Максим Городничев - Город на крови

В кабинете начальника на третьем этаже мрачно и пусто. Семеныч включает кондиционер, выставляет на обогрев, топит зад в тяжелом кожаном кресле, когда внезапная боль неловкой иглой прошивает мозг. Он корчится долгое мгновение, затем мигрень отступает, оставляя после себя выжженное поле. «Кто же эту работу работать будет, только ты, Олег, соберись. И тяни лямку, пока можешь, или страну эту из болота уже не достать. Борись с искушением». Но рука уже тянется к бутылке с бородатым виски. Жахнуть для куража.

Глоток, большой, бензиновый, на пару граненых лафитничков. Полкан ощущает сжимание горловых связок, когда топливо вихрится в гортани. Но потом клубок в груди распутывается, и жгучая, воняющая солодом и хлоркой медуза проваливается в желудок. Полкан выдыхает, страдающий одышкой кондиционер дребезжит солидольным нутром, астмически подвывает.

Полковник смотрит на стол, заваленный бумагами, целый архив накопился по новому делу, и ни одной стоящей зацепки. Так, водичка, отписки и описи, канцелярская стружка и ни шагу в сторону убийцы, или это ОПГ, бляха. Скорее ОПГ. Опыт подсказывал, в одиночку такое провернуть невозможно, да еще и в центре, где нет-нет, да камера снимет пару дублей. И в одном, сука, районе, в его районе. «До пенсии моей не могли подождать?» Но жизнь не ждет, и бьет больно, как он, Семеныч.

«Знаешь, почему все здесь бухают? – бурчит он себе под нос, – кто малость, а кто и по-черному? Одна причина – люди боятся взглянуть на действительность. Или не хотят просто. Иногда лучше не знать».

Помимо документов по «делу» тоскливо лежали успевшие запылиться папки с оперативно-розыскными делами, которые в конце недели надо презентовать на совещании у прокурора. На таких «сходняках» документы в последние пару-тройку лет оценивались исключительно на вес, и похвала или выговор зависел от умения докладчика вещать убедительно. Запаянный в желтый картон архив содержал в себе пару десятков дел, и их надо было разгрести.

Но мелко все это выглядело на фоне зверства сегодняшней ночи – бытовуха и хулиганство против работы маньяка. Он взял архив и убрал в стол, предварительно собрав пачку неотработанных протоколов, разбодяжил их стопкой отчетов по успешно раскрытым убийствам, и все это втиснул в папку мышиного цвета.

Пусть прокурор ими подотрется потом, а у него тут дел вагон, серийка, да еще и новичок придет сегодня, принимать надо, инструктаж проводить, обучать нелегкой работе полевого следака, где тебя ни в грош не ставят, ни бандюки, ни чинуши, как ни хорохорься и ксивой не свети.

В дверь стучат, полкан хмурится для вида, потом понимает, что кроме Марата сюда вряд ли кто сунется, и расслабляется, оседает в кресле. Заходит и впрямь Марат, успевший привести себя в порядок. Умылся и рубашку в портки как следует заправил.

– Олег Семеныч, – сказал капитан с порога, – нам мокруху эту вдвоем не потянуть, нужно привлекать следаков из центрального и оперов со всех окрестных участков.

Полкан жует верхнюю губу, смотрит на Марата и понимает, что нихрена им никто помогать не будет, страна разваливается, отопление веерно отключают в регионах, и мокрухи в спальниках столько, что реально можно грохнуть кого на улице, а потом домой пойти, а до тебя ментам еще долго дела не будет, если сразу не найдут, по горячим следам.

Семеныч вздыхает.

– Марик, ты понимаешь, что ты у нас единственный дознаватель по району? А?

Капитан посмотрел на начальника и кивнул:

– Да, Олег Семеныч.

– И ты понимаешь, что за прошедший год в твоих облавах кроме ОМОНа никто участия не принимал?

– Так точно.

– Ну а какого хрена у тебя, капитан, остались иллюзии по поводу этого дела? То, что оно резонансное, вопросов нет, даже в новостях сюжет пройдет, если репортеры разнюхают о наличии такого сюжета. Но сути это не меняет, лычки и звездочки на погонах уже нахуй никому не нужны, время мрачное слишком, для жизни чреватое. В милицию сейчас только дурака и патриота служить загонишь, ну или оборотня, но таких, слава Богу, еще прикрывают.

– Да понимаю я, – Марат почесал затылок. Он унюхал запах виски чуть раньше, чем по маслянистому блеску глаз полкана понял, что тот поддал. Ну так, чуток, это понятно. Он бы тоже поддал, если б начальником был. – Но дело большое слишком, я его долго тянуть буду, а тут бытовухи еще хватает.

– Бытовуху я припрятал пока, – полкан стукнул ладонью по ящику стола, – пару дней поработай по вчерашнему трупу, может накопаешь что. И еще, пополнение у нас, щегол сегодня придет, лейтенант необстрелянный, после академии. Я нагружу его сегодняшним делом, пусть со свежими силами попробует поработать, заодно себя покажет.

– Это опасная работа, Олег Семеныч, – сказал Марат. – С ходу в такой омут…

– Ах, опасная? – с подозрительным сочувствием воскликнул Озеров. – Да что ты говоришь? Очень страшная еще, наверное? У нас убойный отдел, бляха, забудь слово «опасная». Походит, показания возьмет, посмотрит, для начала ему хватит. А там, глядишь, и в продажи уйдет. Как половина оперов московских.

Ночь начиналась странно. Родион проснулся, едва стукнуло два часа. Лежал, глядя, как за окном сыплет белое зерно, вдыхал струйки сквозняка, слушал приглушенные шумы города, клекот льдинок по жестяному карнизу, думал о работе. Первый день все-таки. И сразу убойный отдел, оружие, значок. А вдруг не получится?..

Родион поднялся, уборная поплыла навстречу, старая, как и весь дом. И сама ванна была как заношенный чугунный башмак. С ее поверхности давно сползла эмаль, обнажив желтые стенки, местами поеденные плесенью. Кто-то из соседей смыл воду в унитазе, слышно не было, но в раковине начало ворчать и булькать, верный признак опорожнения поблизости. Дом этот как бабка на лавочке, обо всем докладывает. Наконец с шипением вода полилась и из его крана – рыжеватая, пахнущая хлоркой. Тихо, но надсадно, заревела водопроводная труба. Отчаянно заклокотал бачок, словно жаба сосала из него Кока-Колу. Родион вздохнул, хорошо – горячую не отключили.

В зеркале отразилось лицо пацана лет двадцати пяти. Да нет, мужик уже. Русые волосы ежиком, чуть длиннее на челке, голубые глаза, скулы сильные и подбородок волевой. Родион улыбнулся, вполне ничего, пора подселить сюда даму-другую, пока не найдется та, что… Ну, в общем, найти ее непросто. Он склонился над раковиной, и от неловкого движения боль вонзилась в печень. Вчерашняя драка напоминала о себе. Отморозки приставали к девчонке в переулке, он и заступился. Одного успел обезвредить, зато остальные уже его уронили, и лежащему в луже измочалили ребра. Зато девчонка цела. Москва стоит обедни.

Лейтенант повернул кран, отсекая горячий поток, умылся. Вода обожгла холодом, смывая с лица тревогу. Вернулся в постель – в деревянном нутре жалобно и гулко скрипнуло.