Валерий Щербаков - Дыхание тайги. Рассказы

– Будет брехать-то, – не верил Иван.

– Фома ты, Ванька, неверующий, ты бы видал, какие там кузнечики прыгают, ты бы вообще рот открыл, ну примерно, как сейчас, – и, показав рукой на приоткрытый рот Ивана, громко расхохотался.

Лицо дядьки моего покраснело.

– Заливай, старый, – с добродушной улыбкой произнес он.

– А саранча, Ванька, там – что наши лягушки, размером и цветом такие же, но только не квакают, а пронзительно стрекочут.

Дед Егор вдруг замолчал. Похлопав по карманам, достал из одного коробок спичек, из другого пачку махорки.

– Иван, дай-ка клочок на цигарку, – обратился он к дядьке.

Тот достал из кармана аккуратно нарезанные небольшие газетные листочки бумаги, один протянул деду.

Взяв, старик насыпал на него две щепотки махорки, затем, послюнявив край, ловко сделал самокрутку.

– Бушь? – подавая махорку Ивану, спросил он.

Иван молча взял и тоже скрутил себе самодельную папиросу. Они закурили, сделав несколько затяжек, рассказчик продолжал:

– Бывало, идем по плацу, а от саранчи земли не видать, столько ее много. Идем по ней, а сапоги аж хлюпают. Эта зараза все на своем пути пожирала, после ее нашествия оставалась очень тоскливая картина. Правда, за свою службу в Маньчжурии видел такое только один раз, – заключил дед.

– А в хорошие годы там красота, особенно весной. Все вокруг цветет и благоухат. Идешь по маршруту, а глаз не нарадуется на ту картину, которую перед собой видишь. Между сопками крупные цветы разных окрасов, тут и красные, и малиновые, и желтые, даже фиолетовые. Цветы энти там называют китайскими розами, – старик двумя пальцами притушил самокрутку и продолжил:

– В Маньчжурии все хорошо растет, субтропики – одно слово. Конопля там с тебя ростом, Ванька, будет… Я тогда и не знал, что это анаша – курительный наркотик. Так узбек, что у нас хлеборезом был, в курс дела меня ввел. Научил, как косячок-то делать.

– Так ты там анашу курил, дед? – спросил Иван.

– Пробовал.

– Ну и как, сильно забирает?

– Вначале, скажу вам честно, я ничего не понял, – почему-то шепотом произнес он.

– Уже возвращаясь с маршрута, мы с товарищем пыхнули косяк один на двоих, по-простому говоря, одну папироску. Путь наш пролегал мимо домиков, в них жили офицерские семьи. В одном из них были открыты окна, из них доносилась очень приятная музыка, – дед Егор хмыкнул и заулыбался.

– Так вот, слышу я эту музыку, и на душе так приятно, глянул на одно из окон, из которого доносилась музыка, и обмер, – рассказчик сделал паузу, видя, как мы его внимательно слушаем, и, почесав затылок, продолжил:

– Из окна, вижу, вылетают ноты, да цветные, все разного цвета. Музыкальной грамоте я не обучен, а ноты этой мелодии вижу.

– Ха-ха-ха… – не выдержал дядька и громко рассмеялся.

– Что ржешь, жеребец? На самом деле это было.

– Дед, а ну, нарисуй какую-нибудь ноту, которую ты видел, – утирая слезы, выступившие от смеха, сказал Иван.

– Не веришь, Фома, на-ка вот, – старик палкой изобразил на земле что-то похожее на ноту.

– Ну ты даешь! – весь трясясь от смеха, с трудом выговорил Иван.

– Так вот, – продолжал дед Егор.

– Энти ноты все летели из окна, пока тот дом не скрылся из виду. Тогда я сообразил, что это конопля на меня так действует. А вот после второго случая я эту дрянь больше не курил, лучше уж табачку потянуть.

– А что было во второй раз? – спросил, улыбаясь, Иван.

– А ничего, Ванька, глюки просто были. Иду я по маршруту, вижу такой приметный камень, прохожу метров двадцать, вижу снова точно такой же камень, хотя иду по прямой, а не по кругу. Короче, эта дурь бьет прямо по мозгам, а каков человек-то без мозгов, а, Ванька? Ни каков, – заключил рассказчик.

– После того раза больше коноплю не курил. Дурман это, а не табак.

Дед замолчал.

– Маньчжурия – интересный край, – продолжил он через некоторое время.

– Там и на рысь, и на дикого кабана можно нарваться. Ты знаешь, Ванька, какие секачи там бывают огромные, а клыки, как мечи, у них. Вспороть брюхо такой элементарно могёт, – дед замолчал, призадумался – видно, что-то припоминал.

– Как-то возвращались мы с Ярмошей с маршрута, – начал после короткой паузы старик. – Ярмоша – это мой сослуживец, Ярмоленко его фамилия, родом он с Украины. Вдруг видим, кабаны – и с ними выводок, пяток поросят. Секач сразу нас учуял и бросился на нас. Хорошо, сослуживец мой снайпером был, с первого выстрела тогда его и завалил, а то бы нам худо было, – дед Егор задумался, с минуту все молчали.

– А что ты про доты-то говорил, – спросил Иван, видно, вспомнив, на чем остановился старик, когда я подошел.

– А доты. Те доты еще Карбышев строил, был такой инженер. Они, я думаю, и по сей день по всей границе с Китаем стоят, – продолжал дед Егор.

– Эти доты непробиваемые, из специального бетона, толщиной до полутора метров, ни один снаряд их не возьмет. Да что про доты. Я лучше вам о красоте того края расскажу. Красивая Маньчжурия – ничего тут не скажешь, в лесах дикий виноград растет, лимонник, а какие там огромные ландыши. Красота…

Старик вдруг смолк. Выдержав небольшую паузу, он сказал:

– А у нас, братцы, все равно лучше, в наших краях много прелестей имеется, каких в Маньчжурии и не сыскать.

Он снова замолчал.

– Таежный наш край по-своему прекрасен, и мы это с вами, дорогие мои, хорошо знам, – заключил дед Егор задумчиво.

– А может, еще что-нибудь расскажешь? – спросил я в надежде его послушать. Дед Егор не ответил, видно, думал о чем-то своем.

Прошло несколько минут в тишине.

– Ну разве что о Ваньке, – вдруг с улыбкой сказал он.

– Обо мне-то, что рассказывать? – удивился Иван.

– Есть что, – ухмыляясь, добавил старик.

– Случилось это в каком году, сейчас не припомню, – начал дед Егор.

– Ваньке в ту пору было лет пятнадцать, в то время многие пользовались плотами, на них перевозили и людей, и кой-какие грузы. Так вот, у берега стояло несколько таких плавучих средств. Ванька наш, – подчеркнул рассказчик, глядя на Ивана Денисовича, которому уже было где-то за пятьдесят, – как раз в тот момент находился на берегу реки. Да еще и не один, с ним были два племянника примерно одного возраста. По-моему, им в ту пору было по три годика. Это были Сережка, сын Павла, Ванькиного старшего брата, да Петька, сын Николая, среднего брата, – сказал дед, обращаясь ко мне.

– Ванька-то наш вздумал покатать племяшей на плоту. Все бы ничего, да вот беда в том, что Иван-то плавать не умел, да он и сейчас воды боится.

– Бреши дальше, – добродушно произнес Иван.

– Ну так вот, – продолжал тот.

– Разделся Ванюша до трусов да зашел в воду, ну и стал толкать плот. Мальцы довольны, и Ванька наш рад. Ну а берега-то, сам знашь, крутые у реки, – сказал дед, обращаясь ко мне. – Тут и яма случилась. Ванька с головой ушел и плот-то отпустил, сам кое-как выбрался на берег, а плот-то понесло течением, да все дальше от берега. Бежит наш Ванька по песочку да руками машет, показывая на малышей, с испугу-то совсем дар речи потерял, только руками машет. А плот все дальше уносит. Мальцы на нем, ничего не подозревая, сидят себе да по сторонам глядят. Сидят мальчишки на бревнах, а вокруг вода, течение-то у реки быстрое. На счастье, рыбачки сидели у косы рыбу удили. Вот они-то мальцов и заметили: видят, плот мимо плывет, а на нем два несмышленыша сидят да на них глядят.