Романов Ник Одинсон - Каникулы в аду

– Что будем делать? – с усмешкой спросил я, не подавая виду, что что-то произошло. По полному животу я понял, что уже плотно поел, жаль, что не помнил как, но думаю, было вкусно.

– Не знаю, – резко и просто отвечала Лена, после чего решила спросить, – ты идешь завтра к Паше?

– К Паше? – я уже и думать забыл, что завтра полкласса позвали на вечеринку к одному парню, чьи родители уехали отдыхать, а он решил, не теряя времени, отметить это. Я любил подобные мероприятия, поэтому ответ был один: – Да, конечно иду.

Тут неожиданно раздался телефонный звонок. Я подошел к куртке и посмотрел, кто решил прервать мою беседу: это была мама. Я взял трубку и начал разговор, попутно вспоминая, что сегодня обещал приехать домой после занятий.

– Привет, мам, – отчеканил я, придумывая причину, по которой пришлось задержаться.

– Привет, Ник, ты где? Что-то случилось? – уже более настороженным тоном спросила мать. Ее слова были как волны во время начинающегося шторма, с каждой волной напор усиливался, поэтому нужно было придумать достойную причину, которая, как волнорез, умерит ее пыл. Я вспомнил, что у Андрея были небольшие проблемы с геометрией, которая мне, как ни странно, давалась легко, и решил именно это использовать в качестве аргумента.

– Нет, все хорошо, – поспешил я ее успокоить, – просто Андрей попросил помочь с математикой, а я не посмотрел на время. Извини, – я говорил это с максимально грустной интонацией, чтоб мои слова звучали более правдоподобно.

– Ничего страшного в том, что ты помог другу, нет, но в следующий раз предупреждай об этом заранее, мы ждали тебя, а ты не появлялся, – с облегчением и некоторой грустью сказала мама, а после добавила, – а в котором часу тебя ждать?

Кинув взгляд на часы, которые показывали половину седьмого, я нехотя сказал, что скоро буду выезжать. Этот ответ устроил маму, после чего она согласилась и повесила трубку. Мне не хотелось ехать домой, там нужно будет работать и делать уроки. Жизнь в поселке подразумевала не только баню и шашлыки, но и постоянную заботу об участке с кучей дел.

– Хреново, – выдавил из себя я, будто яд из раны, и добавил. – Повезло же тебе, родители приезжают вечером и уезжают утром, живешь в квартире, не нужны ни дрова, ни вечная уборка. Отдыхаешь… – Краем глаза я заметил, что Лена хочет возразить, и сказал внатяжку:

– Ладно, мне пора, работа зовет.

После чего встал и вышел в коридор. Девушка пошла за мной. Я быстро обулся, накинул куртку и схватил сумку, после чего с грустным выражением лица обнял ее, поцеловал и гордо заявил: «Извини, дорогая, служба!». После чего вышел за порог в сторону автобусной остановки.

Дорога домой прошла тихо, я дошел до остановки, сел на автобус и очень быстро оказался в своем поселке. По пути к дому я разглядывал соседские дворы, которые еще не обзавелись заборами, здоровался со знакомыми людьми, с которыми, если быть честным, довелось общаться моим родителям, а не мне. В одном из переулков я заметил, как мальчики лет двенадцати и постарше бегали за дворнягой и кидались в нее камушками себе на потеху. Делая вид, что ничего не происходит, я быстро проскользнул мимо зданий и вошел во двор. У меня и так не было никакого желания идти домой, так еще и за детьми бегать не хватало.

Вернувшись домой, я увидел, что мама моет полы в доме, а отец колет дрова. Аккуратно проскользнув мимо него, я вошел в дом и поздоровался. Мама ответила тем же, обняла меня и попросила выкинуть мусор. Мне было так лень это делать, но выбора нет. Скинув сумку, я взял пару пакетов и пошел. Хорошо, что контейнеры находились недалеко от дома. Подойдя к ним, я сразу выкинул один из пакетов, после чего увидел все ту же собаку.

– Убежал все-таки? – с ухмылкой сказал я собаке. И вытащив из пакета старую куриную ножку, кинул ему.

Этот песик был здесь еще щенком. Какие-то соседи переезжали в город и оставили его на улице, не помню, как его звали тогда, но после пары месяцев на свободе зверушка обзавелась большой царапиной на пол-лица, проходящей через глаз, но не задевающей его. Таким образом звать его стали Пират.

Собака не решалась подойти к неожиданно прилетевшему ужину, тогда я отошел, чтоб не смущать ее. Дворняга накинулась на ножку, будто это самая последняя еда на земле, тогда я и смог чуть лучше разглядеть ее.

Судя по всему, она была уже не молода, но из-за своих размеров была похожа на неухоженного щенка, порода непонятная, но на шее виднелся замызганный, но плотный кожаный ошейник. Шерстка была короткая, но покрытая слоем грязи и репейника. Глядя на нее, складывалось чувство, что она многое пережила и способна за себя постоять, но почему-то не хочет. Будто ждет, когда блохи и глисты окончательно сожрут ее, как она этот кусок курицы.

– Понятно, – сказал я с отвращением перед этим зрелищем и добавил, – что ж, удачи.

Вернувшись домой, я поел и, пока меня не заставили мыть посуду, умыкнул в свою комнату. Закрыв за собой дверь, я почувствовал некое облегчение, как то, что мышь испытывает, залезая в свою норку.

Выкинув сумку в дальний угол комнаты, я ловким движением скинул все книги с кровати на одеяло, заменив их собой. Мама услышала стук от учебников и зашла в комнату.

– Что это было? – спросила она, но взглянув на разноцветную мозаику из обложек, спросила меня. – Зачем?

Я не нашел, что сказать. У матерей удивительно чуткий слух, мне иногда кажется, что они сверхлюди. Тогда я начал оправдываться:

– Я случайно потянул за одеяло, а книги лежали друг на друге… они просто упали. А у меня еще сегодня был нервный день, и эта ситуация… ну я лег, чтоб не нервничать, – говоря это, я кидал свой взгляд из угла в угол, стараясь не смотреть в глаза, такое я видел на канале про животных, это делается, чтоб не вызывать агрессию у хищника.

Мама сразу поняла, что я вру. Но не стала меня отчитывать, подойдя к кровати, рядом с которой я стоял, словно на боевом построении, она взяла одну из моих книг и положила на кровать. Сама присела рядом, посадив меня рядом.

– Я не знаю, что с тобой происходит. Мы с отцом очень волнуемся за тебя и твое будущее. Ты перестал появляться дома, не помогаешь нам, к примеру, сегодня нужно было помочь отцу разгрузить машину с бревнами, а тебя не было рядом. Он потянул спину… – грустно протянула она. – Ты перестал рисовать, читать, помогать по дому. Помнишь, какие красивые рисунки у тебя получались?

Мама смотрела на меня таким взглядом, коим смотрят попрошайки на людных улицах. Ее глаза были мокрыми, а голос дрожал. Я не нашел, что ей ответить, потому просто обнял ее. Говорят, что объятия придуманы для людей, которые хотят скрыть свое лицо, это не всегда так. Иногда ты пытаешься спрятать чужой взгляд, потому как он доставляет уж слишком много боли.