Игорь Петров - Свисс хаус, или В начале месяца августа

Поезд бесшумно скользил в пространстве. Андреас занял ступеньку лестницы, ведущей на второй ярус. Ниже и выше его толпились японские и корейские туристы с огромными чемоданами. Кондуктор в черно-красной форме, с маленькой сумочкой через плечо и смартфоном в руках, осторожно пробирался между пассажиров. По громкой связи начальник поезда на немецком и французском языках обратился к пассажирам, извинился за переполненные вагоны, сказал, что на этом рейсе, который без остановки проследует до Берна, в виде исключения отменено деление на второй и первый классы, и что тот, кто не смог найти себе места в вагоне второго класса, имеет право попытать счастья в вагоне первого класса без необходимости доплаты, и что по приезде в Берн пассажиров ожидают стыковочные рейсы в Тун, Шпиц, Интерлакен и Конольфинген, каковые отправятся точно по расписанию.

Андреас вытащил из рюкзака свой телефон и вышел на сайт ее работодателя, фотоагентства, от имени которого Анна-Мари отправилась в Латинскую Америку, нашел точный адрес и телефон. Агентство располагалось в Цюрихе на приятной зеленой улице Восьмого округа в домике с башенкой и с кондитерской на цокольном этаже. Андреас занес номер телефона агентства в список контактов, поудобнее устроился на жесткой ступеньке и спрятал смартфон в рюкзак. Поезд проезжал длинный туннель, и за окнами через равные промежутки вспыхивали и гасли огни.

Вся жизнь у него с Анной-Мари выстраивалась в соответствии с какой-то очень странной симметрией. Поселившись в одной точке, они каждый день уезжали в разные стороны, к разным пунктам назначения. Аэропорт и вокзал напоминают колоды карт в быстрых и точных руках. Эти руки молниеносно перемешивают названия городов и лица людей, раскидывая затем всех и каждого веером на черный бархат земной поверхности. Андреас встряхивает головой и открывает глаза. Поезд замедляет ход, промелькнули самые большие в стране вокзальные часы. Значит Ванкдорф, знаменитый своим стадионом и славной историей про так называемое футбольное бернское чудо, мы уже проехали! Поля уступили место старым серо-зеленым домам и современным офисным зданиям из стекла и бетона. Внизу текла река. Поезд тормозит.

Туристы начинают вдруг что-то быстро говорить друг другу, взлетают на уровень глаз фотокамеры и смартфоны с огромными экранами. Кто-то восхищенно цокает языком и постоянно повторяет одну и ту же фразу. Слева по ходу поезда на фоне яркого голубого неба и сахарных альпийских вершин показались черепичные крыши старого городского центра. Грандиозную панораму довершали две вертикали – острый шпиль Мюнстера и башенки Петропавловской церкви. По крышам ударило и разбилось утреннее солнце. Андреас увидел эту панораму почти как впервые и ощутил смешанное чувство стыда и гордости одновременно. Стыда – потому, что раньше он не обращал внимания на то, что для других, как видно, есть идеальное воплощение идеальной красоты. И гордости – потому, что эта красота в какой-то степени принадлежала и ему тоже.

Состав нырнул под холодную крышу вокзала. По громкой связи уточнили, что выход следует производить с правой стороны. Теперь можно положиться на привычный автоматизм движений: выйти из поезда на перрон, пройти по коридору, образованному справа и слева теми, кто терпеливо ждет своей очереди на посадку, вдохнуть запах креозота, прислушаться к мелодичным объявлением ближайших отправлений, пойти по наклонной рампе в подземный переход, увертываясь от тяжелых чемоданов на колесиках, взвизгивающих на рифленом бетоне, миновать киоски с прессой, сэндвичами и королевскими кренделями, затем мимо главного информационного табло свернуть направо в галерею имени Святого Кристоффеля, деревянный облик которого, потрескавшийся и потемневший, украшает одну из искусно подсвеченных каменных стен – это все, что осталось от древних городских укреплений.

Недалеко от фигуры Святого, как всегда немного растерянно, стоит создание неопределенного возраста, со спутанными волосами и когда-то даже миловидным лицом. Рюкзак за плечами, сумка на колесах, набитая тряпками, торчащими в разные стороны. Она всегда подходит и, глядя прямо в глаза, произносит на чистейшем бернском диалекте: «Маешь грошик»? Когда Андреасу некогда, он пробегает мимо, но совесть его за это не мучает, потому что завтра в это же время она опять будет там, и послезавтра, и всегда у нее будет к нему один и тот же вопрос. И если не сегодня, то завтра или послезавтра Андреас остановится и высыплет ей в протянутую, жесткую, как камень, руку, пригоршню лишней мелочи, а ее глаза так навсегда и останутся безжизненно серыми!

Из модных бутиков гремит музыка, открылся новый вьетнамский ресторан, магазин волшебных пищевых добавок объявил распродажу продуктов с добавлением пророщенного проса. Перед входом в него стоит еще один завсегдатай вокзала: огромного роста чернокожий человек, почти задевающий головой потолок и в любое время года завернутый в национальные цвета: кепка с козырьком, футболка, еще одна футболка с капюшоном, куртка, штаны, еще одна куртка, повязанная на поясе вроде фартука, кроссовки и даже носки – все они исключительно красного цвета с вкраплениями белых крестов. Он только что купил упаковку баночного пива «Вильгельм Телль» и что-то громко на непонятном языке объясняет деревянному святому Кристоффелю, размахивая большими руками.

Андреас улыбается, он любит этих городских оригиналов. Он не знает, кто они, откуда взялись, почему делают то, что делают, но без них город потерял бы свое лицо. Это точно! Мимо проходят двое полицейских, затянутые в синюю с черным форму, у каждого на поясе «Хеклер и Кох P30». На эскалаторе Андреас поднимается наверх к остановке трамвая под стеклянный балдахин. Берн находится в котловине, поэтому по утрам туман держится здесь дольше. Небо над стеклянной волной, легко накрывшей привокзальную площадь, серое, почти еще ночное, но скоро солнечное утро жаркого дня начнется и здесь. Прохожие спешат, звенят трамваи и троллейбусы, на ступенях Церкви Духа Святого люди с длинными волосами уже развернули грязный рукописный транспарант с неразличимыми политическими требованиями. Прохожие не обращают на них никакого внимания.

На трамвае номер семь до конечной остановки можно добраться за тринадцать минут. Салон почти пуст, жители и гости города, наоборот, двигаются к вокзалу, откуда можно уехать «по всем направлениям». Сев у окна, Андреас вытянул ноги и опять достал смартфон. От Анны-Мари ничего. Зато в почте уже болтались первые письма: уведомление, что такого-то числа вам будет выставлен счет на такую-то сумму, еще реклама, еще реклама, еще… Андреас стирает мусор. Трамвай трогается с места, приходит в движение, мягко покачиваясь. Мимо окон тянутся каменные аркады Старого города. Эти улицы Андреасу хорошо знакомы, он чувствует себя здесь как дома. Анна-Мари старый город не любила, мол, не хватает зелени. Андреас всегда в ответ пожимал плечами. Зелень тут совершенно лишняя. Андреас открывает список телефонных контактов. Синие мешки… Андреас выбирает из списка старый домашний номер, который он и так знает наизусть… Синие мешки. Сегодня пятница. Вывоз мусора. Мешки стоят у входов в магазины, у подъездов, просто на серой брусчатке проезжей части. Андреас смотрит на мешки, трамвай опять трогается, на другом конце провода звонки ожидания… Один, два, три… Мешки можно считать просто так, для развлечения. Четыре… Да? Мам, привет! Пять, шесть-семь-восемь…