Иса Капаев - Ногайские предания и легенды

– Не говори так, отец! Джелалдин не мог отказаться от меня. И он сделает всё, чтобы его имя стало знаменитым! – сказав так, Мейлек-хан выбежала из гостиной.

– Настоящая пэри! Гурия! Какой прекрасный цветок растёт в твоём саду, князь! – и Мирзабек едва не захлебнулся от восторга.

– Она запятнала меня позором, связавшись с этим нищим, – печалясь проговорил Аман-Гирей.

– Послушай, что я скажу, князь. Я, конечно, уже не молод, но ты знаешь, как славен и богат род Ураков. Только что проку в богатстве и славе, если ты так одинок и стены родного дома холодят душу.

Аман-Гирей поначалу не поверил своим ушам: так ли понял он Мирзабека?

Но намёки гостя были так прозрачны и так заманчивы, Что князь просто расцвёл, представив себе возможный родственный союз…

– Что и говорить, Мирзабек, я, как и все, почитаю род Ураков. Да и сам ты всегда был опорой в наших общих делах. И. кто же не знает о твоём огромном богатстве и храбрых кольчужниках? Но у тебя, князь, взрослые сыновья, не решат ли они, что их отец чернит память матери?

Мирзабек ухмыльнулся:

– Князь знает, что я давно разделил своё имение между сыновьями, и, выросшие в послушании, они и теперь не перечат своему отцу, хотя уже давно выросли и стали сами отцами. Да и шариат не запрещает мне жениться. Ведь уже прошёл год со дня смерти моей жены.

– Я рад этому, Мирзабек, но мы всё же не сможем договориться, если не разорвём прежнее обязательство.

– Это я беру на себя! – Мирзабек, улыбаясь, протянул князю руку. И, довольные друг другом, старые кунаки скрепили свой договор рукопожатием.

* * *

Вечерело. Две девушки в сопровождении вооружённого карагула шли по долине.

– Пусть навеки погаснет свет в моих глазах, если я забыта Джелалдином! – вытирая слезы, произнесла Мейлек-хаи. – Как видно, правду сказал Мирзабек: он полюбил другую и потому не даёт знать о себе. Не только дружба связывает его с черкесским узденем…

– Люди завидуют тебе, моя несравненная, ведь о такой любви слагаются песни! – успокаивала подругу Кумис.

Мейлек-хан сорвала два тюльпана: один – Джелалдин, другой – она, Мейлек-хан, и ударила их друг друга. От двух-трёх соприкосновений лепестки цветков осыпались.

Мейлек-хан показала подруге голые стебли и безутешно зарыдала.

– Не надо искушать судьбу, – утешала её Кумис, – ханым недавно гадала, и эти цветки сказали ей, что джигит не разлюбит её до самой смерти и сама ханым не переживёт своей любви…

– Нет, дорогая Кумис. Любить джигита, не сдержавшего своего слова – то же самое, что любить труса…

– Прости мне эту дерзость, сестра моя, но Джелалдин не трус. Угрюмый ветер доносит его дыхание. А любовь, Мейлек-хан, сильна надеждой. Надейся же – и всё будет хорошо!

– Ах, ветер! Принеси мне надежду! – Мейлек-хан посмотрела вдаль и увидела среди цветов развевающиеся одежды Балыш.

– Безумная Балыш поёт свою песню! – со страхом зашептала Мейлек-хан.

Девушки укрылись в объятиях друг друга. А по долине разносилась скорбная песня безумной Балыш…

* * *

Ночь. Тишину разрывает бесконечный лай собак. У дверей сакли стоит женщина в белеющем тастаре.

– Кто это? – раздался мужской голос.

– Это я, – чуть слышно отвечала женщина.

– Кого это носит в такое время?

– Это я, почтенный Ат-Чапар…

– Ат-Чапар… Нетрудно затвердить моё имя. Но назови сначала своё, – приоткрыл дверь аульский ювелир.

Хозяин раздул огонь в горне, зажёг светильник и, увидев посетительницу, отпрянул назад.

– Что это значит? – растерянно произнёс старик. – С каких это пор наши стыдливые женщины стали разгуливать по ночам? Прежде они, помнится мне, не междудворничали…

– У меня к тебе весьма важное и неотложное дело, почтенный Ат-Чапар, – отвечала незнакомка, стараясь изменить свой голос, хотя ей это, видимо, не удалось. – Дело, – повторила посетительница, – которое ты должен немедленно сделать…

– Что я слышу? – воскликнул старик, узнав этот голос и не веря ушам своим, – у меня в гостях высокородная княжна… И как же мне не узнать голос госпожи, которую я нянчил ещё ребёнком?.. Но возможно ли это? Может быть, слух изменяет мне?

– Ты не ошибаешься, мой верный слуга… – Незнакомка откинула с лица покрывало – и предстала перед удивлённым добряком во всём блеске своей красоты… Ат-Чапар засуетился, усадил красавицу на самую мягкую из своих подушек и стал от неё в почтительном отдалении, у двери.

– Что прикажет моя славная госпожа? – спросил он раболепно, подойдя к ней и поцеловав край её атласного архалука.

– Я тайно пришла к Ат-Чапару, – был ответ, – чтобы он сделал пулю из этих монет…

Девушка развязала шёлковый платок и подала ювелиру три золотые монеты. Тот взял их, повертел в руках, осмотрел с видом знатока и на минуту задумался.

– Где-то я уже видел эти монеты… Ах, да, – вспомнил он, – но для чего ты принесла их мне? За работу этого слишком много!

– Ат-Чапар должен отлить из этого золота пулю. Займись этим сейчас же. Я тороплюсь – уже поздно…

– Ханым шутит? – недоверчиво спросил ювелир.

– Ханым сказала тебе, чтобы ты немедленно сделал пулю вот к этому пистолету.

Девушка отцепила от своего пояса небольшой пистолет, украшенный алмазами и золотом, и подала его обескураженному ювелиру,

– Так это не шутка? – спросил он, смотря на блестящее дуло.

– Я и не думала шутить, старый чудак! Изволь поторопиться, потому что твои рассуждения занимают слишком много времени.

– Величина небольшая, – пробормотал ювелир, вложив указательный палец в дуло. – Достаточно и двух монет…

– Я же сказала тебе, что ты должен отлить пулю из всех трёх… из всех трёх… непременно… слышишь ли ты меня?..

– Уже тридцать лет я занимаюсь ювелирным ремеслом, но чтобы изводить золото на пули! – Старик покачал головой и вопросительно взглянул на гостью. – Для кого же предназначена эта золотая смерть? И разве свинец хуже?.. Неужели же кто-то думает, что от золотой пули умереть приятнее? Золотая пуля… Может быть, её хотят проглотить?..

Княжна, потеряв терпение, опустила руку в карман архалука и подала старому ювелиру горсть серебряных монет.

– Это что же, тоже на пули? – испуганно спросил добряк.

– Это за работу, старик. Но повторяю тебе, надо поторопиться…

Старик покачал головой, что означало: будь по-твоему и, встав с места, принялся за дело.

Через час пуля была готова – сверкающая, гладкая. Княжна ловко вкатила её в дуло пистолета, как будто весь свой век обращалась с оружием, и, тщательно завернув в тот же платок, достала ещё одну горсть серебра, которую теперь уже с жадностью принял благодарный мастер.

– Ат-Чапар никому не расскажет об этом, – произнесла девушка, смотря ему в глаза, – и, что бы ни случилось, он должен быть нем.