Иса Капаев - Ногайские предания и легенды

Но лекарь не снизошёл до извинений.

– Тогда-то я и решил приложить все силы, чтобы спасти этот райский цветок. Князь не скупился на обещания, и в случае исцеления дочери обещал мне всё, что я захочу…

Старик вопросительно взглянул на князя: подтверждает ли он его слова?

– Так чего же ты хочешь? – презрительно усмехнувшись, спросил князь.

– Я, достославный князь, прошу руки твоей дочери Мейлек-хан – громогласно произнёс лекарь.

– Что-о?! – взревел поражённый князь, хватаясь за свой верный кинжал.

Вскочили от неожиданности и его почтенные гости. Одна Мейлек-хан не выказывала ни малейшего удивления и таинственно улыбалась.

Князь заметил эту улыбку и накинулся на неё:

– Что же ты молчишь, дочь моя? Неужели ты пойдёшь за этого полоумного горбуна?

Муртазаки – исполнители султанской воли – окружили несчастного лекаря и, обнажив кинжалы, ожидали приказаний князя.

– Повтори свои слова, безумец! Или я велю муртазакам проколоть твоё дряхлое сердце! – гневно прокричал князь.

Но слова уже были не нужны: лекарь смело сорвал с себя маску, упали на половицы его ветхие одежды и седой парик, спина старика распрямилась… Гости всполошились пуще прежнего.

– Отец, это Джелалдин – тот самый джигит, мой избранник! – Взявшись за руки, княжна и Джелалдин пали на колени перед князем.

– Ты больше мне не дочь, и я тебе – не отец!.. Возможно ли такое бесстыдство! Нет-нет, у меня нет больше дочери!.. – оттолкнул он княжну. – Какой позор! Дочь султана бесчестит себя перед безродным бродягой!..

– Достославный князь! И вы, почтенные гости! – произнёс Джелалдин. – Я сын Темир-Кола, и наш род не менее знаменит, чем какой-нибудь другой, и не менее славен…

– Что он говорит! – не веря своим ушам, прокричал поражённый Аман-Гирей.

А мулла прошипел презрительно:

– Казыварцы всегда были неверными, это – проклятое племя…

– Железная Рука! Он достал меня из могилы! – простонал сражённый князь. Гости сокрушённо вздыхали.

– Казыварцы, если и не почитали Священную книгу, то лучше всех соблюдали народный обычай – адат, – возразил мулле Джелалдин.

– Наверное, за то, что твой отец соблюдал адат его и ненавидели в народе? – усмехнулся Аман-Гирей.

– Простолюдин поднял руку на благородных мужей! – прокричал один из его родичей, поддержанный, конечно же, остальными.

– Но князья презирали отца, и ему ничего не оставалось, как отвечать им тем же, ведь по адату человек не должен унижать человека… – ответил Джелалдин, уже не надеясь на то, что его услышат. И вдруг…

– Мы все знаем, что Темир-Кол был храбр, – произнёс кто-то. И все оглянулись на пожилого человека – аульского ювелира Ат-Чапара. – Но как нам поверить, что ты – сын Железной Руки? – спросил он джигита.

Джелалдин, словно ожидая этого вопроса, достал из нагрудного кармана бешмета золотые монеты:

– Вот золотые монеты с тамгой отца! – и он передал монеты старцу.

Гости разобрали монеты, и каждый из них с удивлением произносил имя Темир-Кола. Последним золотые монеты взял в руки князь и, внимательно разглядывая, держал так долго, что гости стали переглядываться, а затем разошлись. Князь остался наедине с дочерью и Джелалдином.

– Теперь послушай меня, храбрый джигит, – начал Аман-Гирей. – Сегодня я пригласил сюда гостей, ставших свидетелями моего позора. У меня была дочь, которая посрамила моё доброе имя, избрав себе жениха против воли отца, и вот – её у меня не стало. Я предлагаю тебе, сыну славного Темир-кола, условие: ты должен теперь же заплатить мне калым моего бесчестия, а заплатив его, отправиться на три года в чужие края, чтобы за это время оружием добыть себе славное имя и приличествующее твоему званию состояние. Когда протекут эти три года, ты возвратишься, и я вручу тебе свою дочь. Ты постараешься, чтобы слава о тебе дошла до нас: это загладит проступки беспечной юности и послужит уроком для других, столь же непокорных детей… Ты, казыварец, оскорбил меня и тем, что проник в мой дом под чужим именем, нарушив этим законы гостеприимства, но я смогу простить и это – и тебе, и твоей невесте! Принимаешь ли ты моё условие? Ответь мне – и как оскорблённому отцу, и как старейшине правоверного народа.

– Но где же будет жить Мейлек-хан все эти годы? – покорно склонив голову, спросил Джелалдин.

– Мейлек-хан, обещаю тебе, будет под строгим присмотром; поклянись и ты, что до срока не будешь пытаться увидеться с ней. Согласен ли ты?

– Да, я согласен, – ответил Джелалдин, – эти условия справедливы. А три золотые монеты с тамгой моего отца – прими как калым.

Князь усмехнулся, перебирая в руках монеты.

– Большего у меня нет, – сказал джигит, – это всё, что досталось мне от покойного отца, а ему – от деда… Я – их наследник… Согласен ли ты, князь, принять от меня залог и дать верное слово, что сдержишь свое обещание…

– Неблагодарный! – вырвалось у князя, но он быстро овладел собой. – Вот тебе моя рука, – отвечал он решительно.

– К назначенному сроку, – Джелалдин не сводил глаз с сияющей Мейлек-хан, – я пригоню князю табун самых лучших скакунов Закубанья. А если меня настигнет смерть, наш договор потеряет силу и Мейлек-хан будет свободна.

* * *

Аробная дорога вилась вдоль ущелья, поросшего густым лесом. Черкес Джанка и Джелалдин уходили от погони, уводя с собой двух чистокровных арабских скакунов. Держа в руках ружья, они постоянно оглядывались на преследующих их всадников – расстояние между ними то увеличивалось, то сокращалось.

– Торопись, друг Джанка! – кричал товарищу Джелалдин и ещё круче пришпоривал коня. – Если мы доберёмся до Красной крепости, скакуны – наши. А оружие нас не подведёт.

Джанка в ответ закивал головой и в который уже раз оглянулся.

Топот коней преследователей раздавался совсем близко. Послышались выстрелы, и Джанка, развернув на полном скаку коня, привстал на стременах и выстрелил. Выстрелил и Джелалдин. На макушке скалы показалась Красная крепость.

– Смотри, Джанка, крепость! Мы спасены! – закричал Джелалдин.

Крепостные стены вырисовывались уже совсем отчётливо, и скачущий во главе преследователей князь Адамей обеспокоенно взмахнул плёткой, показывая на них. Скачущие за ним всадники изо всех сил стали хлестать своих лошадей.

– Быстрей, быстрей! – заметался князь. – Нельзя дать им укрыться в крепости.

Но и у преследуемых словно удесятерились силы, кони Джелалдина и Джанки, почувствовав волнение своих седоков, помчались что есть мочи. Преодолев отлогий подъем, они – уже победным галопом – домчали их до четырёхугольной башни.

Опасность миновала.

Из шести небольших окон высунулись тогда дула ружей и пистолетов. Раздались выстрелы, и казалось, что стреляют изо всех шести оконных проёмов.