Дарья Решетникова - Present Invisible

Потом Миа сказала, что если мы посмеем уснуть, она возьмёт маркер и изрисует нас. Утром оказалось, что маркер перманентный. Её счастье, что надписи в основном скрывались под рукавами. И что она уехала на пары рано утром.

Миа: 30 июня 2003 года

Гранит науки в древесном эквиваленте.

Стою на крыльце корпуса, опять приехала за три часа до пар. Ну не спится мне. Рядом возникает не особо знакомый голос:

– Здравствуй, девушка с флейтой.

Один из эпизодических знакомых. Ну знаете, из тех, с которыми обмениваешься номерами, но вряд ли будешь перезваниваться; и при случайной встрече состроишь радостную мину: «привееет!», и чем дольше это «привееет», тем больше у тебя в запасе времени, чтобы вспомнить, как же его зовут и где вы пересекались. На днях стояла возле универа, чистила флэшку на цифровике. Мимо скользил человек со знакомым лицом. Мы долго рассматривали друг друга, вспоминая: кто и где. Оказалось, нас когда-то познакомил Ботаник, в курилке под библиотекой.

– Что делаете сейчас?

– Защищаю диплом.

– И как защищаете, успешно?

– Так… ничего особенного. Год работы… пара спиленных деревьев…

– ???

– Бумагу делают из дерева. Диплом, плюс черновики и переработки – как раз выходит около двух штук.

Миа: 1 июля 2003 года

Северный зверь доедает мои извилины. Ночью отчаянно старалась вникнуть в конспекты. Без Тыквы получается с трудом… Наткнулась на фиолетовый конверт. Я складывала туда жуткие, некрасивые, отвратительные, бракованные фотографии. Медленно, с расстановкой, разорвала каждую на мелкие кусочки, подготавливая к путешествию по мусоропроводу.

…Жёлтые обои… мех голубоватой шубки… наручные часы… стеклянный браслет… фрагмент улыбки… велюровая перчатка сжимает фантик… узор свитера… каким завораживающим оказался этот мусор, стоило только порвать его на кусочки… Сложила всё обратно в конверт и не стала выбрасывать.

Миа: 5 июля 2003 года

Сказка о Василисе не очень премудрой и Василисе совсем тупой.

Ещё одна ночь на кока-коле с кофе – и у меня откроется третий глаз. Тыква самозабвенно поглощает бутерброд, я конспектирую «Лесного царя». В голове возникает мультфильм, сам собой, никак не выключишь. Со спецэффектами такой, на немецком языке и с гундосым переводчиком. Романы по программе читаем вслух и по очереди – так удобнее вести читательский дневник. Тыква пользуется беспомощностью моего мозга и диктует всякую ересь. Я на автомате конспектирую.

Домой приползла, завалив-таки зачёт. Залезла в кресло, стараясь не обращать внимания на эхо в затылке и тени, мелькающие по квартире. Включила «Алису в стране чудес». По ходу мультика стала выписывать цитаты:

«Вспоминая об этом впоследствии, Алиса подумала, что ей следовало бы удивиться. В тот миг, однако, всё казалось ей вполне естественным».

«Подумать только! Какой странный сегодня день! Я это или не я? Кажется, уже не совсем я».

«Всё куда-то движется и во что-то превращается».

Нашла на столе какие-то рекламные листовки и повырезала из них все двери… зачем-то…

Миа: 8 июля 2003 года

Майка долго канючила, что ей скучно, что её творческая душа требует духовной пищи и что мы чересчур расточительно расходуем лучшие годы своей жизни на сон и универ. В итоге мы отправились на какой-то концерт (я не разбираюсь в группах местного разлива, поэтому выступала в роли Майкиного аксессуара – ну просто чтобы ей одной там скучно не было). А Майка по дороге рассказывала, как провела выходные:

– Вчера ко мне явилась твоя ксерокопия.

– Мне уже страшно… чего хотел?

– Он был уже нетрезв; не то весел, не то полон сарказма на фоне окончательно съехавшей крыши, матерился гекзаметром. Сказал, что он умер, и мы должны его похоронить. Я хотела позвонить в дурку, но для начала позвонила Санче и Тыкве. Он принёс, кстати, распечатанную надгробную речь, и надо сказать, там было много пафоса и ненормативной лексики. Он сказал, что я должна прочитать это над его хладным телом на правах его лучшего друга. Сам написал, говорит. С гордостью так, как будто ему медаль за это должны дать.

– А вы теперь лучшие друзья? Что-то новенькое…

– Ну, я цитирую, это его реплика. Короче, мы устроили пикник на ковре, он лежал на полу, среди тарелок со всякой хернёй и стаканов. Санча, кстати, делала «кровавую Мери»!

– Да ладно!

– Да, я тоже отметила профессионализм, с которым она это делала, мы кажется чего-то не знаем о Санче.

– И при этом человеке мы стеснялись материться!

– Ну, «кровавую Мери» она делала с очень интеллигентным видом, так что наши стеснения пока можно не отменять.

– И чем закончилось пиршество?

– Пока я читала речь, изо всех сил стараясь прослезиться или хотя бы не ржать, Тыква кормила труп Аарона маринованным корнишоном. Поэтому наш дорогой усопший периодически давился, теряя безучастный вид. И очень переживал за сохранность своей рубашечки. Кстати, он явился в белоснежной рубашке и своём любимом чернильном галстучке с какими-то узорчиками. Принарядился к мероприятию.

– Молодец какой!

– Да уж, так заботиться о рубашечке на собственных похоронах – это прямо картина маслом и сыром!

– Когда он упал с крыши школы и вырубился минуты на три, знаешь, какой была его первая фраза по возвращении в сознание?

– Какой?

– «Дайте расчёску».

– Супер. В общем, после похорон мы с ним пошли на какие-то рельсы, потом подошли какие-то ещё его друзья. Он что-то им пытался объяснить про то, что он умер и теперь может родиться заново, и что смерть – это начало новой жизни с чистого листа. И что он не может дальше жить, поэтому должен умереть, чтобы не повеситься. Какая-то не очень убедительная философия, в общем. А потом мы поехали куда-то гулять, там он запивал по чьему-то заботливому совету какие-то таблетки коктейлем, чтобы ничего не чувствовать. Кто-то дал ему волшебный рецепт какого-то пофигина. А потом я его тащила к вам домой в полувменяемом состоянии и сдала в руки Баксу уже в фазе багажа. Судя по всему, пофигин действительно действует. В общем, на случай, если он ничего не помнит, передай ему, что гопников мы не били, банк не грабили, и что свою надгробную речь он не потерял, а скурил.

Аарон: 6 августа 2003 года

Я даже в детстве был маргиналом. Я ощущал себя ребёнком, отвернувшимся к стене, чтобы досчитать до десяти, и в этот момент всех позвали кушать. И после реплики «я иду искать» оказалось, что в эту игру играю я один. Я так никого и не нашёл.

Это как будто меня свозили на летние каникулы на Марс, и по возвращении оказалось, что мне не о чем разговаривать с другими детьми. Не потому, что они дураки или я в чём-то их лучше. Потому, что они не понимают шуток про космический паштет, а мне неведомо, чем им нравятся комиксы про супергероев. Экипаж звездолёта высадил меня, оставив совершенно одного в центре самой густонаселённой и самой необитаемой планеты.