Елена Велес - Однажды в Берлине

– Роби, что я тебе говорила? – с лёгкой укоризной спросила Ангела. Но она не хотела сильно ругать сына. – Как ты себя ведёшь?

– Прости, мамочка, – мальчик перевёл взгляд с матери на Катрин. – Здравствуйте, фрёйлин.

– Привет, пацан. Ты ещё играешь в игрушки?

– Это мне? – искренне удивился мальчик.

Малыш протянул свои ручки и принял подарок.

– Спасибо, фрёйлин, – поблагодарил он.

– Фрёйлин Шван, – поправила Ангела.

– Шван? – нахмурился малыш. – Как птица?

( Прим. Schwan – лебедь с немецкого)

– Ага! – рассмеялась Катрин.

– Роберт! – в то же время воскликнула Шмид. Ей становилось стыдно за поведение сына, и она боялась, как может на это отреагировать гостья. Но ту, похоже эта ситуация забавляла.

– Всё нормально, Ангела, это же ребёнок, – Шван открыла сумку и достала оттуда бутылку белого сухого рислинга. – Ребёнку – игрушку, маме – вино, – зачем-то игриво подмигнула блондинка то ли матери, то ли мальчику.

– Думаю, не стоило этого делать, – смущаясь пробормотала Ангела.

Шван осмотрелась. Квартирка Ангелы была крошечной, в отличии от той, где снимала комнату Катрин. Квартира фрау фон Гинсбург была большой и светлой, с просторными комнатами, большой кухней и высокими потолками. У Шмид же в одной комнатушке находилась и гостиная, и спальня, и кухня. В центре комнаты стоял круглый небольшой обеденный стол, накрытый скатертью в красно-белый квадрат. Наверняка Шмид достала скатерть из закромов. У одной стены стоял небольшой гардеробный шкаф с зеркалом на дверце. Узкая металлическая койка стояла в углу возле окна. Над кроватью висела полка с книгами. У другой стены стояла плита и кухонный шкаф. Дверь возле шкафа, скорее всего, вела в уборную.

Роберт быстро умял свою порцию картошки и сосисок и забравшись на кровать, стал играть со своим подарком. Катрин разлила остатки вина по бокалам и достала из сумки сигареты.

– Ты не против, если я покурю? – спросила она.

Через несколько секунд перед блондинкой стоял стакан, так как Шмид не курила и пепельниц в доме не было.

– Расскажи о себе, – Шван выдохнула дым и посмотрела на брюнетку.

– Что вы хотите знать, фрёйлин Шван?

Катрин поморщилась.

– И перестань звать меня фрёйлин. У меня в конце концов имя есть! Мы же с тобой наверняка ровесницы. Сколько тебе?

– Двадцать.

– Мне двадцать один. Так что всё. Зови меня Катрин и на «ты». Договорились?

Ангела кивнула. Она ждала, что блондинка расскажет про свой разговор с начальством, но та тянула. Неужели она не переговорила по поводу неё? Работу сейчас было сложно найти. Особенно молодой девушке. Особенно еврейке.

– Ну, так ты мне расскажешь про себя?

– Моя мама самая лучшая, – вмешался Роберт, не отрываясь от игрушки.

– Я думаю, что ты прав пацан, – улыбнулась Шван. – Только у самой лучшей мамы на свете может быть такой сын.

– А ещё, – малыш поднял голову и, посмотрев на мать, улыбнулся. Переведя взгляд на блондинку, добавил, – она самая красивая.

– Ещё какая, – пробормотала Шван, делая глоток и чуть громче добавила, – Вот видишь, твой ребёнок знает о тебе больше, чем ты сама. У тебя с паспортом всё нормально? – перешла к делу Катрин.

– Да, – усмехнулась Шмид. – Единственная проблема, что он жёлтый.

( Прим. У немцев паспорт был серого цвета, у евреев – жёлтый ).

– Гер Рюдгер Лохмер сказал, что ничего не имеет против. Ему главное, чтобы ты выполняла свою работу. Правда… – Катрин чуть запнулась и добавила. – Он сказал, что не сможет тебе платить столько же, сколько, если бы была немкой. Но добавил, что готов обсудить это лично с тобой. Не знаю, что он имел ввиду, – Шван чуть пожала плечами.

Гер Лохмер почти не задумываясь согласился побеседовать с Ангелой, сказав, что Катрин пришла к нему как нельзя вовремя: не придётся лишний раз беспокоиться, чтобы подавать объявление в газету.

– К сожалению, фрёйлин Шван, я не смогу платить вашей знакомой сто рейхсмарок, вы же меня понимаете? – сказал он тогда в кабинете. – Но может быть я смогу что-нибудь придумать.

– В любом случае этих денег будет больше, чем, если бы я продавала газеты, переодевшись мальчишкой и выполняла грязную работу на вроде той, в кафе, – усмехнулась брюнетка.

Про работу в пекарне Шмид не стала упоминать, чтобы не шокировать новую подругу. Зачем Катрин знать такие подробности, что ей приходиться подрабатывать иногда и ночами?

Катрин посмотрела на Роберта и с удивлением обнаружила, что мальчик спит. Ангела проследила за её взглядом и улыбнулась.

– Он всегда засыпает в это время, – девушка встала из-за стола и, достав из шкафа плед, укутала сынишку.

– Ты бы предупредила. Я могла бы прийти ближе к вечеру, – блондинке стало немного неудобно.

– Всё нормально, Катрин, – с улыбкой обернулась Шмид. – У Роби крепкий сон.

Ангела подошла к окну, которое выходило на маленький серый дворик. Она услышала, как Катрин встала из-за стола и подошла сзади. Шван хотелось обнять девушку за талию и положить той голову на плечо. Но она понимала, что этими действиями только напугает Ангелу. Брюнетка не такая, как все другие, с кем когда-то спала Шван. Девушка не поймёт её. Закроется. Выставит за дверь и откажется от предложенной работы. А что ещё хуже, Катрин осознавала это, она потеряет ещё и друга. Всё, что она смогла себе позволить, так это положить свою ладонь на спину брюнетки и тихо сказать:

– Всё будет хорошо, Ангела. У тебя и Роберта всё будет хорошо.

Шмид обернулась, подняв карие глаза на гостью и грустно усмехнулась:

– Я не знаю, Катрин. Мне страшно. Тебе этого не понять.

– Объясни, – попросила блондинка.

– Я, наверное, никогда не забуду тот день, – прошептала Ангела, посмотрев на спящего сына. – Мы с родителями возвращались из ресторана, – Шмид прикрыла глаза. – Была зима. Январь. Зимой темнеет рано. Мы поздно заметили, что за нами следуют молодые подвыпившие люди в форме Гитлерюгенда. ( Прим. Молодёжная нацистская организация )

Катрин почувствовала, как напряглась Ангела и всё же осмелилась обнять её за плечи. Её не оттолкнули.

А Ангела не знала, зачем решила доверить новой знакомой свою историю? Может, виноват был алкоголь? А может она устала держать это в себе и нужно было кому-то всё рассказать и облегчить свою душу?

– Отец работал помощником управляющего банка. Мы жили… Теперь это уже не важно где мы жили, – покачала головой девушка. – Мы занимали половину первого этажа… – она грустно усмехнулась, – гостиная, кухня, столовая, спальня родителей, у меня была своя комната, а у отца даже свой кабинет, – на какое-то время она замолкла, а потом едва ли не выкрикнула, от чего Шван вздрогнула и по её телу прошлась неприятная дрожь. – «Сдохни, жид!» , – сколько боли было в её словах! Катрин отчасти её понимала. Она тоже лишилась родителей примерно в том же возрасте. Но она чувствовала, что Ангела хочет доверить ей нечто большее. – Папу застрелили. Соседи не услышали выстрел из-за глушителя. Маму просто пырнули кортиком. Никто из нас ничего не успел сказать, – девушка дрожащими пальцами прикоснулась к шраму над губой и закрыла глаза. Катрин её не перебивала. Прошло много времени, наверное, минута, когда брюнетка произнесла. – Их было четверо. Мне заткнули рот. – Ангела схватилась за подоконник так, что костяшки на её пальцах побелели. – Все подтянутые, красивые белокурые немцы. Чистая, блять, арийская кровь, – сквозь зубы выплюнула Шмид. Если бы она обладала ядом, то тот, наверное, смог бы убить. Так, по крайней мере, в тот момент показалось Шван.