Ний Хааг - Совершенство

– …На что же они спорили? – Ломак требовательно осмотрел неподвижный дым, и его рука потянулась к опустевшему стакану. – На девку! Кажется… Райлли всегда спорил на девок или на выпивку! Клыкастый Джо и Смит тогда здорово опозорились, подняв скандал после пари…

Ломак покосился затравленным взглядом сквозь коридор на дверь, за которой, как он знал, среди полок с реагентами и реактивами стояла (это она! это она!) склянка с яркой наклейкой в виде восклицательного знака, замысловатым названием вещества (по виду сильно похожим на соль мелкого помола) и инструкцией-предостережением на чёрной крышке с сдвижным дозатором. Взгляд мужчины на какое-то время обрёл опору в виде потёртой дверной ручки, а на лбу выступил пот.

«Представляешь, это дерьмо идеальное средство для маньяка! – одурманенная память всё же откопала подзабытое лицо Риты Эпплбаум – некрасивой и когда-то безнадёжно влюблённой в Ивлина сокурсницы с острым подбородком и огромными очками в черепахой оправе. – Мой Папс, – она всегда говорила именно „Папс“, чуть растягивая тонкогубый рот в презрительной ухмылке, – работает криминалистом судебной экспертизы… Так вот, я как-то раз оставила конспект открытым на столе и Папс заметил мои записи несмотря на то, что был изрядно пьян и расстроен очередным проигрышем „Дельфинов“. Он спросил насчёт препарата, и я ответила, что с помощью него можно определить содержание ртути, солей в составе льда, не прибегая к разморозке кернов. Папс нахмурился и спросил – подотчетный ли этот порошок у нас на кафедре? Я сказала, что миссис Фэрингтон носит колбу с веществом на вытянутых руках и взвешивает каждую унцию после лабораторных работ. А ещё, эта старая цапля заглядывает каждому через плечо и, словно нарочно, шипит „осторожно!“, как только ты начинаешь подносить шпатель к пробирке… Подозреваю, что эта старая сука делает это специально! Так вот, отец кивнул, а потом сказал, что это и не мудрено. Что, мол, попади реагент, смешанный с йодидом калия в пищевод в определённом количестве – и человека ждёт скорая смерть от отравления, а худшее – это то, что наличие вещества не детектируется после вскрытия, если труп оказался заморожен ниже десяти градусов. Так и сказал: после оттайки установить причину смерти не удастся! Папс пояснил, что столь фатальный побочный эффект обнаружили лишь спустя какое-то время после того, как синтезировали вещество – и сколько несчастных от него зажмурилось, точно никто не знает. Ещё он сказал, что у них в отделе поговаривают об осведомлённости ФБР об этом, и что они ничего с этим поделать не могут… но это только слухи. Да, так и сказал. Папс попросил, чтобы я была осторожна… Можно подумать, я так и бросилась запивать порошок йодом! Хотя, быть может надумай я свести счёты с жизнью… По словам моего папаши: сперва тихо и мирно наступает сонливость, затем недолгая рефлексия, ну, а потом свет в конце тоннеля и – привет Пётр!»

Ломак смутно помнил, как Рита закончила свой монолог мыслью, что стоило бы продать идею итальянской мафии, однако последними её словами (и это он помнил хорошо) была томная жалоба на жару и потеющую грудь, которой мало места в бюстгальтере.

– …Смит сел на пассажирское сидение рядом с водителем, а Клыкастый Джо полез на спальник, – тлеющий голос полярника снова принялся раскачиваться на паутине табачного дыма. – Райлли залез в кабину тягача и объявил по рации остальным дальнобойщикам время начала спора – и они тронулись в путь, – Ломак отвёл взгляд от двери каморки, и отодрал от пересохших губ догоревший окурок. Ему необходимо было говорить, и непременно говорить вслух, иначе немой монолог прорастал внутрь сознания, и тогда говорить начинал «тот другой», а говорил он страшные вещи… – По условиям спора, Райлли требовалось продержаться дольше клыкастого Джо Келли и Оуэна Смита. Продержаться и не заснуть! В качестве доказательства достаточно было фотографии, на которой должен быть либо заснувший Боб Райлли, либо спящая парочка, которой было разрешено меняться «на посту». На что Райлли рассчитывал? Да просто на то, что сон и дорога рано или поздно сморят обоих – одного на спальнике, второго прямо на пассажирском сидении. Вся троица упивалась кофе, энергетиками и лимонами. Пили чай, больше похожий на дёготь, и в итоге Райлли сумел-таки застукать парней спящими одновременно. Я отлично помню этот снимок! Хоть и помятая, но довольная морда старины Боба и спящие Смит и Джо, причём выражение лица Клыкастого больше напоминало обморок! Райлли выиграл то пари, а Смит и Келли закатили скандал, обвинив Боба в том, что он что-то подмешал в кофе. Они же потом извинились? Кажется, извинились…

«А если Салага не вернётся? Сгинет… Тогда мне не придётся брать грех на душу!» – в хмельной голове начальника метнулась мысль и Ломак было внутренне возликовал, но тут же в глубине сознания проснулся «тот самый» голос, который последние дни всё чаще нашёптывал из темноты: «Лучше бы он вернулся… Целым и невредимым, да на вездеходе. Неплохо бы ему и впрямь тюленей добыть, но ты-то знаешь, что это не так просто, и слюнтяй, скорее всего, облажается!»

Тихий бесцветный голос из чёрного сознания… Ломаку, – тому самому, Ломаку, который ненавидел и боялся нового соседа в своей голове, – был отвратителен скрипучий тембр этой расчётливой твари! Некто страшный стоял в глубокой тени сознания, следил за происходящим глазами Ивлина и давал советы тихим голосом, в котором слышался шорох переворачиваемых страниц журнала учёта смертей.

«Только не дури снова, – продолжал голос, прячась среди хмельных воспоминаний и ловко уворачиваясь от приказов полярника заткнуться. – Я уж было и впрямь поверил, что ты собираешься идти к норвежцам… Что?.. И собирался? Но ведь передумал в последний момент! Разумеется, с моей подачи – конечно я был рядом! Можно сказать, что это я нас спас».

– …А всё просто потому, что Райлли всех перехитрил, – потерянным голосом продолжил свой рассказ Ломак, в надежде заглушить «того» неизвестного. – Он всю дорогу ехал босиком. Да-да, разутым… К тому же он заранее прикрепил к педалям грузовика накладки с шипами – какой тут к чёрту сон, когда каждое прикосновение напоминает ходьбу по гвоздям! Представляю, как старина Боб топчет колючие падали с натянутой улыбкой на лице, и в то же самое время с нетерпением ждёт, когда пара спорщиков отключится!

Ломак снова покосился на дверь, за которой его ждал отвратительный выбор, при мысли о котором ему становилось тошно. На самом деле выбор он уже сделал – и то внутреннее противоречие, с которым он боролся последние дни, всё больше начинало походить на недоумённые оправдания ребёнка, от скуки и любопытства замучившего выпавшего из гнезда птенца. «Это суровая необходимость, – вёл он с собой разговор, всё чаще и чаще прикладываясь к бутылке. – Нам не выжить всем вместе – мы слишком ограничены в запасах! Кончится всё тем, что мы перережем друг другу глотки и превратимся в каннибалов!» При этих мыслях полярник чувствовал, как страх ледяной рукой сжимал сердце и нечто непостижимое заглядывало ему в глаза. «Лучше отравить!.. Лучше отравить!» – беззвучно шептали нервные губы в такие минуты. Шептали его – Ломака губы, – а не того, кто прятался в тени метавшегося разума! Перед глазами качался образ собственных детей и жены, с ужасом взиравших на родного человека, который собирается перешагнуть пропасть между «всем тем человеческим» и «отравителем». Под пристальным взором испуганных глаз, Ломаку становилось особенно тошно и он начинал шептать несвязанные (как могло показаться) между собой слова: «Это ради вас, всё ради вас!», «Никто не узнает и для вас ничего не изменится!», «Главное – выжить!», «Мне есть за что бороться, а отвечать я буду только перед Богом!»