Ний Хааг - Совершенство

Ломак отлип от окна и, посмотрев на Корхарта пустыми глазами, утвердительно кивнул.

– Да, стоит попробовать… Просчитать всё, так сказать, – промычал он тихо, и с жаром, боясь, что ему не дадут закончить мысль, повысил голос: – Я вот всё думаю об этих волках… Что-то странное в них было, понять всё не мог – что именно? Чёрт возьми, а вот только сейчас сообразил, что меня насторожило: они меня нисколько не боялись! Они никак не реагировали на выстрелы, а палил я много; их не пугали мои крики и рёв двигателя… Выстрелы, чёрт возьми! Где вы видели волков, которые не боятся ружейного грохота? Они всё так же продолжали преследовать вездеход в темноте. Я оторвался и, как я считал, прилично, учитывая глубочайший пухляк… но стоило мне вылезти наружу, чтобы проверить крепёж антенны, как в свете луны я снова увидел приближавшуюся стаю, – Ломак сделал глоток и тихо закончил: – Они просто кружили вокруг машины, как акулы вокруг подыхающего кита и старались держаться в тени прожекторов. В полной тишине! Ни воя, ни рычания. Даже когда я выстрелил и ранил одного – ни звука!

Начальник станции сокрушённо развёл руками и обвёл присутствующих измотанным взглядом.

– Откуда ты знаешь, что ранил волка? – спросил Эйдан тихо.

– Потому что выстрелом его откинуло на несколько футов, – Ломак махнул рукой за окно, и посмотрел в том же направлении, словно всё ещё видел раненое животное. – Однако, он тут же поднялся и кинулся к вездеходу! Я поспешил в кабину и на полной скорости рванул обратно… Всю дорогу сюда я не останавливался, сделал крюк с десяток миль и, разумеется, волки отстали.

Мужчина замолчал и нахмурился, вновь погрузившись в недавние переживания. Эйдан и Корхарт тоже сидели молча, представляя себе снующие тени вокруг машины посреди стужи и темноты.

Весь остаток вечера говорили мало, то и дело прислушиваясь к набиравшему силу ветру. Ближе к полуночи, после скорых подсчетов провизии и топлива, было решено начать подготовку к эвакуации на Хара-Ой – норвежскую станцию.

Лёжа в своей постели, погребённый под тяжеленным одеялом и мрачными мыслями, Эйдан со страхом представлял себе предстоящий переход через Арктику, холодел от мыслей о том, что трём отчаявшимся людям предстоит совершить рискованный поступок от которого будет зависеть дальнейшая судьба полярников. Словно чувствуя ужас напуганного человека, вьюга как нарочно затянула протяжную заупокойную, принялась рыдать под окном, скребясь в стекло острыми когтями.

Не в силах больше выслушивать стоны ветра, Эйдан выбрался из-под одеяла и быстро оделся. В общей столовой царил полумрак, сонную палитру которого осмелился разбавить лишь лунный свет – голубоватый узкий коврик, расстеленный от окна до противоположной стены. Тихая поступь настенных часов практически утонула в паническом вое ветра за стенами комплекса. Эйдан набрал в чайник воды и направился к столу, как вдруг заметил в призрачном свете луны чей-то силуэт у стены. Подавив в себе нервозность, парень щёлкнул переключателем настенного света.

Ломак скользнул отсутствующим взглядом по «новичку» и отвернулся к окну, не проронив ни слова. Так же не проронив ни слова, Эйдан сел напротив и уставился в свои руки. Мужчины долгое время сидели молча, изредка поглядывая друг на друга. Молчали, периодически подбрасывая подбородки к потолку с тревогой вслушиваясь в свирепеющий ветер.

– Мой кузен Оливер пишет романы, – неожиданно заговорил Ломак тихо, глядя в окно. – Во всяком случае он так говорит.

Не зная, как реагировать на слова начальника и боясь, что разговор на тему несуществующего произведения вновь приведёт к повторному витку лжи, Эйдан осторожно спросил:

– В каком смысле? Ты не доверяешь его словам?

– Ему никто не доверяет, – пробасил начальник, изучая узор замёрзшего стекла. – Он говорит, что издаёт свои романы под псевдонимом, который никому не раскрывает – это даёт этому засранцу право смотреть на нас с загадочностью и превосходством, когда мы все вместе собираемся на праздниках. Повторяет, как мантру, что своим творчеством не может угодить всем, зато может не угодить некоторым идиотам… То есть он заранее записал нас в число последних, так что ли?

– В каком-то смысле он прав… – заметив сверкнувшие злобой глаза начальника, молодой человек поспешил объясниться: – Я не про его слова об идиотах! Мой отец говорил, что любая популярность держится за счёт невежества большинства – толпе дешевле и проще рассказать, что такое искусство, чем пытаться научить хоть чему-либо.

Сложив руки на могучей груди, Ломак упрямо тряхнул рыжей гривой.

– Ещё один умник, как мой скрытный «безымянный» кузен? Что он ещё говорит?

Эйдан нахмурился и, чувствуя закипающую в душе злобу к великану-начальнику, ответил:

– Он умер.

Склонив голову набок (и это было похоже, как если бы Ломак принял к сведению какую-то незначительную информацию), начальник буднично сказал:

– Ты рассказывал, я вспомнил. Извини, салага. Инфаркт?

– Рак… желудка… – выдавил из себя Эйдан, со злобой глядя в ответ и именно за это самое «принял к сведению». – В прошлом году.

– Точно, теперь вспомнил! – Ивлин потрусил в воздухе пальцем. – Ты делился этим сразу после знакомства. Ты говорил, что в рейсе был и так и не смог с ним попрощаться. Он позвонил по телефону, но ты не ответил или как-то так.

Не желающий возвращаться в тягостные воспоминания Эйдан сухо поправил:

– Я не мог ответить – не было связи! Мы накануне покинули Лабрадорское море и были в Атлантике, когда это случилось – только спутниковая связь и то из-за шторма я был на вахте… – понимая, что собственные слова звучат, как оправдание, парень обозлился ещё больше. – Он умер в больнице, чёрт возьми! Его последние слова до сих пор хранятся в моём голосовом ящике автоответчика и… и я до сих пор не прослушал это сообщение!..

– Вот как? – Ломак удивлённо взглянул на коллегу. – Почему?

– Наверно потому, что боюсь услышать голос отца, который говорит, что любит меня, – с искренней болью в голосе объяснил Эйдан и отвёл взгляд. – А вот моих слов в ответ он уже не услышит. Просто боюсь выслушать и всё… Просто выслушать.

Оба надолго замолчали, дав возможность заунывному голосу ветра солировать за стеной. Чувствуя ответственность за драматическую паузу, руководитель экспедиции поёрзал в кресле и тихо спросил:

– Вы были в хороших отношениях?

– В самых лучших! – ответил парень с жаром, сгребая пальцами на груди свитер. – Мы были самыми лучшими друзьями! Самыми близкими людьми! Отправляясь в тот рейс, я думал, что у меня есть время, что у него есть время! Началась ремиссия и я понадеялся… мы все понадеялись, понимаешь? После дежурства, вернее к его завершению… в общем, когда мы проскочили шторм мне дозвонилась по спутнику мама и сказала, что отец умер в больнице… Не надо было уходить в тот долбанный рейс!.. – Эйдан с остервенением отёр ладонями почерневшее лицо и скороговоркой заговорил, лишь бы спрятать накатившие слёзы: – Я даже на похоронах не был! Атлантика, посреди Атлантики мы провели три недели, два дня стояли на бункеровке с танкером и только по прибытию в Абердин я смог вылететь домой… Мне потребовалась ещё неделя чтобы сходить на его могилу! Неделя и скотч, виски, водка и травка, которую я стащил из заначки бойфренда моей сестры. Потом как-то всё пошло наперекосяк, и я едва не потерял работу…