Максим Городничев - Город на крови

Таня не могла смириться, что мент в Озерове всегда побеждал мужа. Она ждала, что Олег снимет погоны, искренне в это верила. Но как он мог перестать быть сыскарем? Как бы он ни любил ее и детей, как бы ни желал им счастья, он не мог просто взять и стать другим человеком.

– Тань, я не уйду в отставку, я нужен Москве. В городе война…

– Ах, в городе? Он для тебя важнее? Идиот! – выкрикнула жена, смотря на мужа чужими от злобы глазами. – Безответственный идиот. И служба твоя ничего не стоит!

Семеныч тоже ответил ей чужим жестоким взглядом, вырвал у нее из рук завязанную на бантик картонку, не посмотрел даже, а стоило бы посмотреть, подарок все-таки, билеты в кругосветное, мать его, путешествие, все Танины деньги там были, а он подскочил к балкону, дернул ручку двери, и злобно выкинул коробку с шестого этажа в снег.

– Не смей, – крикнула Таня уже от балконного порога.

– Уйди, истеричка, – сказал ей Семеныч, с маниакальной злобой ожидая реакции жены. Реакция последовала звонкой пощечиной прямо через порог. Ну и он тоже ударил с оттягом, да так, что нос ее набок стал смотреть, как у Шапокляк. А она ведь не со зла его ударила, впервые, кстати, просто обида накопилась, все люди как люди, а тут жена начальника убойного отдела. И он знал, что ей не легко, но той ночью забылся, крыша на работе поехала. Нет, звонить не стоит. Он выпил еще стопку, потом голова ударилась о боковое стекло бэхи.

– Олег Семеныч, не спите, на месте почти.

– Морг? – полкан долго пытается проморгаться, но картинка все равно плывет.

– Он самый, родной, как за хлебом сюда ездим.

– Шутник ты, Марик, – Семеныч сплевывает невидимую пылинку, – паркуйся поближе, неохота стынуть опять.

Марат притормозил у арки одного из подъездов, прямо под знаком «остановка запрещена».

Полковник постарался приободриться. Тело его изрядно износилось, и после короткой дремы стало еще хуже. Он попробовал хапнуть кислорода ртом, но губы слиплись, как будто их намазали клеем. Тогда он начал дышать носом, экономно, втягивая воздух как жидкость. Свежие ручейки медленно потекли в носоглотку. В этот момент Семеныч действительно воспринимал его как жидкость. Воду, а еще лучше – водку.

Подошвы застучали по лестнице, Марат на ходу запихнул вылезшую рубашку в черные деловые брюки, сильно мятые, попытался взбодрить эбеновую шевелюру на голове, а полковник только харкнул на конструктивистскую пастораль под ногами.

Институт выглядел не унылой кафедрой по изучению анатомии при морге, а очень не бедным центром, хоть и со странной планировкой. Холл походил на приемную какого-нибудь нефтяника – повсюду банкетки для в ногах неверных, только освещение скудное: несколько неярких диодов на весь этот аквариум.

Семеныч хмуро огляделся, ничего не изменилось, да и что могло поменяться за неделю? Кругом уютные уголки: кофейные автоматы, свежевыкрашенные в спокойные тона стены, кружевные шторки на окнах. Странно как-то, в Москве обычно не считают денег на техническую начинку, но в остальном это почти всегда серый гигант с задранным линолеумом на полу. А моргу, похоже, старались придать впечатление домашнего очага, чтобы сотрудники не спешили бежать с работы. Марат с завистью подумал, что выбрал не ту профессию.

На стене висела огромная доска объявлений, а за стеной этой прятался спуск на цокольный этаж, откуда можно было попасть в подвал с телами, привезенными на экспертизу.

Опера спустились по каменным ступеням крутой лестницы навстречу валящему из коридора холоду, вони формалина и разлагающейся плоти.

– Швецов предупрежден о нашем визите? – спросил Марат. – В прошлый раз он был недоволен, что без приглашения заявились.

– Пусть привыкает по состоянию трупов определять, когда приедем, – Семеныч цыкнул зубами, ставя точку в обсуждении.

Лаборант выдал белые халаты, оба накинули ритуальное тряпье поверх курток. Швецов заведовал моргом, или его частью, предназначенной для исследования тел. С ним никто не любил работать, все знали, что он со странностями, и дело свое любит. Мертвых любит больше, чем живых, есть над чем задуматься.

Милиционеры прошли в металлическую двустворчатую дверь и оказались в прохладном коридоре с грязными стенами и низким потолком. Все сразу встало на свои места. В конце коридора еще одна дверь – с иллюминатором, как в батискафе. Марат толкнул шмат железа, перегородивший дорогу, входя в обширное помещение. Справа стена, сегментированная ящиками с табличками, как в библиотеке. Слева рабочая часть: потянулся ряд железных шкафчиков, обшарпанных и помятых. Наверное, с инструментами. Там же, в самом уголке, сиротливо приютился стол, явно списанный и побывавший в более веселом месте. К столешнице приткнулось облезлое кожаное кресло, сейчас оно пустовало.

Семеныч глянул в зеркальце, криво висевшее на голой стене. Из-под русых волос давно прошедшей молодости пробился безжизненный белый мох. Не только на висках и баках, как год тому, теперь еще и челку снегом замело. И череп голый на затылке, будто гнездо. Для кукушки, наверное. Кожа там посерела, а щеки сплошь пегой щетиной проткнуты. Не там растут волосы, сползли с головы на лицо. Мда, старик почти, а чего добился? Ловил урок всю жизнь, а меньше их почему-то не стало. Вытащил шпану из подворотни, но подворотню из шпаны не сумел.

Полковник яростно заелозил рукавом по зеркалу, пытаясь стереть с амальгамы отражение незнакомого мужика.

– Доброй ночи, – громко сказал Марат.

Семеныч проследил за его взглядом, и увидел, как в углу между двух деревянных шкафов что-то закопошилось.

– Здравствуйте, господин Озеров, – патологоанатом приветствовал полковника, появляясь из-за лотков. Он шел с нечитаемым окаменевшим лицом, это передавало его неприязнь к жизни похлеще, чем крик. – И Марат Анатольевич здесь? Чем могу служить?

Опять за свое, не видел труп что ли, зачем глупые вопросы задавать? Швецов был мелким, неопрятным и рыхлым. Лицо бледное, волосы сальные, растрепанные, видно, давно не чесанные.

– Сегодняшнего видели уже? Характеристику бы получить, – сказал полковник.

Швецов расплылся в жутковатой улыбке.

– Ах, это! – воскликнул он с преувеличенным энтузиазмом. – Что тут скажешь… человеческое тело полно проводов, нервов всяких и кровеносные сосудов. Если эти провода обрезать, человек умирает.

– Давайте без философии, – буркнул полкан.

– Тогда приступим к делу! Напомните, вас интересует?..

– Недавно привезли, на срочную экспертизу, – сказал теряющий терпение Семеныч. – Горло у него вскрыто.

Доктор щелкнул пальцами:

– Проверим записи! – он дергано сместился к железным шкафам, открыл дверцу крайнего слева и стал рыться в штабелях регистрационных гроссбухов. Капитану послышалось, как в устах подвального гнолла закурилась богохульная считалка. Милиционеры переглянулись, молчаливо соглашаясь, что Швецов окончательно свихнулся.