Юрий Линник - Под покровом минувших лет. Пристрастные хроники из XX века

* * *

В академии обстановка на фронте трансформировалась в постоянное напряжение и ужесточение порядка и режима. Появились дополнительные занятия с оружием и общевойсковой подготовки. В летние лагеря выехали как обычно, но тактических учений было значительно больше обычного. Питание было неважным, но значительно лучше, чем в эвакуации.

В конце августа, когда положение наших войск в Сталинграде обострилось до предела, поползли слухи, что Академия в полном составе будет брошена на защиту Сталинграда. Когда же, до положенного срока Академия получила приказ вернуться на зимние квартиры из лагерей, казалось, что слухи подтверждаются. Первые дни в Москве после лагерей прошли в напряжённом ожидании. Занятия продолжались, чувство натянутой до предела струны, готовой лопнуть в любой момент, витало в аудиториях, лабораториях и коридорах академии.

В сентябре положение в Сталинграде ещё более усложнилось, но, несмотря на это к концу сентября режим немного ослаб, даже разрешили увольнения в город, но в малых количествах. Возможно, никто и не пытался отправить Академию на фронт, но само руководство Академии предвидело возможность такого варианта событий и готовило себя и состав Академии к такому приказу. В тревоге прошли ещё два месяца и, наконец, 23 ноября 1942 года прозвучало сообщение Совинформбюро о блестяще проведённой операции по окружению громадной группировки немецких войск в Сталинграде.

Вначале не верилось, что такое возможно. Ещё вчера шли сообщения о тяжёлых боях по удержанию полоски города вдоль Волги, а сегодня всё изменилось с точностью до «наоборот». Обороняющиеся и нападающие поменялись ролями, к тому же немцы, которые ещё вчера пытались всеми силами додавить русских, надеялись, что они вот-вот опрокинут измученных постоянным огневым прессингом защитников Сталинграда в Волгу. А сегодня, по иронии судьбы, они сами стали защитниками Сталинграда, руины которого стали их прибежищем и укрытием.

Операция по отсечению Сталинградской группировки готовилась в большом секрете, и потому её успешное осуществление стало большим и радостным сюрпризом для непосвящённых военных и гражданских людей и отрезвляющим ушатом ледяной воды на горячие головы немецких стратегов. С сердца Петра, да и всех курсантов Академий свалился груз беспокойства и тревоги последних недель. Укрепилась надежда и вера в то, что страна устоит, и немец будет изгнан с позором за её пределы.

Однако сталинградская мощнейшая немецкая группировка, хотя и окружённая, была ещё боеспособная. Да и не прекращались попытки немцев прорвать кольцо как снаружи, так изнутри. Окружённые немецкие войска, ожидая обещанную Гитлером помощь, отчаянно сопротивлялись, упорно цепляясь за каждую позицию. Радость по поводу окружения немцев в Сталинграде сменилась опять напряжённым ожиданием их разгрома и уничтожения.

Только 2 февраля 1943 года окружённые в Сталинграде соединения немецких войск были окончательно разгромлены. Дальнейшие события на юге театра военных действий развивались быстро. Были освобождены Ростов, Новочеркасск, Шахты. Узнав об этом, Пётр сразу же написал письмо домой. Только в марте пришло долгожданное письмо из Шахт. Пётр с облегчением узнал из этого письма, что дома все живы и здоровы, даже младший брат Иван оказался дома. Отец в письме сбивчиво описал приключения Ивана после отступления из Шахт и из Ростова. Из письма Пётр так и не понял, как Иван оказался дома.

Весна 1943 года. Пётр оканчивает второй курс Академии химзащиты. Прошли первомайские праздники. В академии началась зачётная и экзаменационная сессия, горячая пора. Восьмого мая 1943 года Пётр с утра в общежитии Академии на Соколиной горе и готовится к очередному зачёту. Неожиданно ему передали, что бы он срочно прибыл на КПП. Там его ждало радостное известие. Мальчишка лет двенадцати передал записку и пояснил, откуда она у него.

Записка была от брата Михаила. Написал он её с час назад в Москве. У Петра забилось сердце – Михаил совсем рядом, какой счастливый случай для встречи! Эшелон, в котором 436 стрелковый полк Михаила в полном составе передислоцировался с Калининского фронта в неизвестном направлении, на станции «Серебряный бор» ожидал очереди на отправку. Пётр, понимал, что эшелон может в любую минуту тронуться в путь, опоздание тогда будет горько вдвойне. Не мешкая, он оформил увольнительную и, не чуя под собой ног, бросился в Серебряный бор. Довольно быстро удалось добраться до места, указанного в записке. Зная из записки номер эшелона, Петр легко нашёл состав Михаила.

Вдоль вагонов толпы бойцов. Кому охота в такой день сидеть в вагоне? Настроение приподнятое, повсюду слышится смех, где-то весело заливается трёхрядка. Майский денёк одаривал бойцов парным теплом, нежной зеленью пробуждающейся природы, пьянящими ароматами леса и цветущей земли. Главное же, он вселял в сердца веру в то, что ни сегодня, ни завтра не будет их последним днём, никто не будет повержен наземь смертоносным железом.

О том, что с ними случится послезавтра или через неделю никто не думал. Никто не ведал о том, что впереди их ждёт ещё ровно два тяжёлых года войны, и многие из них так и не доживут до победы. Вехами собственных могил на израненной земле они отметят боевой путь полка. На войне живут одним днём. Выжить сегодня, а завтра…

«Значит, ещё не было команды к отправке эшелона. Успел! – с облегчением выдохнул Пётр». Теперь бы побыстрее отыскать брата, ведь в эшелоне размещён целый стрелковый полк. Пару раз расспросил о Михаиле. Линника знали все и сразу направили Петра к вагону связистов. Пётр первым увидел брата. Михаил стоял к нему спиной, нервно всматриваясь куда-то, наверное, пытаясь увидеть Петра.

Почти два года прошло с того июльского дня 1941 года, когда они так глупо расстались на мобилизационном пункте в Новочеркасске. Пётр сразу же его узнал со спины, что-то родное было в этой худощавой чуть сутуловатой, похожей на отцовскую, фигуре. Острое чувство любви и, почему-то, жалости к брату пронзило душу Петра, комок в горле перехватил дыхание. Пётр остановился на мгновение, что бы перевести дух.

Конечно, Михаил изменился. Ладно сидящая лейтенантская форма делала его старше, и вообще, вид его красноречиво говорил, что человек не один месяц находился на фронте. «Настоящий вояка, – с гордостью подметил Пётр, всматриваясь в подтянутого боевого офицера, своего старшего брата». Михаил почувствовал взгляд Петра и обернулся. Братья крепко обнялись.

Говорили, не могли наговориться. Пролетевший час показался минутой, когда вдоль эшелона эхом пронеслась команда: «По-о вагона-ам!». Михаил и Пётр не расставались, пока состав не тронулся. Ещё раз обнялись на прощанье, и Михаил запрыгнул в движущийся вагон. Пётр пошёл вместе с вагоном, а Михаил стоял в проёме, держась одной рукой за косяк вагона, а другой, зажав пилотку, махал Петру. Вновь горло Петра перехватил комок, и чувство безысходной слёзной тоски переполнило грудь. Больше они не виделись. На всю жизнь запечатлелась в памяти Петра не тускнеющая со временем картинка – в тёмном проёме вагона озарённый весенним солнцем Михаил, которого в тот майский денёк 1943 года навсегда из жизни Петра уносил воинский эшелон номер 134—45. И ничего нельзя было с этим поделать. Однако, до того дня, когда осколок немецкого снаряда под Каневской Григоровкой на печально знаменитом Букринском плацдарме остановит сердце Михаила, пройдёт ещё более 4-х месяцев. Петру оставалось только ждать писем Михаила с нового места.