Эдуард Барсегян - И смерти нет – невыносимо!

– Ты говоришь сложные для меня вещи, сынок, – прервала Мария сына, – Для меня главное, что ты рядом.

Мария говорила быстро, словно боясь не успеть выговориться. Старик молча слушал, стараясь упорядочить сумбур в голове. Он знал, что между матерью и сыном существует сращенная с безумством любовь. В свое время это привело его к мысли, что существуют градации любви даже между матерью и детьми, не говоря уже об отношениях мужчин и женщин. Поэтому не это его смущало: мужской ум не мог смириться с высказанным сыном объяснением возникшей ситуации. Жизненный опыт и годами отработанная мозгом реальность существования, не позволяли ему принять на веру слова сына. Он все еще был склонен к мысли, что это сон. За свою немалую жизнь ему приходилось не раз видеть невероятно правдоподобные сны. Но в противовес этим мыслям вступали неопровержимые факты: и смерть сына, и белая прощальная фата, и срыв в пропасть с Анной-Марией, и полет в невесомости, когда изумрудные глаза его невероятной девочки-жены растворились в изумрудном небе над Арагацем. Так что же в этом было неправдой? Старик не мог найти способа доказательства, что он не во сне. В таких ситуациях предлагают себя ущипнуть, но это еще никому не помогло. Сын Марии утверждает, что они стали бестелесными, превратившись в мнимые души. Но сейчас, как и во сне, он ощущал и жену, и сына. Невольно Старик пришел к мысли, что такие умозаключения не приведут к истине. В конце концов, любое восприятие приходит через чувства, которые сами по себе нематериальны, как и мысль. Оставив окончательное решение этой сложной задачи на милость могущественному Времени, Старик решил, что он не разбился, падая в пропасть, а его спас толстый слой снега. Теперь же он находился в состоянии комы с приятными видениями. Однако его аналитический ум не позволил успокоиться на этом заключении. Он понимал, что находится во власти чувств, но у источников чувств была материальная основа! Если принять на веру слова сына, что смерть – это гибель пространства, то должен найтись способ определения такой новой истине. И тут он вновь столкнулся с общепринятым постулатом науки: подтверждение опытом. Для начала надо было определиться с местностью: она была незнакома. Вдалеке была видна гора, но не похожая, ни на Арарат, ни на Арагац. Старик не исключил, что это Арарат под незнакомым ему ракурсом, возможно, со стороны Турции. «Это Этна, – услышал он голос сына, – я всегда мечтал увидеть ее. Благодаря Юлию Цезарю». Было несколько странно, что Сын Марии прочел его мысли. Но из этого не следовало делать каких-то выводов, поскольку сын мог заметить его взгляд на гору. Странно было другое: причем тут Этна, да еще Юлий Цезарь?

– Ничего странного, отец, – сказал Сын Марии, – ты все еще ищешь доказательства нашей смерти? Как видишь, я читаю твои мысли. Я знаю о тебе все. Пожалуй, это самое страшное в смерти, когда можешь вернуться в прошлое и узнать правду о нем. Естественно, я интересовался прошлым своих родителей. И вы привели меня в восторг. Хотя, как правило, людям многое хочется скрыть из своей биографии. Однако я завидую вашей удивительной любви. Мне жаль, что я не успел получить похожей любви. Здесь нам будет за многое обидно, хотя приобрели бессмертие в новом качестве. Как люди не ценят жизнь, находясь на поверхности земли!

Старик сразу вспомнил Марину Цветаеву:

– Так вот в чем различие между великими людьми и людом! – подумал он, – Они предчувствуют смерть и знают цену жизни. А ведь Цветаева писала эти строчки в двадцать лет! Да и Есенин говорил собаке Качалова: «Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит». Не это ли причина того, что все талантливые люди презирали власть, легко распоряжавшуюся жизнь других людей ради своих сомнительных великих идей?

– Шопен «Революционный этюд», – произнесла Мария, – Мы в первый раз в тот день бросились в пропасть. Но тогда нам удалось выжить.

– Так значит, Мария уверовала в нашу смерть? – пронеслось в голове Старика, – Неужели все так?

Старик прекрасно помнил тот вечер безумства. Он понимал тогда, что в ту пропасть их сбросила музыка, и с тех пор не мог найти для себя ответа на вопрос: что есть музыка? Все сводить к механическому набору звуков в определенной последовательности было невозможно. В конце концов, в голове композитора нет инструментов. Ему нет необходимости воспроизводить ее, чтобы слышать. Глухота не мешала Бетховену создавать гениальные произведения. Более того, партитуры писались отдельно для каждого инструмента оркестра. Все эти мысли уводили Старика к вечному философскому спору о первичности материи или сознания. Если создавшуюся ситуацию принять за смерть, а не сон, то можно найти корреляцию между музыкой и состоянием смерти, ибо обе они нематериальны или, говоря словами Сына Марии, в них отсутствует пространство. Все получалось слишком заумно. Старик всегда считал, что сложность мира состоит из суммы элементарных понятий. То есть, все должно быть на удивление просто. Но принятие этой смерти было слишком мудрено.

– Отец, я впервые тебя так называю, – вновь услышал он слова сына, – раньше я называл тебя Стариком, как мама. Вот еще одно доказательство того, что ты не во сне. Конечно, этого мало, но постепенно ты смиришься с фактом. Хочу рассказать тебе о связи Этны с Юлием Цезарем. Служители науки в некоторых случаях весьма консервативны, хотя это должно противоречить их предназначению. Но они обычные люди, которым свойственно корпоративное мышление, когда необходимо защищать свое сообщество, чтобы не потерять имидж и привилегии. Так поступают все: и главы государств, и религиозные деятели (хотя и принадлежащие к разному вероисповедованию), и спортивные сообщества, да и вообще всякие объединения, организованные по какому-либо принципу. Это называется общественной моралью, хотя здесь я несколько утрирую. Так вот, чтобы не разрушить стройность существующей науки, основанной на принятых постулатах, ученые мужи иногда упорно отвергают известные факты. В частности, когда дело доходит до предчувствий. Известный пример с Юлием Цезарем. Мало того, что этрусский гадатель Спуринна предсказал его смерть, он сам в мартовские иды за несколько дней до гибели, сказал своему приближенному – претору Марку Юнию Бруту:

– Вот странно, сегодня ночью я не мог заснуть, и какая-то сила заставила меня выйти на террасу.