Мария Кафанова - Племянница

– Ты постоянно коверкаешь моё имя! Когда-нибудь я отрежу тебе язык и исправлю твой дефект навеки!

– П’гости… Я… я обещаю, всё будет в по’гядке!

– Проваливай!

Послышались шаги. Эстер поспешила спрятаться за широкую гардину у окна. К счастью, Абитур ничего не заметил.

Вновь в голове появились вопросы, на которые не было ответов. Что они скрывали? С кем говорил библиотекарь? Кто такая Ариенн?

Впрочем, времени на раздумья не хватало. Абитур ушёл, а его собеседник, похоже, выходить не спешил. Эстер смекнула, что нужно как можно скорее уходить, иначе, не ровен час, её заметят. К счастью, нужное место располагалось в паре шагов. Она открыла деревянную дверь – та на удивление не предупреждала скрипом – и наконец достигла желаемой цели.

Перед взором возник целый калейдоскоп лиц. Эстер охватил восторг и благоговение. Теперь она осталась наедине и могла разглядывать эти портреты, ничего не смущаясь. Искусство всегда вызывало благоговейный трепет, заставляя часами рассматривать творения древних художников, восхищаясь мастерству, с которым исполнена каждая линия, каждый штрих, каждая деталь. Эстер питала надежду, что и её собственные, выстраданные бессонными ночами работы когда-то будут пробуждать те же восхищение и уважение.

Люди на этих портретах были частью истории замка Лонталь – свидетелями той жизни, которую ей не суждено постичь. Но где-то среди анфасов и профилей наверняка скрывались её родители. Эстер видела их фотографии и раньше, но теперь ей безумно захотелось взглянуть, как они выглядели здесь, в Элессе, облачённые в аутентичные наряды…

Эстер бродила по комнате, но ничего не могла найти. Она уже стала терять надежду и хотела было развернуться и уйти, как вдруг наткнулась на странное полотно без подписи. С картины на неё смотрела светловолосая дева с персиковой кожей и покрытым милыми веснушками лицом. В её взгляде, почти магнетическом, блестел янтарь, и Эстер не могла оторвать от неё глаз. Голубые и нежно-розовые цветы были вплетены в её кудри, а на губах играла мягкая улыбка. Облачённая в капот из зелёного сукна, девушка касалась шеи пальцами, намереваясь, похоже, поправить серёжку или сложить ладони в жесте мольбы.

« Почему эта девушка кажется такой знакомой?.. Может быть, мы уже виделись однажды? Но где?..» – спрашивала Эстер себя. Захотелось забрать портрет, вырвав холст из рамы, и смотреть на него тогда, когда вздумается. Но как можно пойти на такое святотатство, как можно даже подумать о таком?..

Она едва переборола себя, чтобы наконец двинуться в сторону выхода и уйти незамеченной.

***

На светский ужин явилось немало гостей. Это были знатные господа и дамы, и их важность чувствовалась не только в поведении, но и в том, как они держались – гордая осанка, выдержанный и холодный тон беседы, прозорливость взглядов. Их наряды напоминали одеяния светских лиц из века этак восемнадцатого. Однако никто не считал свою одежду старомодной. Все будто сошли с картин эпохи Просвещения, но каждый из гостей держался так естественно, что Эстер не стала усмехаться и, более того, даже не думала об этом. Напротив, она чувствовала почти благоговейный трепет, словно ей представилась уникальная возможность прикоснуться к давно ушедшей эпохе.

На светском ужине королева была как рыба в воде – максимально дружелюбная с гостями, она общалась с ними с мягкой улыбкой. И всякий раз, когда кто-то задавал Эстер вопрос, она как бы невзначай, почти ненавязчиво, клала племяннице руку на плечо и сама давала ответ.

Эстер всё ещё пыталась осмыслить пережитое. Да, она попала в другой мир, где не было всего того, что она привыкла видеть: смартфонов, автомобилей, интернета, телевидения, радио… Зато есть конные экипажи, пышные наряды, рококо и барокко, пергаменты, секретеры, перья и чернила, а также монархия. Хотя на Земле почти всё это стало анахронизмом. Эстер насыщалась этой атмосферой, как сухим вином: сперва горько, тягостно, но постепенно, глоток за глотком, входила во вкус.

«Тая бы разобралась, как себя вести», – иногда думалось ей, но стоило только этой мысли проскользнуть, то появлялся кто-то из гостей с вопросом, как нарочно выгоняя тётю из головы.

– Ваше Высочество, – обратился к Эстер старый винодел Эдмон Титтаи, – нравится ли вам вино? То, что вы пьёте прямо сейчас, получено путём полного, да-да, полного сбраживания винограда! Но не стоит налегать на него – вино надо пить мелкими глотками, чтобы им насладиться по-настоящему! Ох, прошу меня извинить, Ваше Высочество, если смущаю…

– Всё хорошо, – улыбнулась Эстер. – Очень приятный вкус. Только, пожалуйста, не повторяйте «Ваше Высочество», меня зовут…

Ладонь королевы вновь упала на плечо Эстер.

– Ну что вы, господин Титтаи! Ваши вина безупречны! Никто не сомневается в качестве ваших напитков. И принцесса Деймона в восторге от него, да, милая? – проговорила Алетрина, ожидая «правильного» ответа.

– Конечно, – сказала Эстер.

– Благодарю за столь лестный отзыв, Ваше Величество! – поклонился винодел. – И вас тоже, Ваше Высочество!

Он оставил королеву и Эстер наедине у винного столика.

– Милая, ты не утомилась? – наклонившись к уху и по-прежнему держа ладонь на её плече, поинтересовалась королева.

– Нет, я…

– Не вздумай называть себя Эстер, тем более при гостях! – еле слышно прошипела она. – Помни имя, которым твои родители нарекли тебя! Отныне ты Деймона Роддери, а имя, что дала тебе Тая, забудь!

Шёпот королевы утих, и, убрав руку с плеча, она исчезла, оставив племянницу в раздумьях.

Когда светский ужин закончился, Эстер попыталась улучить минуту, чтобы попросить Алетрину о прогулке по городу. Но не удалось. Эстер постеснялась заговорить об этом и на очередном ужине, которые устраивала Алетрина. На один из последних приёмов королева пригласила своих приближённых – герцога Аграфа и герцогиню Карин. Они почти не говорили с принцессой, изредка бросая на неё заинтересованные, а иногда снисходительные взгляды. Монархиня, как всегда, отвечала на любые вопросы сама, заставляя Эстер чувствовать себя предметом мебели, а не принцессой.

Тоска исчезла лишь в день бала. Гостей собралось много, кто-то приезжал из других королевств. И это снова была знать, а без приглашения гвардия не пускала никого.

Просторный зал, что, казалось, мог бы вместить добрую часть Фэала, весь искрился, переливался разными цветами, неизбежно приковывая взгляд и вызывая восхищение. Его каменные стены, на которых красовались медные канделябры с восковыми свечами, украшали голубые гардины с символикой Элесса – четырёхконечной звездой, а с потолка свисала гигантская золотая люстра. Окна обрамляли высокие бирюзовые гардины, на стенах висели цветочные венки и гирлянды. Парадную дверь сторожили гвардейцы.