Валентина Мясникова - Мои закаты и рассветы

Видеть тебя я несказанно рада,
Фото на память твоё сберегу.
Пусть седина с плеч спадает каскадом,
Лишь бы души не коснулся недуг.

Пусть синь в глазах с огонёчком лукавым
Светит по жизни сколь нам суждено.
Милой сестричке, что в платьице алом,
Несть доброту, нежность небом дано.

Особая больничная палата,
Как страж зелёный тополь под окном.
Здесь мечется старушка в муках ада,
Ей плачется в подушку об одном,

Что деточки, кровиночки родные,
У коих вместо сердца, знать, «кремень»,
Про мать они свою как позабыли,
На длани телефон как «глух и нем».

Что ждёт их, только, видно, не дождётся.
Ей с ними всё бы легче боль терпеть.
От слёз душа комком внутри сожмётся
Да так, что призывает скору смерть.

Поступок с ней был в корне неожидан,
Ей верилось в бездушие с трудом.
Горчила как оскомина обида
За то, что сдали в ветеранский дом.

На звук шагов за дверью всполохнётся…
Ведь мать, есть мать, прощать её удел.
Ей в тело, будто сотни стрел, вопьётся,
От боли сникнет в мятую постель.

Тоскливый взгляд её блуждал по кроне…
Манило в поднебесную юдоль.
Муж ветеран войны давно схоронен,
К нему простёрла старческу ладонь.

И, стиснув рот беззубый в тихом стоне,
Вновь ищет в своём сотовом контакт…
К сыночкам тем – Максиму, Юре, Коле,
До дочери Наташи и назад…

Но, как всегда, сеть в недоступной зоне,
Иль занят в это время абонент.
Не едут к ней в больницу и не звонят,
Хотя она лежачий пациент.

Не верила, что в доме ветеранов
Свой век закончить Богом суждено.
И изнутри кровит душевна рана,
По капле жизнь уходит, всё одно.

С больничной породнилася палатой,
Где ей в затылок дышит смрадом смерть.
По ней никто не станет горько плакать.
Её живой-то некому жалеть.

Заболела, моя ты душа,
Расхворалась.
Жить да жить бы себе не спеша
Сколь осталось.

Только ветры сквозные по мне
Злобно ропщут,
Чтоб сжигала себя в кутерьме,
Этак проще.

Пепел камнем слежался внутри,
Свечкой таю.
Алчным взглядом глядят упыри,
Как страдаю.

Не дождутся кончины моей
Днём и ночью.
Я горела, чтоб было светлей,
Не то стопчут.

Заболела, моя ты душа,
Расхворалась.
Ты во мне перестала дышать,
В путь собралась.

Её глаза лазурью плещут,
В них мирозданья глубина.
Каскад волос волной за плечи.
Она желанна как весна.

Кротка, как Божие созданье,
Являлась муза по ночам…
Он ей в стихах писал признанье:
«Таких ещё я не встречал».

Он, образ тот в мечтах рисуя,
Разжёг в себе любви огонь,
Моля: «Где ж мне найти такую,
Чтоб до конца ладонь в ладонь…»

И в полудённом зное лета
Под звон стрекочущих цикад
Влюблённость страстного поэта
Взлетела к пёстрым облакам…

Любовь пришла, что и не снилась,
Их в рощи белые маня.
Сердечко в стуке заходилось
Под щебетанье соловья.

Тропинка вьётся меж деревьев
К осколкам кошеных лугов…
Остановись на миг, мгновенье,
У свежо смётанных стогов.

Медовый запах рапса с поля
Поил их сладостью любви.
Их трепет тел с привкусом соли
Небесный свет благословил.

За далёкими синими далями
В старом замке свечей тусклый свет.
Там ночами холодными лунными
Бродит призрак отроческих лет.

С плеч спадают волнистые локоны,
Он красив, благороден собой.
Взгляд печален как сумерки осени.
Звуки арфы тревожат покой.

Её струны вибрируют в воздухе
От касания девичьих рук.
Нестерпимая боль в её облике
От потери любимого вдруг.

В её душу, где верность хранимая,
Лунный свет вожделенье вдохнул.
Призрак отрока тенью незримою
Стан девичий в объятьях сомкнул.

В замке льётся мелодия нежная,
В сладкой неге ей чудится рай.
Он внушал поспешить неизбежное…
Выпить яду с вином через край.

В никуда вслед за ним опрометчиво
Преступила черту, а за ней
Была с отроком смертью повенчана
В старом замке под крики сычей.

Здесь в разгаре обед в полнолуние,
В канделябрах свечей тусклый свет.
Обрученные тьмой души юные
Неразлучны в созвездьи планет.

В старый замок за синими далями
Заглянул лучезарный рассвет,
В струнах арфы прошёлся октавами,
В них печаль заструилась в ответ.

Средь берёз, что у пруда, домик в три окошка,
В кронах малахитовых пичужки свиристят.
Травушкой муравушкой выстлана дорожка
От крыльца до озера, где тишь да благодать.

Пацаны ныряют в пруд, вытянув ладошки,
И плывут по-лягушачьи наперегонки.
Шум некстати рыбаку, вытащил мордушки,
В них штук десять карасей, и то одни мальки.

Ветер во поле прошёлся волнами хлеба,
На задах ворошит сено в сметанных стогах,
Гнул стволы берёз кудрявых тех, что у пруда,
Как пастух овечье стадо, скучил облака.

Словно айсберги плывут тучи в поднебесье,
Дождь прошлёпал по земле и в одночасье стих.
Свежесть в окна ворвалась с соловьиной песней,
За столом семья судачит о делах мирских.

Мать из печи достаёт шанежки с картошкой,
К ним оттопленного с пенкой крынку молока,
Борщ наваристый мясной разливает плошкой
По тарелкам суповым с каёмкой в васильках.

Солнце клонится к закату, озаряя путь,
Вечер с комариным писком как прилип к окну,
Контур месяца рогатый окунулся в пруд,
В редколесье совушка кому-то вторит «сплю».

Не береди ты душу, вьюга белая,
Туманишь взгляд мой песней заунывною,
Всё реже мне с весною вдохновение,
Всё чаще с бабьим летом, стужей зимнею.

А мне бы первоцветом сердце радовать,
Что россыпью сиреневой в проталинках,
А я опять о снеге рифмы складывать,
Который ветер смёл к моим завалинкам.

Кустарник вербы в почках перламутровый,
Как свечки в Благовещенье Господнее.
Вернулись с юга птицы с настом утренним
В апрельские объятия холодные.

Тоска внутри знобит, то жжёт крапивою,
Уймитесь ветры выть, как псы бездомные.
Мне б лучик солнца, кровь согреть остылую,
Чтоб мысли растворились потаённые.