Аглая Тураева - Безлунные ночи

Отец должен быть рад, что его похоронят на месте с видом на тот замок, что он клялся защищать. На холм ехала повозка, в ней – два коня из конюшни, с красивыми изгибами шей. К их упряжи подвешены бубенцы, и если бы не их звон, то потерялись бы они быстро. Янаги держала поводья. Рядом шли слуги со скорбно опущенными головами. Кто-то рыдал, пусть самураю и не нужны слёзы. Хангёку и жрец из маленькой часовни шли рядом с Янаги, освещая ей путь фонариками. А в повозке стояло то, что осталось от отца – урна с костями и прахом и надгробный памятник.

– Сэппуку превратились в настоящее поветрие, – устало сетовал жрец в белоснежной накидке. – Ко мне одному обратились три вдовы. Другие служители говорят, что им предлагают заплатить и за пять, и даже за семь похорон…

– А что самураям остаётся? – спросила Янаги с усталым вздохом – ей хватило препирательств с Хангёку. – Если вассал не может защитить своего господина, то его жизнь – страшный позор.

– Может, это так. Я служу богам землепашцев и ткачей, а не самураев, – уклончиво ответил жрец. – Но если все верные Императору покончат с собой, то кто встанет под его знамёна и изгонит мятежников?

– Император мёртв, – заметила Хангёку с грустной усмешкой. – Есть ли другие причины, почему утро не наступает?

– Но солнце зашло за горизонт, а не погасло внезапно. И либо Император сам не поднимет солнце, либо его убили уже после заката… – жрец смутился. – Боги, насколько же мир безумен, раз мы обсуждаем смерть Императора!

– У мира вообще был здравый рассудок?

Жрец не ответил. Фонарики освещали мягкую траву и бутоны цветков на цветущем когда-то холме, и небольшой памятник – невысокую стелу из белого камня, где отцовским размашистым почерком написано «Ганкона Хокико». Янаги было пять лет, когда отец хоронил жену, но уже тогда он заказал парный памятник. Он смеялся над столичными нравами, когда рассказывал об этом – мастер удивился и назвал его безумным. В столице все слишком изнежены, чтобы помнить о смерти. Цветущий мир развлечений, чиновников и торговцев в золоте наивно верит, что он будет жить так же долго, как их хозяева – вечные Као-но-Сора. Богам неведомы старость и смерть, а их подданные забыли, какая пропасть разделяет их с господами, и считают себя такими же вечными.

Двое слуг с лопатами раскапывали яму, небрежно и бегло – на подобающий могиле самурая котлован просто нет ни времени, ни желания. Даже Янаги, дочери покойного, хотелось уйти побыстрее. Самураи не слишком чтут смерть. Это данность, не стоящая дороже других данностей. Поэтому Янаги суха и безучастна. Она думала о том, что отец и сам ждёт, когда всё это кончится. В урне и так лежит всё, что может ему понадобиться – шесть монет, чтобы заплатить за переправу в мир духов, и та злополучная катана в ножках с драконом. Слуги закончили, сняли с повозки урну и положили его в могилу. Один из коней дёрнулся и недовольно заржал. Пришлось погладить его по морде и перехватить узду крепче.

Жрец передал свой фонарик Янаги и достал из-за пояса курильницу.

– Достаньте свечу, – попросил жрец Хангёку. – Мне нужен огонь.

Хангёку сняла бумагу с фонаря. Жрец поднёс курильницу к свече, зажёг её и вновь повернулся к гробу. Из рукава он достал мешочек с ладаном, взял щепотку и бросил на курильницу. Аромат, наверное, должен быть чудным, но Янаги не почувствовала – ветер нёс запах в другую сторону. Жрец прикрыл глаза, начал что-то монотонно читать. Янаги не вслушивалась. Она не помнила, как хоронили мать. Скорее всего отец тоже стоял спокойный и скорбный и надеялся, что всё кончится быстро. Теперь надеялась его дочь, и, наверное, это лучшее почтение, которое Янаги может ему выказать. Такому самурайскому презрению к смерти отец и учил её всю жизнь.

Жрец закончил читать, слуги забросали урну землёй. Перед последним слоем укрепили стелу. Теперь всё так, как и хотел отец – они вместе с женой лежат перед взором императорской твердыни, обращённые головами к богу. Янаги подумала, что когда-то рядом с двумя памятниками вырастет и третий – её.

– Да будет твой путь лёгок и примут тебя боги, как праведника, – произнёс жрец, бросая перед памятником на взрытую землю конвертик с рисом – как пожелание счастья даже в смерти.

– Да не украдёшь ты мои шпильки, – закончила Хангёку.

Янаги промолчала. Она не нашла, что сказать отцу сейчас. Что она позаботится о подворье? Что будет чтить его имя и оберегать его слуг и имущество? Она всегда занималась хозяйством – отец, хоть и тренировал её как воина, так и не позволил ей поступить на службу в стражу. Янаги только тяжело вздохнула и развернула коней.

– Уходим, – сказала она. – Нобуюки, положи ты эту лопату. Верни лошадей в конюшню.

– Как скажете, госпожа, – беззаботно слуга и принял уздечку у Янаги.

Слуги потянулись обратно к подворью и к своим домикам, стоявшим прямо за хозяйской усадьбой. Они робко болтали, разбавляя ночную тьму. Последними шли Янаги, Хангёку и жрец.

– Я направлюсь в свою обитель, – сказал он. – Многих нужно похоронить, и нет смысла задерживаться.

– Вам не нужна помощь? – спросила Янаги. – В такое время опасно ходить в одиночку. Кто знает, что может прятаться во тьме.

– Тут вы правы, но… – жрец пожал плечами. – Я не боюсь ничего, что может предложить темнота. Самое страшное уже случилось, и всё остальное – гребни волн после шторма.

– Зря отказываетесь, – снисходительно протянула Хангёку. – Вам предлагает защиту онна-бугэйся.

– Тем более откажусь. Самураев погибло столько, что живые остались на весь золота. Возвращайтесь домой и позаботьтесь о себе.

Жрец развернулся и направился куда-то в темноту, по мощёной дороге между клёнами. Янаги хотела пойти за ним и навязаться силой, но её остановила хрупкая рука Хангёку.

– Оставь, – гейша покачала головой. – Мужчины всегда мнят себя умнее женщин. Чего тратить на них время? Лучше пойдём домой. Нам нужно опять очаг разжечь. У Синся и его жены недавно дочь родилась. Вполне здоровая малышка, розовощёкая такая. Думаю, огонь из такого счастливого дома подойдёт.

– Лучше я возьму огонь из твоего очага, – Янаги усмехнулась. – Надеюсь, он даст мне твой острый язык.

В поместье теперь всегда горел свет. На пороге и в саду отца разожгли несколько фонарей, и оттого было похоже, что в обычный вечер хозяин захотел прогуляться по саду. Янаги невольно улыбнулась этой мысли и направилась к крыльцу, но отпрянула. Кто-то здесь был, кто-то сидел на крыльце, ссутулившись. Сначала Янаги приняла незнакомца за укутавшегося слугу, но взгляд упал на огромный меч, что он держал на коленях. Меч даже больше нодати 14 14 Нодати – меч с длинной клинка более 120 см. , и ножны его зачем-то обмотаны тканью. Янаги нахмурилась. Незнакомец похож на вора. Откуда у него такой меч, подобные которым Янаги видела разве что как старые реликвии времён Стодневного солнца?