналы. Однажды мы даже съездили в Париж, навестить мою тетушку Розалинду. Мы вспоминали, какой бойкой я была в детстве, вспоминали покойного отца. Вскоре в театре, где я работала пошли грязные слухи. На каждом шагу, где бы я не появлялась, я слышала шепот за своей спиной и косые взгляды. Я стала объектом обсуждения.

– Говорят он водил их домой, – услышала однажды я, стоя в магазине. Разговаривали две женщины. Они стояли у полок с консервами и сплетничали. Я узнала их, это были танцовщицы из театра. Мой острый слух ловил их каждое слово: