Михаил Дорошенко - Злейший друг

– Жена ваша, к примеру, Муза Иосифовна. Я ей говорю: взгляни, дорогуша, на Фаберже. Она так и ахнула, а когда я сказал, что это мое изделие, хмыкнула эдак иронично и всяческий интерес потеряла. Все вы такие! Не умеете видеть глубинной сути вещей и явлений. Для вас красота только от имени бывает красивой! Ах, Пикассо, Пикассо! А король-то голый! Ты лучше внимание на змей обрати. У каждой свое выражение лица. Одна из них, кстати, живая. Угадай какая? Один глаз у моей сирены – прекрасный, а другой – ужасный. А перья! Ты обрати внимание: перышко к перышку! Птица Сирин!

– Ну и что это? Декаданс и упадок.

– Да моему образу две, нет, три тысячи лет, а вашей рабочей с колхозницей сколько?

– Ну и что это?

– А это душа человеческая, коя даже в извергах обитает. А ты уши не закрывай, не закрывай! Она безрукая, она же когтистая! Она и прекрасная, она и ужасная! Да ты посмотри на нее повнимательней: она – как живая. Ты прикоснись к ней: она покраснеет. В щечки состав введен соответствующий. Да, прикоснись, тебе говорят!

Генерал протягивает руку к щеке, слегка прикасается, и вдруг ее лицо, слегка повернутое в сторону, разворачивается к нему, веки приподнимаются, крылья расправляются и раздается сдавленный стон.

– Фух! – отдергивает руку генерал.

Карачин закатывается от хохота:

– Что – испугался? Вот это и есть искусство!

– Ну-у, Ку-у-либин!

– Еще бы! Я над истуканом, – показывает он на обломки гипса, – тружусь пару суток, а над своими сиренами два-три года. В следующей модели сделаю так, чтобы она на вас бисером плевала.

– Не мечите бисер, сказано: глаз можно вышибить.

– А зачем вам глаза? Все равно не умеете видеть. Вот эту ло-па-ту, к примеру? Что ты в ней видишь? Ею много чего можно сделать, а не только могилу копать.

– Узнаю: фронтовая.

– Эта – да, эта – да, но есть и другие ло-па-ты! Кто видит в лопате ло-па-ту, как говорит твоя жена, тот не достоин войти…

– В царствие известное. Хороша кикимора, ничего не скажешь, хороша.

– Для кого – кикимора, а для меня – птица Сирин!

– Что ж ты ее не выставишь где-нибудь?

– Да меня с потрохами коллеги сожрут за такую безделку. Костей не соберешь. Вот и приходится притворяться примитивистом. Я, мол, как все! А я не такой! Да, я продаюсь за хлеб ненасущный, девок и водку, о, за коньяк! Ваяю этих подонков, но в душе у меня…

– Верю.

– Я своих сирен в извергов вкладываю. Настанет такое время, когда народ ваших кумиров начнет разбивать, тогда и увидят.

– Все, все, я пошел.

– Куда? Куда ты пошел?

– В музей, на работу. Меня взяли сторожем по знакомству. Мне надо идти, за мной следят.

– Хочешь, я заваяю тебя в статую Лаврентия Палыча? В ней и скроешься. А что? Такой же лысый!

– Напрасно я к тебе пришел, – говорит он, направляясь к двери. – Не нужно все это никому. Никого твоя красота не спасает.

– Стой! – кричит Карачин, выскакивая на лестницу. – Я бы мог сказать, привез ее из Германии, и продать в антикварном магазине, как все вы! Ты видел сирену в «Садко?» Разве можно сравнить?

– Да-да, я понял, ты – гений, – говорит генерал, быстро спускаясь по ступеням вниз.

– Ничего ты не понял!

– Что я не понял? – спрашивает генерал на ходу.

– Ничего ты не понял, – кричит Карачин сверху, – и не поймешь, что нужно понимать, и все ваше поколение и дети ваши до седьмого колена ничего понимать не будут!

Он опускается на ступеньку и шепчет:

– До седьмого колена, до седьмого… до… седьмого…

Генерал бродит по залам между экспонатами запасника в музее. Рыцарь с ощерившейся пастью дракона на кирасе высокомерно возвышается над ним на стене. Генерал берет со стены булаву и с размаху бьет рыцаря, он разваливается на части. На всякий случай бьет еще одного. Обозрев поле битвы, уходит, но не выдерживает и вновь оборачивается: рыцари оказываются на своих местах. «Тьфу на вас! Чтоб вы все провалились». Еще один рыцарь разваливается сам по себе. Генерал берет с пола кирасу и примеряет на себя. Смотрит в зеркало. Отражение надевает пенсне и начинает есть рыбу. Генерал бьет зеркало лбом и стекло лопается. На него смотрит ужасное искаженное трещинами лицо. «Я тебя съем». Генерал в испуге отшатывается. Проходящий за его спиной интеллигентного вида человек под зонтиком с пекинесом на поводке говорит на ходу: «Живые формы питаются друг другом во вселенной». Когда он оборачивается на голос, человек из зеркала подтверждает: «Таков закон кармы». Генерал, решив не обращать на голоса внимания, открывает толстенный том на подставке: из картинки на первой странице вспархивает стайка бабочек. Вытягивает за цепочку часы из рисунка двумя пальцами. «Холодные», – роняет их на стол и уходит. Часы за спиной вместе с цепочкой растекаются ртутной лужицей. «Ты слеп и глуп, ты глуп и глух! – раздается голос из репродуктора, и генерал выключает его.

– Не то вижу, не то слышу, не то делаю.

В одной из комнат мебель расставлена точно так же, как и на фотографии кабинета его приемного отца. Русалка со штопором загнутым хвостом преграждает ему путь ладонью поднятой руки. Генерал подходит к стене, составленной из книг. Он пытается вытащить одну из них. Когда ему это удается, часть книг обрушивается. В образовавшейся бреши открывается мозаичное панно: коронация Николая II. Выкарабкавшись из потока книг, генерал падает на колени, плачет:

– Прости нас, царюшечка! – и целует руку царя.

– Славься ты славься, царь-государь… – напевает он, идя по коридору. – И все-таки: кем бы я был при тебе? – обращается он к очередному портрету царя на стене. – Бурлаком, как мой дед? Это у моей жены родители из купчишек, а мои… Заберу как я свои пардоны, пожалуй, назад. Ишь, расчувствовался!

Кто-то бьет его сзади в затылок, он падает и два солдата волокут его за ноги лицом вниз по коридору. Навстречу два других в такой же позе тащат его уже избитого двойника. Солдаты затаскивают его в кабинет следователя, тот указывает ему на портсигар и зажигалку на столе:

– Курите.

Генерал пытается взять портсигар, но его рука скользит по лакированной поверхности стола. Следователь заходится от хохота и начинает кашлять.

– Постучи по спине, – просит он сквозь кашель. – Полегче, полегче. Ишь, разошелся! Ха-арошая обманка, да? Кури, – бросает он пачку Казбека на стол, – сегодня я добрый.

Генерал берет папиросу и мнет ее между пальцами.

– Был в прошлом году в Голландском посольстве?

– Вместе с вами, если вы помните, на конференции.

В посольство на прием: иностранцы во фраках, женщины с обнаженными спинами, слуги с коктейлями. Следователь в своем черном потрепанном костюме выглядит белой вороной.

– Эт-тит, твою мать, – цедит следователь сквозь зубы, – у-ченые мужи! Чой это они там говорят? – толкает он в бок переводчицу.