Максим Гайдученин - Репейник

ть кот захотел небеса и заставил
лапы свои развестись,
он тоже был шариком, из-за ста́вен
смотрит теперь он вниз.

к ним длинношеий жирафушка взмыл,
львёнок, медуза, дракончик,
мышонок просил, крайне тих и уныл:
без укусов, ударов, драк, кочек.

удивлялася птица: не ди́ко разве?
удивляется, но не гогочет,
мишка уселся на дикобразе,
а дикобраз на прочих.

пари́ла компания, любуясь, как да́ли
греются закаточным диском,
нам не известно, приземлились когда ли —
тьма была олимпийской.

Как из кубка, я
росу да из розы пью,
неприступная,
обдала меня россыпью
зимних, морозных взглядов —
так не мёрз ни один прародитель,
но сказала, смутившись изрядно:
проводите.

Темнота, снова ныряешь в ласку ты,
одежда изрывается на лоскуты,
течёт с неё – не то ручей, не то река,
лишь вздохи, вопли – к чёрту нам риторика?

а всё, что за кроватью, как же чу́ждо нам…
она в моих объятьях, как жемчужина,
я волосы её рукою нежно скомкал,
уж очень неплохая эта незнакомка.

и ладно, что теперь снова без цента я,
но каждая секунда мне бесценная,
а деньги что? мне деньги все – бумага лишь,
больше от них зависишь – значит, больше нищ.

тела́, вроде вьюна́, как стебли, сплетены,
она, вроде, юна́ – я чую лень спины,
досталась мне она, как королю, белея,
лежит она со мной, как символ юбилея.

не знаю, что такое в этой жизни я по́стиг,
но то, что для других святыня, для меня – пластик,
пока другие соревнуются, по лестнице выше,
держуся из последних сил – давно бы уж вышел.

смотрю я, спящий, прямо в сон, а из
него исчезла вся страна Алис,
снится то пропасть, то железка – в общем, ствол,
однако, сказочка кончается волшебством.

и пусть несёте вы культуру: хоть попсу, вини́р,
из рук у жизни вырываю снова сувенир,
и в печку вновь кидаю, ведь из тория
и лепится «новейшая» история.

а за новейшей к нам нагрянет суперновая,
но жизнь людей останется терновая,
и пусть у вас очень широкий кругозор,
но я могу споткнуться вот так вдруг о взор.

а по годам напоминаю ламу, лет
двадцатка мне, быт в тягость, даже амулет
не помогает, как его я не вертел —
камень остался камнем; мир, как мир – вертеп.

бойцы раскрыли рты: MMA 1 1 [эм эм а] , Вин-Чу́н, 2 2 виды единоборств
узнавши, что слова я, как шуруп, винчу,
да что тут говорить? побледнел и жир,
когда я сообщил: Солнце, как инжир.

а чтобы не свалиться, просто славь края,
лежит она царицей, моя сладкая,
художник взял рукою мягкую пастель
и нарисовал мятую постель.

то ль кусок батиста здеся, то ли ситца,
хи́тро улыбается, ведь лисица,
я устал лежать с ней, в попытке сесть
понимаю, что сегодня я попался в сеть.

Пускай нимб носит кто-то другой,
не тяну я ладони к короне,
на Скайрим надвигается шторм,
нить, иглу – занавески и шторы.

тут лай рифм заливает пространство,
меч двухручный с земли подниму
и в край нимф на коне к иностранцам
вместо свеч его понесу.

Урал, Крым мне не нужен нисколько,
заиграл здесь красивый пейзаж,
Клювокрыл по имени «Колька»,
в заэкраньи птички да блажь.

и клан рыл мне на время не страшен,
и не страшен ни дождь и ни снег,
заострим мы стрелы и вмажем
в башни всех.

вот стою я сейчас на вершине,
наблюдая природный гул,
год за годом несётся – машина,
но гниёт деревянный стул.

Опять всё дребезжит —
это шум простой,
экран про грабежи
кричит да про строй,
однако, от экрана глазки отлепи,
из США вернись да из Африки.

вокруг ты оглянись,
пять минут постой,
птичка вопли в высь,
льву быка, прос той,
может быть, увидишь что-то новое?
сколько можно жить уже на войне?

людская масса chill,
на машинах катит,
науку я учил,
щас найду их катет,
хоть что-нибудь услышать бы о любви,
но их интересует только алиби,

машины, алкоголь
да и мат на «е»,
душа под палкой – голь,
мысли ватные,
а у меня неряха и педант в фойе —
кормлю я в это время пернатое.

войти возможно в за'мок
потайным путём,
шаг вперёд/назад мог,
но никак прутьём,
залазьте поскорее в бронежилет,
может прилететь, бро, мне же лет

так мало, пока а'ла,
пусть бурлит,
из парка щас коала —
вот буллит,
а я уж осознал давно, что вол you,
коала прокричала «на волю!»

вон, смотри: «цветёт как
аглая»,
но отвечает тётка:
«ага, я»,
но идёмте дальше, немо нежен, let…
уж давно противен мне манежей land.

станешь коль не глупым, извести,
посчитаю тема что замётана,
белый среди чёрных – негр в извести,
дама с вами? с вами лишь за мёд она,
а я языковой расплав, как сок солнц лью,
ответьте: где душа ваша за соц. ролью?

снова вы враз стали
в кучку, волк на части,
в землю вы врастали
в одночасье,
тогда же барабанил ещё град (дуэт),
у вас у всех есть я – это радует.

засыпаны передо мной
песком врата,
а на дороге гной,
месяц – сковорода,
толкаешься ногами, чтобы не тонуть,
но втягивает внутрь эта недонудь.

несётся время исто
под колесо,
запуская искры
в без платка лицо,
местами говорит принц правду – эт…
не ставьте, коль горит, prints palm to at.

погрязнешь – ум расслабьте,
не без сдвига? где ль?
переберём враз лапти,
как двигатель,
но я до дна достал, глубже не нырнуть,
не принимаю мир, будто вены ртуть.

Rome. Гром
над развалинами Колизея,
деревья нахально верхушками крон —
не ждут ничего, кроме зелья.

лёгкие капли (неровно, микрон)
падали прямо на Землю,
а, может, нашёл кто некро́номико́н
и двинулся крышкой на семь лун.

красиво и вкусно, тут ту́ры (чуть влез),
но если опять – это я начну,
тошнит от искусства, культуры, чудес
обычную Итальяночку,

но то Афанасий, то быстрый Билли
экскурсий просит – как едко!
в ней чувства давно уже все истребили,
но называют «кокетка».

«дать не должны вона тем фору мы! —
кричат ей, зубами лязгая, —
вперёд же, где ваши форумы
и прочее, Итальянское?!»