Ирина Бавина - Непридуманные истории

В тот день мы с мамой были дома. Мама поднялась к тете Мае, соседке из двенадцатой квартиры. Вдруг я услышала, как бабушка начала хрипеть и задыхаться – у нее началась агония. Я тут же бросилась за мамой, в один миг мы слетели с четвертого на третий этаж. Где была вторая бабушка – не помню, но хорошо помню себя и маму: она стояла на коленях перед бабушкой, плакала и обнимала ее, а я стояла в двери. И впервые в своей жизни увидела, как на тебя смотрят, когда умирают, этот взгляд, когда глаза мутнеют, зрачок сужается, и в них угасает жизнь – они уже не смотрят. Последний выдох, такой тяжелый. Душа выходит из тела. Рука неестественно падает. И тишина… Однако меня это не испугало, но стало так жалко маму. Она плакала навзрыд. Зашла бабушка Ира и попросила громко не рыдать: «Нельзя. Не пугай душу. Два часа еще душа будет возле тела». Мама пошла в ванную, и оттуда приглушенно доносилось, как она взвыла.

Я уже и не вспомню, кто из соседей помогал, кто обмывал тело, как одевали бабушку, не помню, кто позвонил папе на работу. Он быстро приехал, зашел тихо, опустив голову, такой грустный и потерянный. Спустя годы он рассказывал, что в соседней девятиэтажке на первом этаже последнего подъезда жил знакомый. Он работал на кладбище, или это его знакомые работали там, но этот человек позвонил и договорился сделать на северном кладбище могилу рядышком с управой. И денег за это никто не брал! Просто вот так, по-соседски, помогали друг другу. Помню, как быстро привезли гроб, деревянный и обитый красным сукном, его поставили в зале на наши белые деревянные табуреты. Мне пришлось дважды ходить мимо гроба с бабушкой, чтобы пройти на балкон, и один раз лезть аккуратно в сервант за посудой в нижний отдел, а гроб-то позади тебя. В этот момент становилось особенно жутко, находясь с покойницей одной в комнате. И еще мне вспоминается, как вынесли покойную и поставили попрощаться возле подъезда на те же табуреты. Руки ее были сложены на груди и держали деревянный крестик. Холод стоял сильный, мороз, шел снег, а бабушка в летнем ситцевом темно-синем платьице в цветочек с рукавами в три четверти. И мне все время хотелось вернуться домой на третий этаж и взять ее пальтишко, чтобы укрыть бабушку – она же замерзнет, ей же холодно…

Привезли нас на кладбище в автобусе. Кладбище меня не пугало. Там рядом с бабушкиной могилой, свежевыкопанной экскаватором в виде одной траншеи с насыпной перегородкой, уже стоял длинный синий гроб. Над ним убивалась старушка – сына хоронила. Побитый сильно лежал он в гробу, страшное зрелище. Старалась отвести свой взгляд, но нет-нет, да и посматривала на соседнюю церемонию. Рядом со мной стояли родители и родственники, поэтому я спокойно смотрела на все происходящее без страха. Сейчас понимаю, что мне многое было неясным, ребенок же еще, а то были те самые чувства и эмоции, которые пришлось переживать впервые, и совсем еще не изведанные. И вот бабушку похоронили.

Мы вернулись домой, а спать мне страшно. Я легла с мамой, Гена – с бабушкой Ирой. На следующий день мама пошла на работу в ночную смену. На диван, где умерла бабушка, было страшно ложиться. Я – в слезы, и бабушка Ира предложила: «Давай так, Гена со мной на разобранном диване в зале, а тебе перину на пол рядышком постелем». Так и сделали, легли и быстро заснули. Дни были очень насыщенными. В полночь ни с того ни с сего я просыпаюсь, открываю глаза и вхожу в ступор – в состояние, когда твое тело тебе не подвластно, и ты от ужаса не можешь пошевелиться. Я лежу на полу и вижу рядом табуреты. Смотрю на них снизу и вижу их с нижней стороны, где они были плохо покрашены, белые со всех сторон, а внутри зеленая незакрашенная краска. На табуретах стоит гроб, обитый по бокам красной тканью, как стоял два дня назад в этой же комнате. Снизу у него были плохо отесанные доски, а в нем – белой тюлью укрытая бабушка Гаша. Она лежит в гробу, как лежала до погребения, немного наискосок ногами к двери, но я вижу ее снизу и сбоку и вижу отчетливо. Внезапно она медленно поднимается и садится в гробу, руки на груди держа. Я хочу закричать, а не могу. Этот ужас я никому не советую пережить. Я начала себя щипать, но видение не уходит. Я все-таки смогла подскочить, до боли зажмурила глаза, вцепилась в сонную бабушку Иру, подняла всех и Гену тоже. Расплакалась и сказала, что на пол одна больше не лягу. Втиснулась между стеной и Геной. Но спать потом в этой комнате – ни-ни. Только будучи уже замужем с Сережей спали там на разложенном диване. И то мне все время что-либо там виделось и мерещилось. В подтверждение, что я не одна такая видящая, подруга моя, Мананка, как-то у меня ночевала со своим младшим братом Гикой. Тогда гости к тете Мае нагрянули, а у них двухкомнатная квартира была, и нужно было всех гостей как-то разместить. Манане и Гике постелили постель в этой комнате на разобранном диване. Засиделись мы тогда допоздна, подружки были – не разлей вода. Тем более было что обсудить: пришла весть, что наш приятель Витя из соседнего дома вдруг ни с того ни с сего сегодня умер. Ему исполнилось шестнадцать лет, на год старше меня, а Мананку, получается, на два. Мы не знали о его болезни, умер от белокровия. Для нас это был шок, это было так неожиданно. Он был такой красивый, очень славный, единственный сын у матери. Манана ему очень нравилась. Мы с ней сошлись во мнении, что у него были сильно фиолетовые ногти при жизни. Вспомнив об этом, решили, что это такое проявление болезни, и улеглись спать. Среди ночи Манана проснулась, прибежала ко мне в спальню и разбудила: «Я Витю видела, пришел попрощаться. Он походил туда-сюда по комнате, плавно так, будто плыл по воздуху, остановился у меня в изголовье, попрощался и ушел через окно на балкон». Ее трясло от страха, еле успокоились обе. Заснули кое-как тревожным сном, но в итоге на похороны не пошли. Позже мне попался научный журнал, в котором я нашла такое научное объяснение: любой предмет может сохранять свой фантом несколько дней. А еще есть примета, что нельзя ложиться спать на место, где умер покойник или где стоял гроб с покойным, особенно родственникам, как минимум девять дней.

Еще была одна мною проверенная и безошибочная теория. Смерть среди наших домов гуляла по часовой стрелке: сначала в 231-ый дом приходила, потом – в 229-ый, потом – в 231/3, а потом в наш дом наведывалась. По часовой стрелке людей забирала, гуляя по кругу, но не каждый год, в високосный же год – крест-накрест. Я точно знала, в какой дом придет, а вот кого именно заберет, знать – не знала и знать не хотела. Бегали мы еще гурьбой, когда музыканты играли похоронный марш, чтобы посмотреть на похороны, обычно молодых и почетных провожали с музыкой, которая была естественным атрибутом похорон.