Ник Шумрок - Витька-придурок и другие рассказы

Да, опять я отвлекся. Кажется, я начал говорить про Кирсанова.Так вот, заметит он, что на кухне какой-нибудь «африканский гость» (ох уж эта мне политкорректность, сказал бы «негр», и сразу все стало бы понятно) готовит мясо, и «пасет» его. А у «гостя» уже девочки в комнате сидят, он же не может их без своего внимания оставить: перевернет бюфштекс на другую сторону и бегом барышень развлекать. Кирсанов тут как тут. Ничего, что с другой стороны бифштекс недожарен, он и должен быть с кровью. Прямо со сковородой унесет к себе в комнату, потом её где-нибудь на другой кухне оставит. Это у него было в порядке вещей. Догадывается «заморский гость»,кто мясо упер, да разве с Кирсановым будешь связываться. В лучшем случае так покроет «гостя», что тот сразу поймет смысл слов классика: «глаголом жечь сердца людей»!

А что Кочкин? Целый день, бедняга, ходил отчисленным, но его «дело» спустили на тормозах. Как обычно, попугали, пожурили, и через пару дней он вместе со всей компанией «любителей пива» укладывал с «югами» (так мы между собой называли югославов) трамвайные пути на площади балканских стран у метро «Купчино».

Когда я познакомился с Татьяной Васильевной, ей было уже далеко за семьдесят, но назвать ее «старушкой» язык у меня не поворачивается. Хотя прожитые годы оставили свой отпечаток на ее лице, она была молода душой! Небольшого росточка, сухонькая, слегка сутулая, она была похожа на маленькую обезьянку.

Я тогда только развелся с одной женой и поселился на служебной площади своей будущей. Татьяна Васильевна была ее соседкой по коммуналке. Она почему-то сразу стала называть меня по имени и отчеству, хотя жену мою звала только по имени.

– Александр Петрович! Вы слышали, что вчера Рейга̀н (она всегда произносила это имя с ударением на «а») сказал об СССР?

– Нет, Татьяна Васильевна, не слышал; я весь вечер Рахманинова слушал, – с умным видом отвечал я.

– Назвал нас «империей зла!» Так и до войны недалеко!

Войну она помнила, боялась, как и большинство людей того поколения. Однажды начала вспоминать, как их на барже везли через Ладогу «на Большую землю» поздней осенью 1941 года.

– Уже лед стоял! Караван был порядочный, впереди шел большой корабль, лед колол, по бокам небольшие военные корабли. И вдруг в небе загудели немецкие самолеты! Потом завыли сирены! Все в панике попадали на палубу. Сирены ревут, страх нагоняют. Самолеты стали пикировать, и вода «как иглами покрылась» от пуль и снарядов. Один снаряд попал в военный корабль. Тот накренился и начал медленно погружаться под лёд. Матросики попрыгали в воду, стали тонуть! Им бросали спасательные круги, да разве добросишь.

Так и застряло у меня в ушах это ее «матросики»! Я сейчас пишу это, и у меня слезы на глаза наворачиваются, а у нее тогда глаза были сухие, ни слезинки, только взгляд печальный, как у Богородицы. Видно, все слезы уже давно выплакала.

– Нас спасло то, что стало темнеть, самолеты улетели, а мы развернулись и пошли назад! Так и остались зимовать в Ленинграде!

Не осталось у меня почему-то в памяти ее воспоминаний о первой блокадной зиме, о голоде: наверное, просто не хотела вспоминать. Верующая была, но религиозности своей никогда не выпячивала. Бывало, в церковный праздник выйдет вечером на кухню:

– Была в Лавре! Как красиво церковный хор пел!

Гости у нее бывали редко, всего три человека. Первая и самая близкая подруга – Вера Васильевна, или Вера Вас, постоянная ее театральная спутница. С ней Татьяна Васильевна обсуждала все новости культурной жизни Ленинграда: где премьера, кто танцует главную партию, кто дирижирует в капелле? Правда, в последние годы жизни у Веры Вас появился друг, и она стала редко посещать нашу квартиру. Татьяна Васильевна, естественно, ревновала ее к нему.

Другой гостьей была Лилечка. Они вместе работали в академической библиотеке. Разница в возрасте не мешала им общаться. У Лилечки была дочь – школьница старших классов, а мужа не было.

Третьей была Аллочка, бывшая соседка, получившая квартиру здесь же на «Ваське», на «кораблях» 15 15 «Васька» – так жители Ленинграда–Петербурга сокращенно называют Васильевский остров. «Корабли» – район новостроек в намывной западной части Васильевского острова. , как любила говорить моя жена. Аллочка родилась и выросла в этой квартире на глазах у Татьяны Васильевны. Приходила она к ней, чтобы пожаловаться на мужа, успокоить сердце и отвести душу.

Пирожки для гостей Татьяна Васильевна покупала только в «Метрополе», а торт брала в «Севере»! Веревочки от торта она не выбрасывала, а аккуратно сворачивала и клала в ящик кухонного стола. Однажды мне понадобилась веревка для страховки от падения с крыши, и я спросил Татьяну Васильевну, нет ли чего-нибудь подобного у нее в хозяйстве? Она с готовностью побежала на кухню и принесла мне целую коробку бечевок.

–Александр Петрович, эти вам не подойдут?

Святая простота! Если допустимо такое словосочетание – «пожилой ребенок», то оно точно о ней.

Иногда «наезжали» в гости племянницы из Иркутска – Зоя и Маша. Помоложе Татьяны Васильевны, но тоже уже женщины в возрасте, и бедная Татьяна Васильевна безропотно водила их по эрмитажам, русским музеям и разным пушкиным. Вечером придут домой, Маша за сердце держится, Зоя на стул падает, а Татьяна Васильевна – такая уставшая, печальным голоском:

– Пришли «лягушки-путешественницы!»

Она родилась в Иркутске, училась на филфаке университета, но в 1930 году с третьего курса была отчислена с формулировкой – «как идеологически чуждая»! Об этом я только в книжках читал, а тут справку самолично видел: так и написано.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Ordnung ( нем. ) – порядок

Над страшной высотою

Девушка дивной красы

Одеждой горит золотою,

Играет златом косы.

(Г.Гейне, «Лорелея», перевод А.Блока)

Падает снег,

Ты не придешь сегодня вечером,

Падает снег,

И сердце мое накрыла тьма!

(мой вольный перевод с французского языка).

Stolz (нем.) – гордый.

Halt! Es wird geschossen! (нем.) – Стой, стреляют!