Игорь Петров - Свисс хаус, или В начале месяца августа

Андреас пропускает Фабиен вперед и говорит, что нужно идти по лестнице вниз, до самого конца. Она проходит мимо и обдает его жаром влажной кожи. Звуки шагов эхом отлетают от белых стен. На площадке этажом ниже устроен высокий стеллаж с обувью. На нем рядами выставлены городские туфли, горные ботинки, кроссовки и даже птичье гнездо. Откуда оно взялось? Чем ниже по лестнице, тем прохладнее становится. Фабиен поводит плечами, Андреас говорит, что теперь нужно повернуть налево, в коридор. Они минуют железную дверь, выкрашенную салатовой краской. Дверь находится в постоянно открытом состоянии. Если по ней постучать, то послышится глухой металлический звук. Литой металл толщиной в три четверти метра способен противостоять любому внешнему воздействию.

Раньше здесь был бункер гражданской обороны, говорит Андреас, поворачивая пластмассовый выключатель, покрытый легкими седыми нитями паутины. А теперь его разделили на сектора стенками из штакетника, и жильцы хранят здесь старые телевизоры, ящики с вином и сломанные кровати. Хлам, от которого давно следовало бы избавиться, вывезя на один из городских пунктов приема вторичного сырья. Но вы сами знаете… Руки не доходят. Мой отсек вон там, справа, у дальней стены. Ничего особенного, коробка из-под микроволновки, пара сумок с пустыми консервными банками. Фабиен говорит, что сюда она могла бы поставить старый мольберт и еще несколько деревянных рам. Несколько мгновений они молчат. Стоит тишина, плотная, непроницаемая, как на дне бесконечно глубокого колодца, иногда нарушаемая шорохом воды в пластиковых трубах. Андреас даже на расстоянии ощущает жар тела Фабиен. Внизу подо мной живет семья: отец – швейцарец, мать родом из Вьетнама, у них двое детей. Мать разговаривает с ними по-вьетнамски, отец на диалекте, между собой мать и отец разговаривают по-английски, дети между собой и со сверстниками на непонятной смеси всего, что только можно смешать. Если мы встречаемся в магазине, то со мной они говорят на французском. Я выгляжу французом?

Фабиен наклоняет голову к правому плечу. Нет! Один из сыновей, старший, играет на пианино. В распорядке сказано, что в доме нельзя выбивать ковры по воскресеньям, но что здесь позволено держать домашних животных, а еще музицировать, один час до обеда и один час после. У вас есть животные? Нет, отвечает Фабиен. Квартира у вас в хорошем состоянии, хотя немного в беспорядке. Когда женщина уходит от мужчины, то первым начинает страдать жилище. Ведь когда рушится мир, уборка становится смешной. Андреас не знает, что сказать, а потому предпочитает промолчать. В прихожей Фабиен берет свои меховое пальто и сумочку.

Из открытых окон дует ветер, в квартире темно, только свет с лестницы рисует на полу желтый прямоугольник. Спасибо за ваше время, особенно в пятницу. У вас наверняка были другие планы? Андреас пожимает плечами, нет, сегодня я ничего не планировал, но вот с понедельника я официально в отпуске. А где вы намерены провести День Первого августа? У меня есть домик под Куртелари. Но я пока ничего не решила. Вам в любом случае еще раз спасибо и наслаждайтесь отпуском. Это лучшее время в году. Фабиен протягивает на прощание руку Андреасу, он пожимает ее влажную горячую ладонь, слышит, как хлопает входная дверь. Начинает работать двигатель, свет фар ярким сполохом осветил потолок и пропал.

Не зажигая света Андреас идет на кухню, открывает холодильник, достает остатки «Эпикуро Примитиво ди Мандуриа» и выливает в бокал. Нужно быть очень осторожным, чтобы не расплескать вино. Холодильник пуст, в нем нет ничего, кроме яркого света, кубиков льда и веточек увядшей петрушки, разбросанных по дну лотка для овощей и фруктов. Андрес кладет пустую винную бутылку в емкость для стекла. По сравнению с душной комнатой на балконе было почти прохладно. Остывшее в холодильнике вино приятно остужает язык. Окна в доме напротив то загорались, то гасли, жильцы ставили чайник, садились за компьютеры, включали телевизоры. Почти каждый балкон уже увешан гирляндами из флажков, еще холодными лампочками, бумажными лампионами с белыми крестами на красных боках.

С одного из балконов донеслись громкие голоса, потом смех, нестройный хор голосов затянул песню: «Номер ноль семь девять у нее, номер ноль семь девять»! Андреас еще раз отпил из бокала и вдруг понял, почему Фабиен была в пальто. Если старую малолитражку снабдить новым, более мощным аккумулятором, то вся система электроснабжения начнет работать с перегрузкой. Потому и фары у машины горели неестественно ярко. Поэтому и кондиционер, даже на минимальной мощности, работал так, что в салоне ей пришлось сидеть в пальто. Иначе можно элементарно простудиться. Андреас улыбнулся в темноту. Завтра будет еще один жаркий день. Все имеет свою логику, и у всего есть свои причины. Видишь эти причины? Нет! А они все равно есть!

Тридцать первое июля, суббота

Утро, кухня, окно, кофеварка. Ночью прошел дождь. Он бил по крыше и крупными пригоршнями бросал капли в стекло, словно прорвалась какая-то сеть и все, что в ней было круглого, высыпалось и запрыгало в разные стороны. Из леска за окном доносится оглушительный запах мокрой листвы. Поют птицы. Андреас сидит за кухонным столом, перед ним чашка кофе. Чуть дальше, на столе – камень. Андреас берет его в руки, поворачивает так, чтобы грани его и поверхности начали блестеть, потом кладет обратно и делает глоток. Сегодня последний день июля. Можно уже вести себя совершенно свободно и никуда не торопиться. По телевизору показывают горы. Они только что вытащили свои головы из ватного тумана и выглядят растрепанными и хмурыми, как и всякое явление или живое существо в такую несусветную рань. Кадры меняются, везде видны зеленые склоны и застывшие тросы подъемников. Граница снегопада ушла за отметку пять тысяч метров.

Андреас мог бы сидеть здесь целый день, глядеть на камень и пытаться вспомнить, откуда он все-таки взялся. Но в этом нет ровным счетом никакого смысла. Вместо этого Андреас решает выйти на дистанцию и пробежать положенные километры. Он идет в ванную и тщательно чистит зубы. Вода с шумом течет в раковину. Это неэкономно, но привычка лить воду, находясь в ванной, осталась с ним с детства. Его всегда ругали за это, говорили, что Андреас не желает прислушиваться к доводам разума, и что Максимилиан, его родной брат-близнец, конечно же, не стал бы делать ничего подобного. Позже он прочитал о том, что воду в кране не просто можно, а даже нужно лить как можно в больших объемах, потому что в противном случае трубы канализации пересохнут и разрушатся.

Соседи из второго подъезда уже вытащили раскладные столы и стулья на улицу. Завтра вечером они будут есть жареные сосиски, пить белое вино и смотреть на салют. Но сейчас Андреас чистит зубы. Потому что во время пробежки он любит ощущать во рту и носоглотке полную свободу дыхания и свежесть. Свобода дыхания для него даже находится на первом месте. Она важнее всего. Отец знал, что говорил. В юности он занимался борьбой. А еще он любил ходить в горы, сейчас это называют модным словом «хайкинг» и даже есть магазины, которые продают все, что нужно для него. А тогда он просто брал рюкзак, желтый, немецкий рюкзак времен Второй мировой войны из грубой мешковины с темно-коричневыми ремешками и сияющими, но быстро ржавеющими металлическими пряжками, и шел в горы.