Элизабет Гафри - Если меня не станет… Прощаясь – помни

– Так и что дальше-то?

– Ну, а тут началось самое страшное. Игорь побил все окна и влетел в дом. Сашка орал, чего Игорь взбесился, спрашивал, чего он тут делает в такой час, а тот как будто не слышал его. Все орал: «Где она? Где она?» Я вся в комок сжалась, мечтая стать невидимой. Но он как будто издевался. Сначала Сашку приложил кулаком прямо по морде. Потом, представляешь, снял штаны и стал мочиться на пол. И вся моча сквозь половицы полилась на меня. Конечно, я как подскочила, как заорала. Умоляла его прекратить, но у него, как из рога изобилия, все лилось и лилось. А он все прыгал по полу и приговаривал: «На, получай, шлюха поганая. Будешь знать, как из дома убегать. Что, уже и тут ноги раздвинула?» Сашка было поднялся и стал говорить, что ничего между нами не было, но Игорь опять его ударил. Сказал, чтобы заткнулся.

А я все в щели пыталась смотреть, но боялась, что моча в глаза попадёт, закрывала лицо рукой и пыталась докричаться до него, но все бесполезно. Он как взбесился. А потом, видимо, закончился фонтан, он меня достал из подвала и прямо на Сашкиных глазах изнасиловал.

Тут надо сказать, что моя челюсть брякнулась на пол. И я никак не могла собрать её обратно. Не могла поверить в услышанное. Что? Это она сейчас про Игоря говорит? Не может быть! Хотя почему же не может, после того как он меня чуть не убил, можно уже не удивляться! И тут я сама вытащила у Ленки из пачки сигарету, переместилась к ней на грудь спиной и подкурила. Хотя в доме свет уже не горел, я все равно не хотела привлекать его внимание.

Я молча курила, слушала и передавала сигарету Ленке. А Ленка продолжала рассказ, голос понизив до такого шёпота, что мне приходилось напрягаться, чтобы услышать.

– А знаешь, Лик, что самое позорное? Он когда меня насиловал, мало того что жёстко, так он ещё после этого предложил меня Сашке. А тот, тот… – сбилась она. И заплакала. – Он даже не попытался вступиться, хотя не стал поступать как Игорь. Он молча смотрел. А Игорь ухмылялся, мол, все равно проститутка и чувств нет. Что привыкла к такому обращению. А я… – ревела Ленка, глотая слезы. – А меня никогда не насиловали, у меня даже групповухи никогда не было. Я этого слова раньше не слышала, но уточнять не стала, и так было понятно, что она имеет в виду. – И это унизительно, как я после этого жить должна?

– А почему ты с ним разговариваешь? – удивилась я, пребывая все ещё в шоке.

– А как ты хотела? Мне уехать отсюда надо? Надо! К Жеке съездить, объясниться надо? Надо! А одна я сделать этого не смогу. А он теперь как собачонка передо мной: всему потакает и обещал отвезти меня завтра к Жеке. Представляешь? А я ради этого и не такое переживу. Но никогда ему этого не забуду и, будет возможность, обязательно отомщу.

Обалдеть, вот это да! Мне такого никогда не постичь. Хотя никогда не говори никогда, учила меня мама. Может, я ещё слишком мала для таких вещей. Но для себя я поняла одну очень печальную вещь: я теперь совершенно одна, и помочь мне некому. Если Игорь опустился настолько низко, ждать от него защиты и помощи теперь бесполезно. Надо сберечь себя и любым способом попасть домой. А для этого я должна научиться контролировать свои эмоции. С этого момента я сама за себя. Жаль, что нельзя связаться с родителями. Мысли заметались в разные стороны. Что делать, если он запьет и везти нас будет некому?

Я прокручивала в голове разные варианты и пришла к выводу, что в случае чего попрошу денег у Жениных родителей. И попрошу отправить меня домой. Родители Камиля жили в Десногорске, поэтому просить его был не вариант. Я уже почти не слушала Ленку. Мне стало очень страшно. Оказывается, выжить – это еще не значит остаться. Волна паники прокатилась по телу, но я взяла себя в руки. «Лика, ты уже взрослая, справишься», – уговаривала себя. Но ведь это действительно так, за лето я повзрослела лет на пять и уже не смогу вернуться к прежней жизни.

Про то, что я сегодня виделась с Жекой, я умолчала. Пусть сначала встретятся и поговорят. А там посмотрим, может, Жека и не простит.

– А как же ты с синячиной поедешь? – вернулась я к диалогу. – Он в город ездил, купил мне тоналку новую. Она хорошо замазывает. Завтра поколдую, и все будет ништяк.

– Ты все ему расскажешь? – Постараюсь мягче, но мне придётся все рассказать. Я его люблю.

– Ну, тогда удачи.

– Спасибо.

– А видеться вы как будете? Даже если поговорите и он тебя простит?

– Это уже следующий этап. Так как я Игорю сказала, что не люблю его и никогда не любила, а после всего, что он сделал, и не полюблю никогда. Он понимает, что переступил черту. И сделать ничего не может. Просто надеется, что я передумаю, а пока он так думает, мне нужно на максимум вытянуть из него больше полезного для себя. Думаю, и дискач нам выбью. Так что не переживай. Хоть отдохнём нормально напоследок.

– А я и так не переживаю. Я, если ты заметила, уже три дня ничего не делаю. От слова «вообще»! Так что мне все равно, что он там думает и что разрешит. Я уже отдыхаю.

– О, ну надо же, наконец-то! Такая ты мне больше нравишься! А я все думала, когда же в тебе проснётся стерва?!

– Лен, это не стерва. Это та, кому надоело, что на ней ездят, как на лошади. Он пьёт, а я всю работу делаю! Это ж ненормально, правда? Я ехала сюда не ведра с водой таскать и сено косить и укладывать. Я ехала немного помочь и на пленэры. А что получила за помощь? Пощёчину и гору оскорблений.

– Поддерживаю, закуривай, – усмехнулась Ленка, – вот и я с ним спать больше не буду. Пошёл он, козёл гребаный! Мы ещё долго болтали и обсуждали всякие детали из приключившегося, но надо было ложиться спать. Завтра у всех был важный день. Ленка поедет к Жеке, а ко мне вечером придёт Камиль. Так что мы вышли из машины и пошли в дом. Игорь уже спал, и мы тихонько прокрались каждая к своей кровати. Было уже около четырёх утра, я сильно устала и поэтому уснула быстро и даже не ворочаясь. Без снов – и наконец-то выспалась.

Игорь нас не будил и уехал по делам в город. Оставил записку, что приедет после обеда. А так как мы проснулись около двенадцати, то успели только позавтракать, и вернулся Игорь. Он тоже перекусил, и они с Ленкой, которая встала раньше меня и пол-утра наводила марафет на лице и в одежде, уехали в Бориски. А я осталась предоставлена сама себе. Я не ждала их раньше пяти вечера, поэтому спокойно достала краски, мольберт, набрала воды и пошла рисовать то несчастное маковое поле, которое меня недавно укрыло, и тот небольшой домик за ним, который стал моим спасением и свидетелем первой выкуренной сигареты.

И то ли моё хорошее настроение, то ли то, что мы с Ленкой поговорили, а может, и то, что меня наконец-то оставили одну – пейзаж у меня вышел шикарный. Отец бы похвалил. Краски так и сочились яркими цветами, маки были такого натурального вида, что их хотелось немедленно сорвать. Домик вдали больше напоминал сказочный, чем то, чем он был на самом деле. Я осталась собой очень довольна. Эх, были бы родители рядом, оценили бы труды. Кстати, о родителях, я им давно ничего не писала. Надо пойти письмо написать и Камиля попросить отправить. Точно, так и сделаю. Мольберт я не разбирала, а как есть отнесла в коридор, все помыла и убрала. А холст сниму позже, пусть высохнет. Только развернула мольберт с рисунком к стене, чтобы Ленка с Игорем не рассматривали. И села писать письмо. Написала несколько слов: « Привет, мама и папа» , и остановилась. А что писать? Что я тут чуть не погибла, что воюю и дерусь за своего парня? Что пахала как раб… «Что писать?» – панически заметались мысли в голове. Через минут десять непрерывных сомнений решила все-таки наврать с три короба и написать: