Марго Эрванд - Соблазны Одиночества

– Мам, ты что, серьезно? – разведя руки в стороны, спросила Валерия.

Элис молча пожала плечами, продолжив свои попытки справиться с какой-то шелковой блузкой. Струящаяся ткань песочного цвета непослушно свисала с боков, отказываясь складываться в ровный прямоугольник, как все остальные кофты, сложенные внушительной стопкой. Большинство из этих вещей совершенно зря проделали путь в три тысячи миль, потому как Элис ни разу не надела ни эту блузку, ни лимонную, ни белую, ни даже черную.

– Пап, ну а ты чего молчишь? – попыталась она заручиться поддержкой отца. – Вы же только приехали, я думала, мы съездим в Сан-Франциско, сходим к нашему дому.

– Нет, Вэл, ты чего, – отозвался отец, поднимаясь с кровати. – Ты же знаешь, мы тут долго не можем. К тому же дома дела, работа.

– Пап, ну какая работа, не смеши меня, – не сдавалась Валерия.

– Ну, ты это зря отца не слушаешь, – прокомментировала мать, бесформенным комком забрасывая блузу в пакет. – Папа действительно работает, и его там очень ценят. К тому же пенсия, она ведь небольшая, на нее особо не разгуляешься.

Сетования матери были ее обычной уловкой сгустить краски. Валерия прекрасно знала, что жизнь во Флориде стоит в несколько раз дешевле относительно Калифорнии, как и то, что Джон ежемесячно переводит на их банковский счет полторы тысячи долларов на нужды.

– В другой раз, дочка, в другой раз, – похлопав ее по плечу, сказал отец.

– Я это каждый раз слышу. Вы здесь всю жизнь прожили, ну неужели тебе не хочется повидаться с Артуром, Барри или Колином? Ты же дружил и работал с ними больше десяти лет. А мы с тобой, мама, могли бы съездить к Глории или навестить Джес, или удивить Кору. Ты помнишь, какая она была модница? Сколько лет вы с ней не виделись? Интересно, как она сейчас выглядит, – задумчиво протянула Валерия, плюхаясь на кровать.

– Ну, я лучше пойду, – буркнул отец и, метнув в сторону жены взволнованный взгляд, вышел из комнаты.

Элис с силой запихнула кофты в пакет единым комком, и теперь весь ее труд терял всякий смысл. После этого она рывком открыла крышку «Самсонита» и бросила его внутрь. Чемодан только на мгновение разинул свою пасть, но этого оказалось достаточным, чтобы Валерия успела заметить, что в нем все разложено аккуратными стопками. Валерия не сводила с матери глаз.

– Я тебя чем-то обидела? – спросила она.

– Что? Нет, Вэл, что ты. Нам действительно нужно домой. Так будет лучше.

– Ты уверена? – упорствовала Валерия. Она поднялась с кровати и погладила мать по руке. – Ты от меня ничего не скрываешь?

– Конечно нет! – выдавила из себя смешок Элис. – Ну что я могу от тебя скрывать?

8

– Сегодня начинаются слушания в суде по делу об убийстве миллиардера Томаса Говарда. Два месяца вся страна напряженно следила за развитием событий и сменой лиц тех, кому могла быть выгодна смерть влиятельного бизнесмена. В числе заинтересованных звучали имена не только его прямых бизнес-конкурентов, но даже тех, с кем покойный предпочитал играть в гольф. Однако все это осталось только на уровне домыслов и разговоров, потому как в кресле подсудимой оказалась вдова покойного – Каролина Говард, – говорила Ронда в микрофон, глядя в камеру.

Она стояла на ступеньках здания суда, с обеих сторон окруженная коллегами из разных СМИ. С минуту на минуту к зданию должна была подъехать Каролина Говард, и все они мечтали получить от нее хоть какой-то живой комментарий. Неделю назад представитель вдовы сообщил, что его клиентка берет год траура, который проведет вдали от светских раутов и общения с журналистами.

– Это что еще за ерунда? Зачем ей понадобилось делать такое заявление? – спросила она Джона, едва этот пресс-релиз лег на ее стол. – Мы же с тобой договаривались об интервью!

– Планы поменялись, – ответил Джон.

– Что значит поменялись? А мне теперь что делать? У нас уже неделю идет анонс прямого эфира с Каролиной Говард, как с этим быть?

– Думаю, ты найдешь способ выкрутиться.

– Я не хочу выкручиваться! У нас с тобой были договоренности, я свою часть выполнила…

– Спасибо, я это ценю. Но с интервью придется повременить. Поговорим позже, я сейчас занят, – сказал он, и Ронда не успела и рта раскрыть, как в трубке раздались короткие гудки.

Воспоминание о том, как Джон обошелся с ней неделю назад, комом подкатило к горлу. Она больно прикусила нижнюю губу. Оператор выглянул из-за камеры, встревоженный возникшей заминкой. Ронда, мельком взглянув в блокнот, который все это время держала в руках, тут же продолжила произносить заготовленный текст:

– Прокурор Люк Дженкинс долгих два месяца присматривался к вдове, примеряя на нее то один, то другой мотив для такого жестокого убийства. Всей страной мы обсуждали брачный контракт четы Говард, а также охотно стирали их грязное белье. О похождениях покойного ходили легенды, и все же главным мотивом остаются деньги.

За спиной оператора стало заметно оживление. Журналисты начали стекать по ступенькам к дороге, пытаясь занять более выгодную позицию. Ронда скрестила руки на груди – запись окончена. Оператор начал озираться по сторонам и, быстро поняв, что происходит, принялся менять положение камеры. Ронда к этому моменту была уже внизу, среди тех, кто наперебой тянул свои микрофоны и диктофоны к Каролине Говард и ее адвокату мистеру Уилсону.

Джон с двумя телохранителями огораживали и прикрывали Каролину Говард от камер папарацци, жаждущих крови. Уверенной походкой с идеально прямой спиной она шла вперед, словно статуя, высеченная из мрамора. Ни разу не обернулась ни на вопрос, ни на колкое замечание. Ее глаза были спрятаны за непроницаемыми черными стеклами очков, но Ронда была уверена – эта женщина смотрит только вперед. На ней был широкий черный жаккардовый сюртук с белыми лацканами по бокам и темные классические брюки с идеально ровными стрелками. Ее обычно коротко стриженные волосы заметно отросли, обнажая темные корни, но при этом прическа выглядела такой же безупречной, как и всегда.

– Что вам сказал муж перед смертью? Это вы вонзили нож в сердце своего супругу? Кому достанется империя мистера Говарда? – кричали журналисты.

– Кому могла быть выгодна смерть вашего супруга? Кому на руку сделать из вас крайнюю? – спрашивала Ронда, пытаясь быть замеченной Джоном.

В ее сторону он и не взглянул. Он взлетел по ступенькам, вслед за своей подопечной, и вскоре за ними захлопнулась тяжелая деревянная дверь, огораживая мир правосудия от назойливой суеты улиц и жужжания репортеров. Тележурналисты вернулись к записи своих сюжетов, а работники печатных изданий напряженно прослушивали свои диктофонные записи, в надежде услышать хоть какую-то реплику. Ронда покрутилась на каблуках, запрокинула голову и с минуту наблюдала за вальсирующими облаками.