Эльвира Абдулова - Родные узы

Асе не верилось, что это происходит с ней всерьез. Когда за гостями закрылась дверь, мамой еще долго сидела за столом, звонила подруге и рассказывала о случившемся. Теперь она была спокойной. Сидела, выпрямившись, нога на ногу, сильно раскачивая правой ногой. Красивая сильная женщина в новом платье, с высокой прической, она что-то хватала вилкой со стола и спокойно ела. Сердилась только тогда, когда бабушка пыталась заступиться за старшую дочку.

– Они не нуждаются. У нее одна племянница, у которой нет отца. Что она мелочится и приносит подачки?!? Не могла купить часы – пусть бы вообще ничего не давала! Как же вы не видите, какая она хитрожопая? Живет, как кот в масле, и еще здесь хочет урвать!

Зашедшая очень вовремя соседка, скорее всего привлеченная шумом, выслушав мамину версию, Асе в дверях сказала: «Я тебе сочувствую…».

Дедушка лежал в полумраке с занавешенными окнами несколько дней, в доме пахло лекарствами, Ася носила ему чай с лимоном, а он тихо шептал «Не смейте!» и говорил что-то про странный характер дочерей, которые тянутся всегда в разные стороны. Одна груба и своевольна, другая может проявить сочувствие, обнаружить трезвый ум, а потом вдруг так ошарашит какой-нибудь полудетской выходкой, эгоизмом, что оторопь берет. Асе хотелось сказать деду, что никто ее часами не заманивал, ничего она не ждала, но каким-то внутренним чувством она понимала: сейчас этого делать не стоит.

Таким Асе запомнился день ее четырнадцатилетия. Еще долго мама припоминала бабушкину недалекость, жадность старшей сестры и Асину глупость, когда дочка пыталась ее успокоить. Мама никогда не делала того, что ей не хотелось. Сейчас примирение в ее планы не входило, и тут крылись все причины. Всякого рода сочувственные расспросы, рекомендации и советы дальних родственников из личного опыта мама отвергала. Чересчур занятая работой и сложными отношениями с мужчиной, который собирался уезжать из страны, она к Асиному дню рождения больше не возвращалась. То, что скандал испортил праздник дочери, было недоступно ее уму. «Ну почему нельзя было просто взять конверт и поблагодарить?», – думала Ася. Но все, что делала мама, всегда преподносилось в форме заботы о дочери, хотя сердцем девочка понимала: цель совсем не в этом. Бабушка тихо вздыхала: «Нет у Люси доброты, злая она». Дедушка молча переносил происходящее и жил в ожидании следующего праздника, когда семья вынуждена будет собраться вместе. «Тогда и помирятся – выхода у них другого не будет!», – говорил он.

Наблюдая за матерью, Ася поняла: ей даже нравилось то, что сестра теперь приходит тогда, когда ее нет дома, в этом ей виделась победа. То, что случилось с тем злополучным конвертом, Ася и не помнит, для нее это не являлось важным. Через несколько дней они с мамой все же съездили в магазин в центр города и купили ей часы – блестящий золотой тикающий кругляшок с шоколадным ремешком, но они почему-то не принесли ей радости. Подробности той истории со временем исчезли, но осадок, гнусный и болезненный, остался. И вместе с ним осталось осознание того, что она ничего не стоит. Ни она, Ася, ни ее чувства, ни ее день рождения. Со временем она поняла: вины ее в этом нет, потому что помимо ее стремления к миру и счастью, есть и другая жизнь, жизнь других людей, она огромная и неисчерпаемая, и от нее ни спастись, ни заслониться просто невозможно. Асино желание видеть всех вокруг добрыми и счастливыми еще много раз за ее долгую жизнь натыкалось на непробиваемую стену из человеческого равнодушия и эгоизма. Первоначально она билась, упорно в нее стучалась, а потом отступила, понимая, что невозможно насильно сделать человека счастливым и спокойным, в особенности, если ему этого совсем не хочется…

А потом, пару лет спустя, возникла эта история с наследством. Хотя какое там наследство!.. «Запорожец» и несколько тысяч на сберегательной книжке деда. Мама торжествовала: тот ее тройной обмен прекратил возможные посягательства на родительскую квартиру. Теперь сестра прав на нее не имела, но вот что касается всего остального – уступать она не собиралась. Овдовевшая бабушка как-то сразу сникла, потеряла всяческий интерес к жизни: дети и внуки выросли, мужа нет тоже, никто больше не нуждался в ее заботе и внимании. Вместе с дедушкой ушел самый главный, скрепляющий семью элемент. Все как-то рассыпались, разошлись и полностью погрузились в застрявший конфликт. Он, между тем, крепчал и затягивал все сильнее. Ушли обязательные празднования Пасхи, Нового года и Дня Победы, а вместе с этим и дни вынужденного примирения; бабушка уменьшилась, затихла и позволила дочерям делить ее по собственному назначению. Собственно, пожилая женщина никому особенно была не нужна, но мама рассуждала железно: если сестра посягает на отцовские накопления, пусть и старушку забирает к себе. Она шла обязательным приложением к скромной сумме. Сейчас Ася, конечно, думает иначе: с какой стати пожилой человек, привыкший жить в своем доме, должен переезжать в другую квартиру? Не погостить на неделю-другую, а именно жить. Мама рассуждала так: хочешь забрать отцовское наследство, будь добра прихвати и старушку-мать, а вместе с этим неси все затраты на ее здоровье, питание и последующие похоронные нужды.

Ситуация со временем, конечно, только ухудшилась. Ната, несмотря на благополучие в семье, хотела получить свою долю наследства тоже – мама считала, что по праву проживающей с родителями дочери и по одному тому факту, что она одна воспитывает ребенка, все должно достаться только ей. В конце концов, богатства были распределены, по мнению матери, несколько неравноценно. Желтый ушастый «Запорожец» достался ей, хотя водить она не могла, а небольшие денежные накопления отошли к сестре. Понять, на чем основана логика, Ася не может и сейчас. Разобрались сестры не без вмешательства адвоката, забыв, что мать все еще жива. Никто из них не обладал снисходительностью и здравым рассудком, они вынуждали мать принимать чью-то сторону в разгоревшемся конфликте, а она хотела только одного – покоя и тишины.

Раз в месяц мама погружала бабушку в такси и отправляла на недельку-другую погостить к старшей дочери. Ася сейчас и не вспомнит, как принимала эту затею бабушка. Скорее всего, ее согласия не спрашивали. Тетя ей особенно рада не была. Одно дело – навещать родителей два раза в месяц, и совсем другое – терпеть ее неаккуратность и просыпаться ночью от шаркающих ног. В их семье появилась новая традиция: если приходили важные гости, коллеги мужа, Ната предпочитала кормить бабушку на кухне, заранее. Та не обижалась, знала сама: вилками и ножами пользоваться не привыкла, глаза и руки уже не те, немудрено пронести кусок мимо, а Коле будет неудобно за нее. На кухне было тепло, светло и удобно, да и чайник опять-таки рядом. Всегда можно налить себе кипяточка и хорошенько отмыть руки после рыбы – Коля не любит этот запах. К приготовлению еды ее не допускали: ты ничего не делай, мама, только отдыхай, не дай бог попадет волосок, Коля есть не будет, ты же знаешь.