Михаил Дорошенко - Возвращение домой

«Кто это «мы»? – спрашивает Шкловский.

«Мы, умные люди».

«Вы что же – юрист?» – спрашивает Шкловская.

«Посредник, как я уже говорил… или скажу… между власть предержащими и всеми другими. Николай Андреевич – второй человек после Берии, а меня уважает. Володю предоставил в мое распоряжение».

«Кто на самом деле Володя?» – спрашивает Шкловская.

«Наемный убийца».

«Э…» – осекается Шкловская.

«Да-да, наемный. Он – из Черной Курицы. Кошки, разумеется! В свое время поймали, судили, приговорили к расстрелу, заменили на двадцать пять лет. Когда надо кого-нибудь убить… да не ахайте вы, никто не слышит – все уже напились… так вот, когда надо убить нужного человека, его выпускают из тюрьмы, он делает свое дело и возвращается назад».

«А…»

«Сейчас он в отпуске».

«Ну и как вы убивали, Володя, – с иронией спрашивает Шкловский, – языком или скальпелем?»

«А вот так», – втыкает Володя ему нож в бок.

«А!» – вскрикивает Шкловский.

«Театральный кинжал, бутафория, – показывает Володя на своей ладони, как лезвие уходит в рукоятку. – Шутка!»

«Хороши шутки», – возмущается Шкловский.

«А вы не задавайте глупых вопросов».

«Неужели у нас за просто так убивают?» – спрашивает Беата.

«Не за просто так, а за дело какое-нибудь. Если какой-нибудь генерал застигнет свою жену или любовницу в неглиже с коллегой без порток…»

«Та-ак, первая скабрезность – отмечает Чезаров. – Наливаем по второй и расскажите еще что-нибудь».

«Однажды к нам вор залез, – рассказывает Шкловская жене Чезарова, – через форточку…»

В форточку лезет вор (Баширов), но застревает. Сын генерала прищемляет его нос и рот прищепками и тот, задыхаясь, бьется в узком проходе. В следующей сцене он сидит вместе со всеми на кухне и пьет чай с блюдечка и рассказывает истории из своей жизни.

– Однажды я залез к самому Утесову. Он мне спел…

Девочки играют ему в гостиной: одна – на пианино, другая – на скрипке. Вор поет «Раскинулось море широко…» Жена генерала подливает ему красное вино в хрустальный бокал. Уходя, он отказывается от бутербродов, которые сует ему в карманы одна из обитательниц квартиры.

– Не надо, не надо, – мычит он с полным ртом.

– Не стесняйтесь, берите.

Вор выходит, потом звонит в дверь и молча возвращает серебряную ложку.

«Давайте выпьем за то, чтобы в обществе не было денег, а был кам… му… низм!» – провозглашает Лена, пританцовывая.

«Леночка, – говорит Иосиф, – то, что вы предлагаете, есть самая страшная вещь на свете».

«Коммунизм?»

«Нет… отсутствие денег».

«Откуда вы знаете?»

«Я-то знаю…»

«Наш друг Иосиф, – смеется хозяин, – побывал в лагере. Правда, смешно? Генерал тоже там побывал! Ха-ха-ха-ха!»

«Да, это смешно, – соглашается Иосиф. – Сейчас это смешно, но не тогда. Впрочем, я и там жил не скажу припеваючи, но сносно».

«Каким образом?»

«Взял с собой пятьдесят золотых червонцев. Хватило на два года, жил как на курорте. Еще и осталось».

«Да-а?»

«Знаете, где я хранил свое золото? – нагибается Иосиф к Беате. – Я вам потом как-нибудь расскажу…»

«В заднице, где же еще! – орет Чезаров. – Ха-ха-ха-ха!»

«Все свое ношу с собой», – нисколько не смутившись, говорит Иосиф.

«И сейчас?» – спрашивает Шкловская.

«Расцениваю как шутку».

«Мы здесь и собрались все шутить, веселиться! – орет Чезаров. – Наливай!»

«На самом деле – в голове».

«Это как же?» – изумляется Беата.

«Я оставил золото в пятидесяти определенных местах на свободе и всякий раз сообщал надзирателю, где отыскать место. Тем и жил».

«О-р-ригинально! Выпьем за черепную коробочку, вмещающую пятьдесят золотых червонцев и даже больше! – провозглашает Чезаров. – Вы послушайте, что Иосиф расскажет. Он ба-а-альшой оригинал».

«Я говорю о том, что в последнее время вождь ослабел, – говорит Камерер, указывает куда-то назад рукой – на картину со Сталиным в полях. – Чеченцев выслал, а не уничтожил, церкви пооткрывал, когда нужда заставила, а после войны не закрыл; нас, космополитов…»

«Безродных», – смеется Чезаров.

«Я родовитый на самом деле. Моя фамилия Камерер. Мой дядя мумифицировал Ленина. Так вот нас, космополитов, слишком долго собирался уничтожать. Тут-то его и погубили».

«И… кто?»

«Врачи-вредители, разумеется».

«И каким образом?»

«Много существует способов. Зажигалку можно использовать из радиоактивного металла, как будто из платины. Я не говорю, что именно так он был отравлен, а о методах. Попользуется человек месяц-другой и загнется. Николай Андреевич может подтвердить».

«Да, – подтверждает Чезаров, – бывают, знаете ли, такие мужики здоровые! Мы одному не только зажигалку, но и портсигар подсунули проверенный. На кошке пробовали: издохла через трое суток, а этот все живет и живет. Не на всякого действует: поздоровел, ряху наел, тьфу!»

«Какой ужас!»

«Никакого ужаса нет, – продолжает Иосиф. – Можно вином отравить…»

«Ой, перестаньте, мне скоро плохо станет от этих рассказов», – машет руками Лена.

«Ну, почему, очень даже веселые истории, – говорит Шкловская. – Продолжайте, Иосиф».

«Отхлебните от моего бокала. Вот, я из него выпиваю и вам передаю. Пригубите, та-ак… Завтра будет инфаркт».

«Тьфу», – выплевывает шофер Чезарова изо рта и выплескивает коньяк в костер, который вспыхивает синим пламенем.

«Да вы не бойтесь, я пошутил. Я тоже пил из этой рюмки, а у меня инфаркта не будет. Знаете, почему? Потому, что я выпил противоядие, вот эту красненькую таблеточку».

«Дайте, дайте и мне».

«Да, пожалуйста. Только я пошутил. Какие люди легковерные, готовы верить во что угодно».

«Да вы черный маг какой-то!» – восклицает Беата.

«Ну да, Камерер, это мой дядя. Он был фокусником и чудодеем. Ленина мумифицировал. Чудес не бывает, но я могу их творить. Прислушайтесь… ровно в двенадцать, когда раздастся гимн…»

Над деревьями, задевая верхушки, проносится лыжник.

«Действительно, лыжник, – изумляется Чезаров. – Эй вы там, откуда здесь лыжник?»

«Да, трамплин здесь неподалеку, должно быть», – говорит один из трех людей в кожаных пальто, неожиданно появившихся из-за деревьев.

«Еще раз появится лыжник…» – грозит Чезаров пальцем.

«Так, это что-то не то, постороннее, – говорит Иосиф. – Ровно в двенадцать высотка исчезнет. Сейчас как раз без минуты двенадцать. Чудес не бывает и все же! Гудини, к примеру. Он своих зрителей всех подкупал, и они говорили, что он – маг и волшебник».

«Да?» – изумляется Лена.

«Всех подкупал?» – переспрашивает Шкловская.

«Он был очень богатым, как я».

«Откуда дровишки, – спрашивает Шкловский, – богатство, пардон?»

«От магии, магии слова».