Мария Кафанова - Племянница

© Мария Кафанова, 2021

ISBN 978-5-0051-9323-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Этой фатальной ночью Тая уснула не сразу. Первые часа три ворочалась в постели, что, как назло, казалась твёрже камня, хотя она лежала на пуховых одеяле и подушке. В голове то и дело крутились мысли, что требовали внимания, которые забываешь, стоит только утром открыть глаза. Но, когда долгожданный сон всё же наступил, лучше не стало.

Тае снился кошмар. Очередная жуть, которую по ночам выдавал её воспалённый мозг, измотанный недосыпом и стрессом. Каждое сновидение было ярким и причудливым, как обычно это и происходит, да только поначалу ничего не предвещало беды. Тая попадала в какое-нибудь приятное место – на берег моря или на цветочный луг – и слышала ласковый голос. Он звал к себе, манил, обещая радость и утешение. Зачарованная, она шла на этот голос, и дорога длилась часами, пока в конце концов она не проваливалась во тьму, как в шахту лифта. Смертью оканчивался каждый сон, заставляя Таю просыпаться от собственных криков.

Но даже ночные кошмары были лучше, чем реальность, в которую не хотелось возвращаться. Реальность не щадила Таю. Реальность так и ждала момента, чтобы подставить очередную подножку.

Всё началось 26 июня 2000-го года. В этот злосчастный день Тая пошла на осмотр к врачу, который сообщил ей неприятную новость. Доктор сказал, что она никогда не сможет родить. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Врач пыталась её утешить: «Бесплодие – не трагедия. Вы можете усыновить ребёнка». Но если Тая и попыталась прислушаться к ней, то Рик, её теперь уже бывший парень, делать этого не стал. Он решил, что не будет «воспитывать чужого ребёнка и терять своё время на пустоцвета».

Всё разбилось вдребезги. Мир утратил цвета и краски. Люди вокруг занимались своими делами, пока Тая гуляла на краю пропасти. Вера в лучшее стёрлась так же быстро, как разметка на городских магистралях.

Но всё же, несмотря ни на что, слабая струна радости в душе оставалась тихо звенеть и вскоре зазвучала громче. Тая не сразу сумела выбраться из этой трясины. «Что бы ни случилось, всё к лучшему», – убеждала она себя, хоть и не сразу поверила в это. Забылась в работе, приходила домой под ночь и замертво падала на кровать. Руководитель, оценив её усердие, отправил её в отпуск, но ехать куда-то одной совсем не хотелось.

Кошмар, похожий на все остальные, закончился, и Тая пробудилась среди ночи. Это происходило довольно часто – она просыпалась и снова засыпала, переходя от одной жути к другой, будто смотрела сериал, который никогда не закончится. Ловец снов с пышными перьями, давным-давно купленный на барахолке, висящий над кроватью, так и не смог ничего поймать. Какой же наивной нужно быть, чтобы поверить, что эта штуковина защищает от кошмаров.

В этот раз всё оказалось ещё хуже. Тая шла по длинному пустому коридору в каком-то замке. Как и в других снах, прогулка продолжалась не один час, но сейчас никто почему-то не звал Таю, и она следовала в неизвестность по собственному порыву. Единственным её попутчиком была тишина – мертвецки-холодная, она скрывала в себе некое зло, и узнавать, какое именно, совсем не хотелось.

Коридор наконец закончился, и Тая остановилась у двери, настолько изведённой временем, что, кажется, прикоснись к ней – и та разломается в щепки. Стоило только приоткрыть её, как раздался негромкий, но противный скрип. Правда, он был меньшим из зол, что случились в этом сне. Потому что ни одна дверь не могла привести туда, куда привела эта.

Во всём своём ужасающем величии распростёрся ад. Но не тот, каким его представляют верующие. Ни кипящих котлов, ни языков пламени, ни рогатых демонов, всячески измывающихся над грешниками – нет, здесь всё было серо и покрыто едким дымом. А запах стоял самый что ни на есть омерзительный: это аромат смерти, гнили и разложения, заставляющий зажать нос и поскорее убраться отсюда. Пелена дыма поначалу скрывала весь этот кошмар, но не прошло и нескольких мгновений, как он исчез и среди этой ужасающей картины проступили вдруг чьи-то очертания.

Это оказалась женщина. Она была неестественно худой и высокой, наверное, она голодала не один день, что выдавали её впалые щёки, бледная кожа и сухие тонкие губы. Сальные чёрные волосы с проявлявшейся сединой падали на костлявую спину. Женщина молчала, пронизывая взглядом, в котором ощущалось знание чего-то, что простым смертным понять не дано. Но всё же в её взоре улавливался некий призыв – она хотела, чтобы Тая пошла за ней. И та, вопреки здравому смыслу, покорилась этой немой просьбе вместо того, чтобы бежать без оглядки.

Всё стало ещё причудливее, и перед Таей появилась ещё одна дверь. Сон, как обычно, всё путал, сцеплял в единое целое то, что в реальности скрепить невозможно, и Тая не удивилась тому, что внезапно попала в комнату с колыбелькой. Само пространство отнюдь не выглядело удручающе, а, напротив, казалось даже уютным. Стены были обклеены голубыми обоями с нарисованными облачками, на которых сидели весёлые амуры; на потолке висела маленькая люстра, что создавала приятное, расслабляющее освещение. Женщина подошла к люльке и стала аккуратно её покачивать.

Тая робко приблизилась, опасаясь, что, сделай она шаг, спутница тут же на неё набросится, защищая своё дитя, но она смотрела только на колыбельку. В этой женщине крылось нечто странное, неестественное и даже ужасное, она словно утратила всё человеческое, что было в ней когда-то. Она покачивала люльку, сжимая деревянную спинку так крепко, что побелели костяшки её длинных худощавых пальцев. И вдруг резко отпустила кроватку, потянулась к спящему младенцу и взяла его на руки.

Лицо её стало враждебным. Кожа приобрела жуткий болотистый цвет, как будто на неё вылили старую краску. Свет лампы начал переливаться из белого в ярко-красный, и у Таи зарябило в глазах. Улыбки на лицах амуров сползли в гримасы боли, тела их покрылись кровоточащими ранами, и в комнате застыл крик:

– Ненави-и-и-и-жу! – с какой-то болезненной злобой протянула женщина. Звук её голоса напоминал скрежет металла по стеклу, и невольно Тае захотелось закрыть уши, чтобы его не слышать, или закрыть глаза, чтобы не видеть, но она замерла в изумлении, не в силах ничего исправить. Тело, как назло, не слушалось. Ребёнок громко заплакал, но его рыдания были совсем не младенческими – он плакал по-взрослому, будто всё понимал и знал.

– Ненавижу! – прошипела женщина с ещё большей яростью. Острые когти разорвали тонкую распашонку и вонзились малышу в спину, оставив на нежной коже продолговатые следы, из которых тут же потекла кровь. Не знала пределов ненависть этой странной и жестокой женщины – если её вообще можно было назвать человеком. Но ребёнок, вопреки всему, не умер. Выжил каким-то немыслимым чудом. И всё кричал и кричал так, что мог даже глухого заставить зажмуриться и приложить ладони к ушам. Тая бессильно наблюдала за этим кошмаром, как если бы смотрела отвратительный фильм ужасов, и сердце разрывалось от боли, от невозможности помочь и исправить хоть что-то.