Эдуард Барсегян - И смерти нет – невыносимо!

Сарасате встал и поклонился в привычной для исполнителя манере. И над бурлящей и взрывающейся всеми цветами радуги Этной восстала музыка. Когда закончилась мелодия, земля под ногами присутствующих содрогнулась, но ненадолго.

– Это еще одна артерия сердца Этны разорвалась, – сказал Эмпедокл. – Я получил новое подтверждение своей философии музыки, когда говорил, что она рождается вне материи, вне человека. Она приходит свыше к избранным людям, которые являются лишь средством ее передачи обществу с помощью музыкальных инструментов. В этом нет ничего оскорбительного для присутствующих здесь великих композиторов, поскольку так соизволил Бог. В самой музыке нет ничего механического, но ее нематериальная мощь настоль велика, что разорвала сердце многих людей. И даже сердце моей несравненной Этны.

– Мне никогда не приходилось заниматься философией. Честно говоря, даже не знаю, что это такое. Зовут меня Антонио Страдивари. Родился и умер в Кремоне. Итальянец. Приобщился к этому миру в 1737 году. Я мало что понял из сказанного уважаемым господином Эмпедоклом, но с тем, что понял, полностью согласен. В первую очередь с утверждением, что у Этны есть сердце, которое огромно и, разорванное изнутри огромное количество раз после таких пассажей, само начинает извлекать звуки, которые мне с детства не давали покоя. Изготовляя музыкальные инструменты, эти звуки служили мне в качестве совершенных камертонов для создания изделий, позволяющих не огорчать любого маэстро в его стремлении извлечь желанный звук.

– Да, господин Страдивари, вы создавали совершенные инструменты, – согласился Сарасате. – Я это прочувствовал сразу же, как только Вашу скрипку мне подарила королева Изабелла. Признаюсь, Вы напрямую причастны ко многим выдающимся музыкальным произведениям. Я уверен – вашему творчеству благодарны многие из присутствующих здесь. Спасибо!

– Инструменты Антонио Страдивари оценены давно и не нуждаются в восхвалении. Я родился в Генуе, что недалеко от Кремоны, 27 октября 1782 года. Имя мое Никколо Паганини. Здесь я узнал от маэстро Страдивари удивительную тайну Этны. Действительно, извергаемые ею звуки исключительно чисты и охватывают весь диапазон звучания для моего слуха. Не эти ли камертоны являлись секретом мастера, который так и не был раскрыт? Тогда для меня стала понятна еще одна тайна – тайна моей «пушки», которую я так окрестил из-за ее «дальнобойности» звука. И эта скрипка тоже из Кремоны, но изготовлена другим великим мастером – Джузеппе Гварнери. Его прозвали «Дель Джезу», поскольку он сопровождал свою подпись на скрипке крестом – символом Христа, хотя весь род Гварнери посвящал инструменты Святой Терезе. Все находящиеся здесь композиторы прекрасно слышат сейчас извлекаемый Этной контрапункт со скользящим мотивом. Видимо, приоритеты Страдивари и Гварнери Дель Джезу в этом «скольжении» были разными, что и отразилось на звучании их инструментов. Я это понял так. Но мне не понятно другое – Этна находится на большом расстоянии от Кремоны, однако все мастера используют этот «секрет». В чем феномен этого города, что лучшие мастера музыкальных инструментов произошли из него?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал извиняющимся тоном Страдивари. – Это прерогатива ученых мужей, и мне, если честно, как-то все равно. Меня интересует сама музыка, а не побудительные явления, связанные с ее происхождением. Более того, мне кажется, ни один великий композитор не сможет объяснить, откуда возникла мелодия в его голове и, как ни странно, ответить на вопрос: что есть музыка?

– Прекрасный ответ! – согласился Паганини. – Меня устраивает такое мировоззрение по отношению к любому творчеству. Если позволите, господа, я хотел бы сейчас послушать великого Антонио Вивальди. Многие его произведения требуют виртуозного владения инструментом, в частности, «Лето» из цикла «Времена года».

– Разумеется, я исполню Ваше желание, – обратился Вивальди к Паганини, – собственно, это одна из побудительных причин, что мы здесь собрались. Но почему бы Вам самому не раскрыться перед нами?

– Не знаю, – честно признался Паганини, – Возможно, у меня появится настроение чуть позже. Кстати, я забыл огласить дату своей смерти. Это произошло в Ницце 27 мая 1840 года.

– Обстановка на действующем вулкане, которую мы не в состоянии были видеть при жизни, не располагает к спокойной музыке, поэтому слушайте третью часть «Лета», – сказал Вивальди, и в ушах слушателей взорвался «Шторм». А Этна ответила еще одним своим кровоизлиянием.

После того, как закончилась мелодия, Страдивари продолжил:

– Не думаю, что со стороны маэстро Паганини прозвучал упрек из-за отсутствия здесь Дель Джезу, но считаю себя обязанным пояснить, по какому принципу были отправлены приглашения. Здесь присутствуют лишь все гениальные композиторы, которые когда-либо существовали на земле. К моему искреннему сожалению, отказался от участия лишь Людвиг ван Бетховен, который родился 16 декабря 1770 года в Бонне и умер в Вене 26 марта 1827 года. Хочу пояснить его позицию по этому поводу. Это отнюдь не высокомерие. Более того, он преклоняется перед всеми вами, что я понял из разговора с ним. Его буквально бесит другого рода преклонения – перед людьми, находящимися у власти, чего он никогда не скрывал. Более того, даже демонстративно проявлял это. Известен эпизод, когда они гуляли вместе с Иоганном Вольфгангом Гете в Теплице и случайно встретились с императором Францем. Если Гете согласно этикету, поклонился императору, то Бетховен, лишь притронулся к шляпе, не останавливаясь, пройдя сквозь толпу придворных. Такого рода эпизодов было множество, и самым известным – отказ посвятить свою третью симфонию Наполеону, когда тот объявил себя императором. Поэтому у Бетховена появилось отвращение ко всякому роду собранию людей, где могут звучать панегирики. Возможно, ошибаюсь, но я так понял причину его нежелания находиться сейчас среди нас. И как бы извиняясь, он попросил послушать его «Бурю» в знак своего почтения ко всем здесь присутствующим. Выполняю его просьбу.

И над Этной прозвучала музыка Людвига ван Бетховена.

– «Смерть есть подлинная конечная часть нашей жизни. Я так близко познакомился с этим подлинным и лучшим другом человека, что образ смерти для меня не только не заключает в себе ничего пугающего, но, напротив, дает немало успокоения и утешения! И я благодарю Бога за то, что он даровал мне счастье понять смерть как источник нашего подлинного блаженства». Это цитата из моего письма отцу. Через четыре года 5 декабря 1791 года я умер в Вене. Мое имя Вольфганг Амадей Моцарт, и родился я 27 января 1756 года в Зальцбурге. Эти слова мне пришли на ум после прослушанной сейчас мелодии Бетховена. С Бетховеном я познакомился, когда ему было 17 лет. Прослушав его, я понял, что передо мной незаурядный композитор. Но что-то в этом юноше было нервное и неспокойное. Любой композитор эмоционален, однако в нем была какая-то угрюмость. Позже я узнал, что у него больна мать, которая вскоре скончалась. Заботу о младших братьях ему пришлось взять на себя. Произошел страшный конфликт между чувством долга и врожденной гениальностью, которая невольно рвалась наружу. Это мое виденье причин его озлобленности на власть. Но это удел всех творчески одаренных людей. Однако не каждый может с этим смириться. Бетховен не смирился и со смертью, не в пример мне. Поэтому его отказ прийти сюда не признак высокомерия или неуважения по отношению к нам. Это всего лишь обида за свою жизнь. Все гениальные люди проходят через унижение, но не у всех находятся силы простить. Я знаю, что Бетховен слушает сейчас нас, поэтому исполню для умиротворения мою «Маленькую ночную серенаду».