Александр Вендеров - Любовный квадрат. Драма из жизни зумеров

– Довёл, блядь, сынок. Алкоголик хуев!

– Мам, ну что теперь ругаться? – возражал Юра. – Серёга и сам переживает. Как он, кстати?

– Бухает, как сука – вот как! Нажрётся, сядет на «двенашку» и едет по всей дороге 9 9 То есть водитель настолько пьян, что управляемый им автомобиль прижимается то к правой обочине, то к левой. . Лучше бы у него тогда права забрали, а то ведь доездится. Один раз приехал сюда, правда, трезвый. Посидел с отцом, сказал: «Батя, поправляйся» и уехал. А утки из-под бати мне выносить!

– Давай я с отцом посижу: у меня сегодня весь день свободен. А ты поезжай домой.

– Спасибо, Юра, поеду. Там в Пневичах ещё и пожрать нечего – готовить надо. Я тогда завтра утром приеду. А с Катей у тебя как?

– Всё нормально, мама.

У Юры всегда так: даже если не всё в порядке, он говорит, что нормально. Кате всё меньше и меньше нравились поездки Юры в Вышгородскую центральную районную больницу. Там врачи есть, медсёстры, опять же, Наталья Александровна каждый день приезжает – так зачем Юре туда мотаться? Мало того: он ездил не только в Вышгород, но и в Миронцево с Пневичами, мотивируя это тем, что надо помогать матери, двоюродным сёстрам и брату с уборкой урожая. Трудно Кате поставить себя на место другого человека, как, по правде сказать, и Юре, и по причине дефицита эмпатии у обоих отношения вновь стали портиться. Впрочем, об этом рассказ ещё впереди.

Одиннадцатого сентября лечащий врач выписал пациента, ведь после инсульта, как правило, не держат в больнице больше двух недель. Но куда выписывать в таком состоянии? Виктор Михайлович уже мог немного поднимать левую руку и осторожно с палочкой доходить до туалета, но речь у него отнялась совершенно, да и ухаживать за собой он был не в силах. Сосед по Миронцево, дачник из Москвы, помог Наталье Александровне договориться с реабилитационным центром в ближнем Подмосковье. Совсем рядом с Акимовском это медицинское учреждение, всего каких-то двадцать три километра, и тем сильнее Юру мучила совесть, что он сам не отвёз отца. Он в этот день был на службе, а поменяться ни с кем не вышло. Папу отвёз всё тот же сосед – замечательный человек, а всё же лучше бы это сделал его родной сын.

Наступило настоящее бабье лето – сезон, который не спутаешь ни с каким другим. Вроде бы, тепло почти как в августе, но природа, даже если не видеть день ото дня всё больше желтеющей листвы деревьев, выглядит чуть иначе, чем всего месяц назад. И только после некоторого размышления понимаешь, что именно поменялось: солнце стоит ниже! Оттого даже в середине дня тени от предметов длиннее, а где-то там, в лесах и полях, окружающих Миронцево, серебрятся под этим неярким солнцем паутинки на высоких стеблях диких злаков. А небо синее-синее, прохладное – не такое, как в июльскую жару, когда оно приобретает серовато-голубой оттенок, похожий на цвет глаз Кати. И так много сейчас лосиных мух в лесу, что сходишь за грибами или на раскопки и долго потом вытряхиваешь одежду и выбираешь насекомых из волос, находишь на коже, а они всё ползают по тебе. Бр-р-р! Об этом думал и вспоминал Юра, стоя одиннадцатого сентября 2020 года на дежурстве в Москве и пытаясь переключить свои мысли с отца на что-то другое. Он, в сущности, и не виноват, что не смог отвезти папу, а всё равно расстроился. Юра – единственный родной ребёнок Виктора Михайловича, и ему так хочется, чтобы папа и мама жили долго и были здоровы! Может, в реабилитационном центре отца хотя бы отчасти вернут к нормальной жизни. Он и так этой нормальной жизни не так много видел на своём веку.

Мысли текли дальше. Юра тосковал по деревне. Он всё своё детство жил в деревянном доме, а теперь никак не мог привыкнуть к квартире. Ему любая квартира, будь то в Пневичах или в Акимовске, казалась бетонной коробкой, куда его словно бы насильно заперли. Он даже спал плохо в бетонных стенах. Хорошо ещё, когда с Катей мир, но так бывает не всегда. Ревнивая она и эгоистичная. Говорит, что любит его, однако если это и так, то любит какой-то оригинальной любовью. Юра отдавал себе отчёт, что он и сам порой ревнует на пустом месте. Вот кто такой Алёша Рысин? В представлении Юры он неудачник и недомужчина, коль скоро человеку под сорок, а он ничего значимого в жизни не добился. Как может Катя предпочесть его этому юродивому Алёше? Это исключено. Тем не менее, когда неделю назад Катя сказала, что гуляла по Москве с художником, Юра испытал неприятное чувство.

По рации поступил вызов: на объект приехала какая-то машина – надо досмотреть и, если всё в порядке, пропустить. Вмешательство извне прервало раздумья Юры, и он пошёл исполнять свои прямые служебные обязанности.

***

Назвать встречу Кати и Алёши прогулкой можно было с большой натяжкой. Четвёртого сентября она написала ему и предложила вместе съездить в отделение Сбербанка возле Киевского вокзала за зарплатной картой. Алёша, находившийся в то время в Москве, ясен пень, согласился. Сложно было представить такое дело, которое он не отложил бы ради Кати. Он встретил её в метро в центре города, вместе съездили в банк, а после Алёша проводил Катю на электричку. И только сейчас Катя осознала со всей очевидностью, что Алёша смотрит на неё не просто как влюблённый – нет, он смотрел на Катю преданными, словно бы собачьими глазами. А поскольку Алёша никогда Кате не возражал, она не поняла, как глубоко она его в тот день обидела. Говорили в основном об отношениях Кати с Юрой, что давно уже стало главной темой разговоров с Алёшей: ей надо было выговориться и рассказать, что хорошего у них происходит и что плохого, дабы Алёша безоговорочно поддержал её во всём. Когда переходили с «Театральной» на «Площадь Революции», Алёша вспомнил Алсу – бывшую девушку Юры. И Катя обронила такую фразу о человеке, которого она ни разу в жизни не видела:

– Мне Юра о ней говорил, она сильно ему нервы трепала, а потом из армии не дождалась. Да пошла она на хуй – эта шмара черножопая. С таким именем шлюхи на трассе стоят.

– Катя, она татарка, – нерешительно проговорил Алёша.

– А мне поебать, кто она. Чурка – и всё тут.

Алёша и сам наполовину татарин! Он так и не простил своего непутёвого отца, но обиды на тот народ, из которого вышел его папа, у Алёши не было. Кроме того, Алёша с презрением относился ко всем, кто оскорбляет людей по признаку национальности, цвета кожи и разреза глаз. А из слов Кати можно было сделать вывод, что и он, Алексей Хайдарович Рысин, для неё черножопый и чурка. Он уже решил было отчитать Катю за такие слова, но душа ушла в пятки, а язык словно бы окаменел во рту. Вот сейчас он скажет ей поперёк, а она обидится и больше не позовёт гулять. И Алёша проглотил эти злые слова, которые отнёс не только на счёт Алсу, но и на счёт всего татарского народа, к которому хотя бы отчасти относил и себя. После он не раз мысленно обругал себя слабохарактерной тряпкой за свою нерешительность, однако ничего поделать с этим не мог. Главное для него – не потерять Катю. Она теперь стала всем смыслом его жизни и всей радостью.