Александр Поехавший - Русская Наташа

Ближе к позднему, чуть апатичному вечеру мама довела до конца свои дела и примкнула к ритуальному просмотру сериала с не одним миллиардом снятых сезонов. Телевизор был главным и уважаемым членом нашей склочной семьи. Он не мог не нравиться. Говорил только тогда, когда надо было. Всё что транслировал, было всегда славным зрелищем. Я восхищался сверхлюдьми, способными творить такие притягательные видеоряды, от которых отец не мог даже моргнуть. Невозможно было вообразить себе жизнь без этого чуда техники, казалось, человек мог бы околеть от скуки, потеряв его хоть на несколько дней.

Серия была так себе, мать даже ни разу никого среди холёных лицедеев не оскорбила. Папа предпринял заведомо провальную попытку переключить канал, на что заработал чудовищное шипение от мамы, сковавшее ему пятерню. Психотерапевтический сеанс телевизоротерапии для меня подошёл к концу. Я нехотя соскользнул с прогретого местечка и устремился в спальню. Мой уход был незаметен так же, как неприметны были мои потаённые наклонности и неистребимые интересы. Я не стал отходить и замер в коридоре. Как правило, они продолжали просмотр в безмолвии, но на этот раз мама подавила главенствующий гул телевизора вопросом.

– Ты поверишь в то, что твой сыночек роется в моей косметике и белье?

– И дальше что? – последовал бесцветный ответ спустя некоторое время.

Вместо того чтобы испугаться, я захихикал в кулак, но тем не менее слегка побагровел от лёгкой стыдобы.

– Валер, тебя хоть немного волнует, что происходит в нашей семье? – напряжённо спросила она.

– Ты думаешь, он голубой что ли?

– Не знаю я голубой он или зелёный, но точно противоестественный, учителя всё время про него на собраниях отдельно мне говорят.

– Ну, вот видишь, вырастет человеком, – лукаво ответил папа, воцарилось безответное пугающее молчание, от которого я скрылся в темноте своей комнаты.

Блёклый, мерцающий свет находящейся на последнем издыхании лампы озарил выцветшие стены и обстановку. Чуток покосившейся мебели, малость разных носков с прорванной пяткой, Творец, мерно покачивающийся в петле, школьный ненужный хлам в виде учебников – вот и всё роскошное убранство. Я разделся донага, обрушился на узкую кроватку, помыслил, конечно же, о мальчиках из школы, телевизора, улицы. В отличие от штампованных под одну гребёнку девчонок они были такими неодинаковыми: прилежными учениками с пятёрками, драчунами из неблагополучных семейств, демонически прекрасными отпрысками богатых, одетых с иголочки. Тогда я хотел близко дружить с ними со всеми, точнее, главное, чтобы они были привлекательными, остальное приложится. В каждом было что-то притягательное, какая-то индивидуальная особенность поведения, вызывающая романтический интерес. Я вовсю размышлял об однополом сексе. Точно не ведая, как святое таинство выглядит на самом деле, я лишь догадывался, как этот секс происходит в действительной жизни. Уже тогда я полагал, что он и представляет что ни на есть самую истинную Любовь. Нервно-мышечное соединение двух существ. Писатели нахально лгали себе и другим о высшей ступени людского счастья в своих толстых книжках скучной литературы, которую нас заставляли не только читать, но и разбирать по мелким кусочкам. Они обрисовывали и передавали Любовь, как нечто смутное и аморфное, витающее в воздухе, невидимое, как то, что нельзя полапать, полизать, пососать, погрузить в себя и пережить на самом деле. И почему взрослые так умалчивали и подавляли буйные мысли обо всём, что с этим связано? Все остальные виды приятных взаимоотношений между двумя влекомыми друг к другу дикими сердцами были лишь подготовкой и баловством. Любовь случалась… Самая кратковременная, самая чокнутая процедура, после которой весь мир для двух людей переворачивается с ног на голову! Я всего-навсего хотел впускать её в себя и только таким образом, как делали девчонки. Мой голый зад ходил ходуном и сокращался при накатывающих волнами мыслях о том, что моталось между ног у симпатичных парней. Я начал сомневаться в своём теле и это вгоняло в лёгкую печаль. Оно отличалось от женского, а Любовь требовала лёгкости полового сближения.

Я окунулся в тяжёлое одеяло и включил фонарик. Словно в глубокой тёмной пещере из детских россказней я дожидался принца на чёрном коне, который должен был освободить меня от злых колдовских чар и поцелуем обратить в великолепную королеву. Нестерпимое ожидание Любви… Я задумался, что если все будут её ждать, то просто-напросто дождутся лишь неотвратимую смерть. Я постиг всё, что надобно было для обретения данного счастья, – это совершение простейших действий к сближению. Девчонки беспрестанно мололи языком о первой Любви, называя её одним из важнейших ступеней перехода во взрослую жизнь. Рома из параллельного класса. Недавно я выбрал его. Такой же высокий и мужественный, он отдалённо был похож на одного из героев телесериала, на который мы таращили глаза каждый вечер.

– Господи, – начал я импровизировать личную молитву, как попало петляясь, – сделай так, чтобы Рома сдружился со мной. Ты же помогаешь всем, кто тебя просит. Направь меня и Рому на один путь, шепни ему о моих чувствах и пусть он обратит на меня внимание. Во имя сына, отца, дочери, дедушки, аминь, аминь, воистину аминь.

Сон не приходил, я ёрзал с одного бока на другой. Я чересчур сильно захотел поймать момент засыпания и стал заложником такого глупого желания. Самый ужасный кошмар всегда проистекал именно тогда, когда абсолютно ничего не творится. Я остался совсем один с плотно закрытыми веками в прохладной от паршивого отопления комнате. Ни единого шуршания, даже редкое дыхание сделалось беззвучным. Безупречная темнота, великая пустота, могильная тишина, полное отсутствие мыслей, образов и чудовищный страх перед будильником на тумбочке рядом с ухом. Это был подарок на день рождения: электронные часы. Я страшился того, что если совсем не посплю, то обязательно помру на следующий день. К счастью, на кухне спасительно затарахтел холодильник, что вернуло меня из кошмара, где ничего не происходит, в мир, где вещи были такими же живыми, как люди. Где у каждого была своя стоимость: видимая или скрытая.

Утренний свет усиленно атаковал грузные пыльные занавески. На улице в сопровождении крепкой ругани хозяев раздражённо гудели металлические чудовища. В квартире началась копошение, шарканье. Звонко гремели тарелки, чашки. Матерь вовсю орудовала на кухне, масло громко скворчало. Я сонно посмотрел на циферблат. До моего запланированного пробуждения оставалось где-то полчаса. Папа с мамой никогда не разговаривали перед выходом на работу. Я испытал невесомое чувство вины от того, что вот так беспомощно лежу, поджидая набившего оскомину раскатистого звона будильника, не в силах ничего изменить, главным образом, в себе. С утра родители всегда выглядели на грани жизни и смерти, поэтому я намеренно тянул время, чтобы они скорее убрались до того момента, как я предстану перед ними.