Маша Фокс - 8 дней между вчера и завтра

Мне проснулось рано, проверять в телефоне было нечего. Один из моих основных корреспондентов сладко посапывал на боку, умастив обе руки под подушкой и прижимая ее к щеке так, как будто бы в ней были спрятаны все деньги, паспорта и драгоценности. Я так давно не путешествовала, а тем более так «шикарно», что перед отъездом долго ломала голову над составлением оптимального гардероба. Чтоб, как говорится, и в пир, и в мир, и в добрые люди. Решила остановиться на беспроигрышном варианте – черное/белое плюс красный шарфик. Именно для утренних прогулок и для выхода к завтраку я приобрела за бешеные деньги черную шелковую пижаму с белыми манжетами в комбинации с бело-черным кимоно в красных галочках. В таком прикиде не стыдно и в публичное место выйти. Зря я гордилась своей элегантностью. Выйдя в коридор и прислушавшись, я поняла, что оценить ее будет некому – предрассветная тишина обволакивала пространство нашего плавучего дворца. Вот и славненько. Можно немного побыть наедине с собой. Поднялась на лифте на ту же палубу, где вчера любовались закатом. Плед, аккуратно сложенный, лежит на спинке того кресле, в котором я сидела, но само кресло, столики, и весь амфитеатр бара развернут лицом к востоку. Божечки мои! Когда ж эти малайзийские мальчики-с-пальчики успели все убрать да еще и зрительный зал по отношению к сцене развернуть?!

А на сцене… начинается тихое действо. Небесный режиссер-осветитель постепенно убирает лиловый, высветляет его, заменяя густо-голубым, но и он не остается в воздухе надолго, плавно насыщается розовым. И вот уже над горизонтом выстреливают, распущенные, как фаланги веера, алые лучи. В секунды алый цвет перетекает в оранжевый. Еще мгновение и… Я, затаив дыхание, смотрю на эти роды. На то, как из лиловой черноты горизонта, как из чрева матери, плавно, но уверенно и необратимо вытекает золотой диск солнца.

– Вот черт, опоздала, – у меня за спиной раздается знакомый голос Дины, – так хотела посмотреть на восход. Почему ты меня не разбудила?

– Так ведь договаривались же. Каждый за себя. Встаем, когда встаётся. Ничего, у нас впереди еще пять закатов и шесть восходов. Еще насмотришься. Кофейку?

Завтрак и вообще еда на круизном лайнере – особая тема, и я не хочу ее касаться. Про это написаны сотни постов ФБ, и только ленивый блогер или фриланс-обозреватель женских журналов не описал этот рог изобилия во всех подробностях.

Мы же сюда не объедаться приехали. Нас волнует пища духовная.

– Девочки, какие на сегодня планы? – подвожу я черту под утренним чревоугодием и ставлю пустую чашку на блюдце.

– В бортовом листке написано, что желающим посетить Ливорно и Пизу будет предоставлен микроавтобус. В 10:00 надо быть на причале у трапа. Те, кто хочет еще и во Флоренцию смотаться, должны ехать на поезде сами, – наша «отличница» Нино уже в курсе всех организационных моментов.

– Я – пас. Устала, мало спала сегодня, и, вообще, нужно перевести дыхание. Вы уж без меня. И умоляю, только не ездите во Флоренцию. Во-первых, там за два часа ничего кроме толп китайских туристов не увидишь, а во-вторых, поезда ходят очень нерегулярно. Еще опоздаете, не дай бог, с возвращением к отплытию. Придется своим ходом догонять нас в Риме. Вам это надо? – говорю я.

Подруги мои задумчиво качают головками.

– Про Флоренцию я вам потом сама все расскажу.

– Ага, как в том анекдоте про Рабиновича, который концерт Карузо соседям напел.

Я, как и положено, театрально махала подругам с нижней палубы, наблюдая за их спуском с трапа и загрузкой в небольшой аккуратненький автобусик с эмблемой нашего лайнера на боку.

– Симпатичная у вас компания, – услышала я родную речь сбоку от себя. Обернувшись в пол-оборота, оказалась лицом к лицу с женщиной примерно моих лет, но на порядок более ухоженной и безупречно одетой. Я не специалист в области моды, наверное, Натали сразу же определила бы бренд туфель, сумочки и платка на шее незнакомки, но даже мой невоспитанный вкус подсказал мне, что все это приобретено в магазинах, расположенных на улицах, по которым я не хожу.

– Да. Подруги детства. Так сказать, юбилейная встреча одноклассников. А вас, простите, что сюда привело и откуда?

– О, это долгая история, – у нее очень приятная, но, пожалуй, профессиональная улыбка, – думаю, что ни у кого на этом лайнере история не будет короткой, – она снова улыбнулась. – Не хочу быть навязчивой, но, если вы не возражаете, могу я угостить вас чашечкой кофе? Может быть, фреш или что-нибудь покрепче?

– Нет, ну что вы! – отнекиваюсь я, – Для покрепче еще слишком рано. А давайте мы тоже пройдемся по тверди земной. Я не поехала с подругами, хотела отдохнуть, но набережная Ливорно выглядит так зазывно-заманчиво, что я бы с часок-другой погуляла.

С Любой мы быстро нашли общий язык. Все-таки рожденный в СССР эту свою лишнюю хромосому сохраняет на всю жизнь. Она в нас вселяется даже не с молоком матери, а на генетическом уровне в момент зачатья где-то как-то тихонечко на односпальной кровати с панцирной сеткой и с шарами из нержавейки, накрученных на стойки в ногах и изголовье сего брачного ложа. Ложе плотно прижато к фанерной перегородочке, отделяющей наших родителей от вездесущих соседей, или прячется за манерно-будуарную ширму, стоящую между таинством любви и чутким ухом тещи/свекрови.

У нас с Любой оказалось много общего. Обе москвички. Обе жили примерно в одном районе Москвы – я на Спартаковской, она на Маросейке (бывшая ул. Богдана Хмельницкого). Ходили в кружки в один и тот же Дворец пионеров в переулке Стопани. У обеих непартийные интеллигенты родители.

Мы побродили по кварталу, прилегающему к набережной Виа-Италии, тянущейся вдоль моря от порта до парка Бартолини. Было приятно обмениваться воспоминаниями. На минуту у меня возникло ощущение какого-то сюрреализма. Мы говорили о вещах и местах, даже запах которых так близок и знаком, а пейзаж и краски вокруг нас были совсем из другой жизни. В парке нашли маленькое кафе. Как можно быть в Италии и не попробовать джелато, да еще и с рюмочкой лимончелло?!

– Знаете, Люба, у меня с детства очень особенные отношения с мороженым.

Видно, оттого, что дедушка был отоларингологом, мы обе – моя сестра Лена и я – страдали слабыми носоглотками. У нее были вечные ангины и отиты, а у меня синуситы и сопли рекой. На фоне таких болячек категорически запрещалось переохлаждение и, соответственно, главное лакомство «здоровых» детей – мороженое. Идет пятый год моей жизни. Мне за хорошее поведение под видом мороженого выдается сырок глазированный в шоколаде, и так как от меня спешат избавиться, то даже не настаивают на поедании его за столом. Можно идти во двор, но «из двора ни ногой, убью!». Ласковый ранне-осенний денек, стою я на крылечке нашего флигеля, облизываю свое «мороженое», а тут Ирка из шестой квартиры из школы идет.