Валентина Мясникова - Мои закаты и рассветы

Эльвира подумала: «Это хорошо, что у малых детей всё негативное быстро улетучивается из головы», – а вот у неё с неких пор не проходит суеверная жуть из-за странного появления чёрного кота в их доме, сегодняшний случай окончательно подтолкнул её поверить в мистику.

Задумавшись о наваждениях, Эльвира вздрогнула от неожиданности, услышав, как муж со стуком охлопывает валенки в сенцах.

«Вот тебе и проводы зимы, ядрёна вошь, – прямо с порога заявил Зиновий, растирая покрасневшие руки от холода, – знать не зря мои старые кости ломило накануне, глянь сама, какая непогода разыгралась, а меня, словно чёрт дёрнул, сегодня эту баню истопить».

Эльвира отвела в сторону гипюровую штору и, глядя, как ветер колошматит из стороны в сторону куст рябиновый под окошком, шутливо сказала: «Ну, так, значит, мой поход с детьми на празднование масленицы отменяется по уважительной причине». Едва она успела отойти от окна, как Зиновий уже кричит ей: «Иди вон дверь отворяй скорее, Инна к нам идёт».

Впустив сноху в дом, Эльвира с радушием пригласила её к столу отведать горячих блинчиков с чаем, но та, объясняя Гусевым, что их ждут в машине родственники, дабы успеть до обеда съездить в церковь, быстро одела подошедшую к ней Олесю. Провожая их взглядом за калитку, Эльвире невольно подумалось о чрезмерном пристрастии семьи Нины Алексеевны к церкви, ибо сама она считала, что настоящая вера в Господа живёт в душе человеческой, независимо от того ходишь ты в церковь или нет. А метель, будто вдогонку за ними, набирая силу, завертела снежные карусели, хлеща мокрые хлопья снега в окна, которые тут же ручейком сползали с оконного стекла на карниз, образуя сосульки. Дети, прислушиваясь к шуму ветра, присмирели возле бабушки на кухне, наблюдая за её руками, как она ловко орудует ножиком, нарезая овощи для борща к ужину.

Пока Эльвира возилась у плиты, Зиновий, отвел свою душу берёзовым веничком в жаркой бане, и, придя домой разомлевший, сразу же плюхнулся в кровать. Теперь битые три часа, они слушают его храпение на разные голоса. Она, чувствуя, что боле у неё нервы не выдержат, тронув мужа за плечо, сказала ему: «Вставай уже, а то ночь-то куда девать будешь?» Он, взглянув на часы, нехотя поднялся с постели и, увидев во дворе почти под самую крышу хозяйственных построек сугробы, что намела вьюга, пока он спал, воскликнул: «Да ё-маё, когда мне этот снег чистить-то, не после бани же, а завтра на смену ехать с утра». И тут Ксюша ему говорит: «Дедушка, а давай мы пойдём и расчистим дорожку?» «Вас ещё там не хватало», – сердито ответил им Зиновий.

Но Эльвира, зная, как детям хочется повозиться в снегу, сказала мужу: «А что тут плохого? Раз им хочется, пусть попробуют, не надо с детства им руки отбивать, не то лентяйками вырастут». Вручив Ксюше и Светлане по лопате, она стала наблюдать за ними из окна, только внучки, выйдя на улицу, не тропку гребли, а вырыли целый тоннель, аж до самой дороги и, довольные своей работой, точно снеговички, лазили в нём туда и обратно пока не стемнело. Эльвира почти силком затащила их в дом, а сама тут же взялась за лопату, а когда вернулась в избу, все уже крепко спали. Поправив на детях одеяло, она уставшая за день вскоре сама видела сны, только все они были тревожные чёрно-белые.

В этом сне как наяву Эльвире отчётливо слышится размеренный звук, идущий из кухни – «бу-льк-бу-льк-бу-льк». Это назойливое бульканье становилось всё громче и громче. Она будто встаёт с постели и идёт туда, где вместо кухни вдруг очутилась в незнакомой комнате. В округлое окно светила полная луна, от чего в помещении было достаточно светло, чтобы разглядеть обшарпанные от сырости стены, некогда крашеные в серый цвет, как в ржавой раковине стояла, кем-то забытая, фаянсовая кружка, в которую лениво капала вода из покрытого известковым налётом крана. За окном этой комнаты раскачивалось от ветра раскидистое дерево, оно будто цеплялось голыми ветвями в проплывающие низко над землёй лохмотья лиловых туч, и, словно под магией лунного света, проникающего через расколотое стекло оконной рамы вглубь комнаты, на противоположной стене отобразило соскользнувшую тень. В кою минуту Эльвира увидела рядом с собою больничную каталку, в которой лежало тленное тело женщины, обращённое чернотой подглазий в её сторону. С откинутой руки покойницы сползала змейкою тесёмочка с нательным крестиком, который вдруг упал к её ногам. Она с ужасом отступила назад, не спуская глаз с каталки, которая обратившись в нечто невесомое, юркнуло к окну, где на подоконнике покрытом плесенью сидел знакомый ей чёрный кот. Её пробуждение ранним утром было тяжёлым, Эльвире стало муторно на душе от того, что уже не впервые видит такие странные сны, в которых ей нужно зачем-то надеть на себя чужой нательный крестик.

6

Казусы жизни всё ниже и ниже пригибали Гусевых к земле, надежды на хорошее будущее для детей и внуков гасли как свечи, а после недавнего звонка от сына, Эльвира сама не своя стала, чувствуя некую обречённость в его словах.

Валерий ей рассказал, что с тех пор как уехал в глубинку словно проклятый в лесу батрачит, так как другой работы там не нашёл, а у этого предпринимателя, который набирает рабочую силу нелегально, зарплату годами не выдавишь и стажа не заработаешь. Он таким методом просто вынуждал своих рабочих выбирать свою зарплату товаром из своего же магазина, где всё втридорога в сравнении с другими магазинами в их посёлке. Живущие в вагончиках рабочие прекрасно понимали тактику предпринимателя, да деваться им некуда, ведь таким образом, отовариваясь, часть их зарплаты оседала в кармане хозяина, отчего люди сами того не замечали, как попадали к нему в кабалу, из которой, если некому помочь со стороны, человеку самому вряд ли выбраться.

Эльвира в тревоге за сына спросила его, не нужна ли ему самому какая-нибудь помощь. Немного замявшись, он ей ответил: «Если честно сказать, то меня за эти два года работы в лесу, работодатель также по рукам и ногам опутал долгами, но я живу в посёлке, не в лесу, постараюсь сам из долгов вылезти, а после сразу же приеду повидаться с вами и дочерью, очень соскучился». -«Приезжай скорее, ждать будем! – сказала ему на прощание Эльвира, – Твоя дочь Олеся за эти годы сильно подросла, нынче в третий класс пойдёт, приедешь, так совсем её не узнаешь».

Её сильно обеспокоили долги Валерия, но Зиновию она не стала передавать весь разговор с сыном, сказала лишь то, что Валерий собирается приехать к ним в гости, как дадут отпуск, зная, что без скандала здесь не обойдётся, так как он с самого начала был против того, чтобы сын уезжал в эту глухомань.

Как бы ни было ей тяжело на душе, домашняя работа частично отвлекала её от насущных проблем. Сегодня, с утра пораньше, тяпая картошку на своём огороде, который находится за околицей их дома, она вдруг услышала – «Здравствуйте!»