Эльвира Абдулова - Родные узы

На свадьбу они, конечно, не пришли. Мама не пригласила даже бабушку. Сочла, что она будет лишней – старушка плохо слышала, по-прежнему носила любимые с юности платья, прикрытые дома фартуком. Красивых напутственных слов молодым сказать бы не смогла, зато легко бы пронесла кусок мимо рта, и ее оставили дома. «Слушайся во всем мужа», – только это, вероятно, самое главное напутствие дала ей бабушка Дуся перед свадьбой.

Через несколько дней молодые уехали, и Ася совсем не помнит ничего, касательно бабушки и тети. В спешке собирали вещи, что-то отправляли посылкой, улаживали дела в институте – только бы ничего не забыть и не упустить! Несколько беспокоила недавно возникшая трещина между сроднившимися кланами, но тревожила как-то издалека, как изредка появляющаяся зубная боль, потому что счастье, новое, свежеобразовавшееся замужество охватило полностью, не давая отвлекаться на пустяки. Ася, так давно привыкшая жить в состоянии войны, восприняла этот незначительный конфликт как нечто само собой разумеющееся. Они уедут, будут жить вдвоем, вдалеке от всех остальных – это было главное. Только это, и ничего больше.

Во второй свой приезд на сессию Ася обнаружила, что что-то пошло не так с самого начала, с самой первой встречи в аэропорту. Хотя мама ни о чем таком по телефону даже не обмолвилась. Некие непредвиденные события произошли во время ее отсутствия. Ася это поняла сразу. Мама, ее эффектная и всегда исключительно одетая мама, встретила ее в новом кожаном плаще и с безупречной прической. Из-под черного роскошного плаща выглядывало перевязанное эластичным бинтом колено, а рядом с мамой стоял Асин свекр. Можно было подумать, что он приехал на машине, чтобы встретить и подвезти невестку, но Ася понимала, что дело совсем не в этом. Не верилось еще и потому, что мама в самый кратчайший срок предсвадебных хлопот уже успела испортить отношения с родней Асиного мужа. О сводках с поля битвы она регулярно сообщала дочке во время их телефонных разговоров. Это были еще не открытые военные действия, а так, легкая перепалка, выстрелы из-за укрытия, вперемешку с краткими перемириями. Надо признаться, семья мужа была далеко не в восторге от раннего брака, невестка представлялась им существом сложносочиненным и с большими запросами (запросы за нее озвучила мама, как раз таки во время знакомства двух семей). Сами они жили уединенно, не любили шумных компаний, не имели хороших друзей и не хотели никаких новых родственников. И Ася знала: прибегнуть к их помощи мама могла только в самом крайнем случае. Вот почему эта встречающая ее делегация насторожила девушку с первого взгляда.

Они что-то собирались сказать, но топтались на месте, искоса поглядывая друг на друга. Скорее всего, был некий выработанный ими план, и они, разглядывая ее худобу и выпирающий живот, все же сообщили ей полуправду. Бабушка болеет, выглядит плохо – лучше тебе в таком положении это не видеть. Поэтому поживешь эти десять сессионных дней у родителей мужа. Эластичный бинт на мамином колене был следствием полученной травмы: ее сбила машина два месяца назад, но все прошло легко, травма не серьезная, и мама уже давно работает, вот только колено побаливает, когда меняется погода. Ася едва смогла вымолвить слово – почему ей ни о чем не говорили? Как такое можно скрывать? А зачем тебе в таком положении беспокоиться?

Это были первые и единственные в ее жизни три дня, когда Ася прожила с родителями мужа. Те гостям никогда рады не были и приняли ее вынужденно. Одного Ася понять не могла: почему ей нельзя жить дома? На следующий день при помощи двоюродной сестры бабушки открылась настоящая правда. Бабушка, по прогнозам врачей, уже три недели, как должна была уйти. Она не ест, не пьет, не говорит, только сердце, хорошо налаженный мотор, бьется без изменений. Неясно даже, на чем она держится. Мама после аварии ухаживала за ней самостоятельно, как только могла, волоча ногу. Все ждут со дня на день, а в бабушке все еще теплится жизнь. Смотреть на нее невозможно. Вот потому тебе туда нельзя, первенца носишь, не дай Бог что случится. По совету той самой старушки из дальней родни, что открыла ей правду, Асю на следующий день все-таки привезли ненадолго в родной дом. Заходить к бабушке ей строго-настрого запретили: мама была с ней постоянно, не отходя ни на шаг. Дверь в комнату наглухо закрыта, из глубины не доносилось ни звука, ни вздоха, ни дурного запаха – ничего.

– Ты, детка, подойди к двери и скажи так тихо-тихо: «Бабушка, я приехала»… Она, наверное, тебя ждет, а иначе никак не объяснить ее задержку на этом свете. Ждет, детка, потому и не уходит, – объясняла старушка. – По тебе скучает и малыша твоего, видать, хочет благословить…

Ася подошла, дотронулась до двери, почувствовала, как толкается ее сынок, как сильно он бьется ножкой, и тихо сказала: «Бабушка, я приехала…». Родственница-старушка одобрительно кивнула головой, молча погладила ее по спине и увела на кухню, где сидели другие женщины: «Вот и молодец, девочка… А теперь пойдем чай пить. Посмотри, сколько всего красивого твоему малышу мама накупила…». Ася была как во сне, ничего ее тогда не радовало. В полном смятении она перебирала вещички для новорожденного, рассеянно отвечала на вопросы о той ее, новой семейной жизни: как живут, сколько муж зарабатывает, дружно ли, какая погода, климат какой. Она отвечала автоматически, ей казалось, что земля уходит из-под ног. Было отчаянно жаль маму, а еще больше – бабушку. Мама – боец, как всегда, в сочувствии не нуждалась, на лице ни единой слезинки: она говорила, как устала, ну когда же все закончится и почему ей досталась вся эта нервотрепка. И где же любимая дочка Ната, которая уже месяц как не приходит к матери? Боится меня? Так пусть к матери придет, не ко мне! Пусть помоет ее хоть раз, дерьмо из-под нее вынесет!..

Ася зажмурилась, будто это происходит не с ней и не сейчас. Она представляла, что сейчас она не на кухне с женщинами, рядом с умирающей бабушкой, а в другом, далеком крае, ходит по улицам приморского города рядом с мужем и совсем ничего не знает о случившемся. Они в последнее время мучились над выбором имени и пока так и не пришли к единому результату.

Все, что нравилось ей – не одобрял муж и наоборот. В результате сошлись на трех, более или менее подходящих, и решили так: родится – тогда и решим.

Она подумала о бабушке и вспомнила, как она в детстве готовила им что-то вкусное, варила варенье, пекла блины, – они у нее получались толстые, больше похожие на оладьи – как водила ее в сад и ту ее детскую фотографию, на которой бабушка держит ее, двухлетнюю, на руках, в своем неизменном черном пальто, платке и стоптанных туфлях. Ася там широко улыбается, и у нее впереди торчат два огромных зуба, борющихся за первенство. Кто тогда снял их у дедушки дома? А сейчас она даже не может увидеть бабушку, обнять и сказать, как ее любит. Любила всегда, даже тогда, когда отвозила с мамой на такси пожить к Нате, когда ее не пригласили на свадьбу, когда умер дедушка, а Ася старалась проводить с ней больше времени, читая газеты вслух – так, как когда-то делал дедушка. Бабушке всегда недоставало любви и внимания. Потеснившись, она когда-то давно раз и навсегда уступила первенство супругу. Так и жила на вторых ролях, в тени: мыла, стирала, готовила, уважала и почитала мужа, а за советом и решением все, конечно, обращались к дедушке.