Николай Лукьянченко - Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков

С Грайчихиным Игнатова связывали давние спортивные встречи между студентами МАИ и института физкультуры, где до экономфака учился Владимир. Именно тогда на межвузовских состязаниях сблизились и стали друзьями соперники на дистанциях Виталий и Владимир.

Почти до обеда бойцы студенческих строительных отрядов провели на дамбе, купаясь, загорая и играя в волейбол.

После обеда многие снова вернулись на дамбу.

Неунывающие, если даже не беззаботные юноши и мужчины, жизнерадостно как дети, резвились, прыгали с берега в воду, плескались, гонялись друг за другом. И в воде, и на песчаных отрогах дамбы, студенты заигрывали и знакомились с девчонками и женщинами, умело и явно демонстрировавшими свою сексуальную красоту и интерес к последним.

Демоническая способность Грайчихина располагающе-властно, гипнотизирующе воздействовать на окружающих позволяла ему легко заводить разговоры с незнакомыми девушками и превращала для Олега, Виталия и бывших с ними бойцов эти разгульные часы на дамбе в сплошной праздник. Смех и шутки были музыкальным ореолом этого сильного, жизнерадостного и дарующего радость весельчака – магнитофона, любителя и любимца женщин.

Острые глаза Володи выискивали эталончики женской красоты всюду. Быстрый, ласковый, а порою вопрошающе-растерянный взгляд, завораживающая речь, как чудо-магнит, захватывали чуть ли не каждую представительницу слабого пола в образуемое им поле очарования и уже не отпускали её ни на минуту. Дивом были неистощимость его слов и сила обаяния. Голосом, переходящим на фальцет, он вызывал неудержимый смех девушек и притягивал их мгновенно в своё поле очарования.

Батурин и сам, находясь в этом чарующем поле очаровательного Грайчихина, едва успевая открывать и закрывать рот в изумлении от ловеласского мастерства Владимира, жадно вбирал в свой арсенал шик и лоск обращения Грайчихина с женщинами, чтобы в нужный час не упустить и свою жар-птицу. Но одно только тяжёлое чувство, что он слишком серьёзно, даже богобоязненно смотрел на женщин, пугало и расстраивало Батурина. Олегу трудно давался выбор. Случалось, сделав его, он терял смелость шагнуть навстречу избраннице, а обретя, вдруг видел, как её уже увели.

Но сегодня Олег упоённо горел в ожидании ЕЁ… Журналисточки!

И когда на дамбе появилась стройная пышноволосая та самая знакомая незнакомка, Олег почувствовал как встрепенулось птицей в груди его сердце. Втягивая в себя воздух, он задохнулся, словно не ему, а проснувшейся в груди птице стало тяжко дышать, Батурин испугался, что не достанет сил и удали перехватить эту красавицу до того, как она окажется в демонических чарах Грайчихина.

Девушка шла по дамбе одна. Её ищущие кого-то взгляды метались по сторонам, как быстрокрылые чайки. Всё в ней, в её манере держаться легко, достойно, свободно, говорило о той золотой поре, когда хмелем кипящие дрожжи девичества слились с плотью изумительных форм пробудивщейся женственности.

Шедшая будто бы стремилась спрятать свою красоту некоторой отстранённостью от всего происходящего вокруг, но и в то же время не могла скрыть тайное желание показать её власть, её силу.

Она шла по дамбе, едва прикасаясь к тяжёлым бетонным плитам. Тысячи солнечных лучей, скользя и по волнам Лены, и по телам отдыхающих, сфокусировали солнце на её будто с Венеры отлитой фигурке и обожгли глаза Олега. Чёрная кофточка, туго обхватившая гибкое, дышащее магнетической силой тело, спортивно отчёркивала головокружительными изломами талии свою владелицу от всего остального мира. Под золотистым загорелым сердечком открытой части груди девушки, сладко вздрагивали бросавшиеся друг от друга или друг на друга груди. Клубками змей изгибалась над её головой чёрная лава волос, в дрожи сползая по спине и бросая в дрожь горгонной магией пытавшихся бросить на неё, хотя бы один, взгляд. Кожаный пояс небрежно и властно, по-мужски ухватившись за крутые бедра, рельефно выделял их женственность, будто неумело скрываемую хозяйкой. Руки девушки с трудом удерживали полупрозрачный шатёр юбки, настойчиво срываемый ветром.

Сминаемые им волны ткани метались из стороны в сторону, падали и растекались голубыми ручейками по играющим солнцем и негой загорелым ногам. И кофточка, и юбка были в заговоре против девушки. Они бунтовали: одна готова была лопнуть с треском, другая сорваться и унестись неизвестной стихией. И если бы это случилось…

То никто из мужчин, жадно смотревших на девушку, нисколько бы не пожалел об этом.

И вот, словно устав от борьбы с этой материально‒нематериальной стихией, девушка, наконец, с сожалением будто, но без явного смущения легко и небрежно сбросила с себя кофту и юбку, и… И зажглась золотистой свечой совершенства, сжигаемой безжалостными языками оранжевого пламени купальника.

Это был тот самый предел ожидания.

Литая статуя, полуженщина, полубогиня… И к счастью, или на счастье кому-то – не Горгона!

В гибком обнажившемся теле девушки было столько смутительной красоты, что у Олега Батурина не хватило духу, как и у многих других, тоскующих по женской ласке, мужчин, досмотреть до конца чудо рождения Венеры.

– Смотри, Олег, эта та же цыганочка! – возопил вдруг неожиданно звонко в глухой загустевшей страстью, как казалось Олегу, остановившейся тишине Виталий Сергеевич.

– О-о-о! Какой превосходный образец! – в свою очередь, очнувшись, загорелся весь как демон Грайчихин. И уже через мгновение окончательно поверг Батурина в тоску и горечь потери. – Чур! Моя! Я – первый!

Ведь именно её ждал с того праздничного вечера Батурин. Но Грайчихин, но Грайчихин… Бросив в её сторону мяч, Грайчихин в несколько мощных прыжков тигра настиг свою очередную жертву.

– Ну и Грач! Ха-ха-ха! – нервно и дробно захохотал Виталий. – Тигр, подрезающий лань, а не грач! Настоящий тигр!

А «тигр» ласково вился вокруг красавицы, не оставляя ей ни одной тропки для отступления. Его поразительное искусство завораживать, гипнотизировать слабый пол и на этот раз сработало мёртвой хваткой. «Цыганочка», словно принося себя в жертву, покорно, даже с видимой охотой, следовала за своим новым повелителем. Он жадно и открыто вдыхал аромат её одежды, уже поднятой им с песка и небрежно переброшенной через могучее плечо.

Глаза Грайчихина горели восхищением, расплёскивая голубые искры бесовского нетерпения, нескрываемого желания обладать, обладать такой красотой. Длинный нос воинственно вздёрнутым кончиком зарывался в волнующие запахи ткани.

– Ах, сукин сын, как всегда, держит нос по ветру, – резюмировал действо Грайчихина Виталий.

– Давайте к нам, милая, – дурманил голову новенькой Грач прогнувшимся от вкрадчивости голосом, в котором едва ли кто мог услышать фальшивые нотки отеческой заботы. – Пожалуйста, присоединяйтесь. Что же это за отдых: одной. На необитаемом острове, ещё, куда бы ни шло. А здесь? Разве можно такой замечательной девушке скучать?! Нет! Нет и нет! Вон у нас сколько добрых молодцев. Тридцать три богатыря!