Катерина Чиркова - Не знаю

По-разному было. Было так, что хватало в неделю на четыре яйца, полкапусты и три сосиски. Или я работала в МГИМО за шестьдесят долларов. Преподавателем. Но младшим. Но в МГИМО. И ушла оттуда секретарём в фирму. На четыреста. Народ в это время капиталы делал на рынках, на толкучках, в той же рекламе, куда я попала много позже, когда все уже поделили и цивилизовали. Но мне-то деньги не нужны, я же их презираю. Я как папа – аскет.

Однажды я попала в рабство. Это когда у тебя в кадрах в залоге лежат документы – у меня свидетельство о рождении лежало – зарплата чёрная, хотят – дают, хотят – нет. Я совершила побег, бросила к едрене фене свое свидетельство о рождении. Меня поймали – обманом – и предложили повышение зарплаты. Прям спросили – говори, сколько хочешь. И я попросила – на сто долларов больше.

С начала двухтысячных началось благополучие. Я поменяла работу. Зарплата скакнула в три раза. На майские на Кипр… это казалось шиком, новым уровнем жизни.

Как раз в это время честные люди начали покупать первые квартиры. Это я только потом сообразила, что воровать не обязательно для этого.

Мои деньги все равно были не самые крутые. Так себе денюшки. Я даже откатов брать не научилась. Пятнадцать лет в ивент-бизнесе… Ничему не научили. Я иногда думаю, может, дело не в деньгах, может, я дурочка просто?

Нет, один откат я получила. Пятьдесят долларов. Я причём вообще не поняла, что это, понесла их в бухгалтерию сдавать.

Для меня деньги – это вот то, что я держу в руках. Инвестиции, вложения, собственность – это все фигня. Вот, бумажки. Но в крайнем случае карточка.

Раз я сделала инвестицию. В кофточку в переходе. Накануне дефолта. Тётка сказала: «Покупай, девушка, завтра кусок хлеба купишь на эти деньги». Ну я и купила. Да! Ещё был «Гербалайф». До сих пор чемоданчик с банками протухшей травы и порошков валяется где-то на дачном чердаке. Так я, попросив у отца в долг денег на приобретение первичного набора, ни одного не то что не продала, а даже не заикнулась никому о том, что у меня он есть.

Именно деньги в руках – не капиталы и не собственность – решают мои проблемы. А проблемы такие – забыл, не успел, продолбал – просто заплати чуть больше. Потерял, украли – купи новое. Сразу же. Два. Двое трусов, двое пляжных тапок, два деревянных котика, два чемодана.

Деньги – как технологии – начинают жить за тебя. Сначала они убирают за тебя, готовят, регистрируют тебя куда-то. А потом ты понимаешь – а я вообще могу что-то сам?

Вот если меня оставить без телефона и без денег? Что будет вообще?

А последнее время борьба с деньгами приобрела какие-то совсем болезненные формы. Я всячески стараюсь показать им, что они мне не нужны. Я их просто выбрасываю. Плачу за что-нибудь и забываю забрать. Или съесть это забываю. Купил билет и не поехал – мое все. Например, ошибиться с датой при покупке невозвратных билетов. Тыкать пальцем не глядя, а потом сидеть дома в пижаме и получить СМС – а-ля пристегните ремни, взлетаем.

А другой рукой я при этом экономлю. Покупаю билет не на то число – но эконом и без багажа.

Я все пытаюсь поставить деньги на место, а они, кажется, давно уже заняли моё. Как двойник-Голядкин.

И вот я в них вцепилась и не могу от них отлепиться. Они моё главное достижение и моя главная опора. При этом я не забываю, что их у меня не так уж много, меньше, чем у многих. Иногда я совсем запутываюсь и думаю – может, все проблемы с деньгами все-таки оттого, что их недостаточно? Может, мне нужно на самом деле не десять курток, а двадцать? Или типа одна, но за сто восемьдесят тысяч. Из серии «ты этого достойна». И сразу вопрос – и че, это все, чего ты достойна?

А с другой стороны, стоимость за свои психологические консультации – а деньги на третье высшее образование и кучу специализаций потрачены немалые – я вот никак не могу повысить.

А с третьей стороны, объявления в интернете. Нужно шестьсот тысяч на операцию. От этого зависит жизнь. И я такая – блин… Это треть моей машины. А в семье их две. Кстати, у мужа дороже машина… И это два моих отпуска. Ну хорошо, три.

Ладно, четыре… Не так уж много я зарабатываю.

И перевожу тысячу рублей. Не мало? Так спрашиваешь себя – и – нуаче, я ж не миллионер. Другие сто переводят. Хоть что-то. Я ж работала. Не на дороге их нашла…

Токсичные отношения с деньгами. Зависимость. С ними плохо, без них ещё хуже. Согласитесь, если заменить слово «деньги» мужским именем в этом тесте, больше ничего не придется менять. Или словом «водка», а то и каким-нибудь словом потяжелее.

Я так устала от этих отношений. Но от денег, в отличие от мужчины, водки и наркотиков, невозможно избавиться. Они как время, как вода, как воздух. Как поставить их на место? На второе место. Нет, на третье… Или?.. На какое?

Вы ж понимаете, это вообще не про деньги… Про жизнь, да. На что я её трачу? И вообще жизнь, это много или мало?

Эта квартира. Мемориальные доски на подъездах… По нынешним рыночным – базарным – временам она стоит много денег. В свое время она стоила многих усилий. Намеки, звонки, услуги, отношения, водка, интриги, нужные люди, победы, творческие союзы, должности в них. На черта мне это все сдалось.

Я приехал в Москву талантливым провинциальным аспирантом. На защите кандидатской звучали возгласы: «Предлагаю присудить докторскую степень!» И – «Зачем же докторскую? Он же кандидатскую защищает». «Своим» я так и не стал. Преподавательского места для меня на филфаке не нашлось: захвалили, запоздравляли и – «Вам с вашим талантом в нашей академической среде негде будет развернуться, мы вам дадим рекомендацию в самый творческий ВУЗ Москвы, там учились A, B, C, а преподавали X, Y, Z и даже сам W!» И мне перечисляли фамилии. С одной стороны, тех, кого знала вся страна. С другой – тех, что на слуху были у широких кругов узкой прослойки – интеллектуалов, как говорят сегодня, заимствуя из английского; или интеллигенции, как выражались тогда, неоднозначно, как-то при этом интонируя. «Еще очки нацепил», мда. Фамилии, носители которых слыли недосягаемыми полубогами, но втайне казались мне – что уж там – не такими уж и гениями, я-то уж никак не хуже. Профессура дореволюционных лет рождения, легендарные седины, пенсне, академические тома, на равной ноге с титанами – Пушкиным, Шекспиром. И выпускники – мои почти ровесники, но уже гремевшие официально, а иные – подпольно, что еще было почетнее. Сколько водки было – позднее – выпито с этими фамилиями – да и с новыми, которые в свою очередь становились и славными, и маститыми, и признанными. Ступить с ними на один паркет? О, да.

– Ну что ж, – покряхтывая сказала моя Кривая, Нина Григорьевна. – Не МГУ, конечно…

В семидесятые, ближе к восьмидесятым, я, казалось, был во главе одной из самых шумных и резонансных стай. Мне принадлежало авторство самого называния нас – сорокалетние. То была общность, согласие – казалось – идей и координат, литературное братство. Не цифра-возраст, но середина линии, эйдос расцвета виделся в этом самоназвании. Энергия – не протеста, но самой жизни. Впрочем, достаточно быстро все было упрощено и уплощено до понятия «поколение», хотя, строго говоря, что такое поколение? В каждом поколении есть всё. Условная совершенно категория. Идеи наши, описываемые со стороны, изменялись до неузнаваемости. Но, да бог с ними, понятно, нужно же все закомпоновать, к чему-то отнести, классифицировать. Фокус на частную жизнь и лирику, герой – приверженец «дворничества» и иных идеологий «ухода» из социальной жизни – вот что нам приписывалось. Битвы разыгрывались на страницах литературных газет и модного Культобоза. Я, всегда в первых рядах боев, писал много, легко, с азартом, всегда пытаясь вернуть глубину, непримитивность нашей платформе. Литературная Москва ждала каждой публикации. Я сам, достав из ящика свежую газету, разворачивал, читал вслух. Текст, отчужденный от меня, своего автора, заживший своей жизнью на этом тонком, но жестко держащем форму крахмальном листе – был хорош. Силен, упруг. Лелечка, всегда воодушевлена, жила, дышала вместе со мной этими публикациями, слушала, поддакивала. «Свои» звонили с восторгами, враги точили перья для ответа.