Юрий Кривенцев - Дар превосходства. Второй шанс

Остальные снова проигнорировали слова общительного соседа. Синеволосая женщина демонстративно отвернулась, мускулистый качок откинулся на спинку сиденья и попытался заснуть (надо же, ну и нервы у парня), девица вставила в уши пуговки наушников и закрыла глаза, тощий парнишка извлек из-за пазухи книгу и погрузился в чтение.

Борис бросил взгляд на обложку пухлого фолианта: «Так говорил Заратустра», Фридрих Ницше.

«Ого! А мальчик-то не прост. Мечты о сверхчеловеке, право силы… Индивидуалист».

Он взглянул на заскучавшего обладателя шляпы и, почувствовав перед ним неловкость за остальных, вдруг выдал:

– А вы тоже спешите?

Старик тепло улыбнулся:

– Увы, молодой человек, все мы вечно куда-то спешим, думаем только о будущем, не замечаем настоящего. И это делает нас такими отстраненными, черствыми, – он кивнул на остальных, – зацикленными на своих проблемах. Напрасные старания. Время не обгонишь, не обманешь. Пройдут года, и когда-нибудь вы поймете, что наш главный враг – не время, а отчуждение. Человек в мегаполисе более одинок, чем в сибирской тайге, или в пустыне. Это противоестественно, мы должны жить не для себя – только ради других.

– С этим не поспоришь, – собеседник протянул руку. – Борис, врач-невролог.

– Аркадий Константинович, – словоохотливый мужчина ответил крепким рукопожатием, – доктор биологических наук, профессор, преподаю в университете.

– Профессор в маршрутке. Надо же…

– Как и врач. Что вас удивляет? Согласитесь, в нашей стране слово «интеллигент» никогда не ассоциировалось со словом «зажиточный». Ладно, это пустяки, меня беспокоит другое, – пожилой человек приблизил губы к уху собеседника и понизил голос до шепота. – Оглянитесь вокруг, служитель Асклепия, вам не кажется, что происходит что-то странное, необъяснимое, даже пугающее. Я, например, убежден в этом. Не знаю, может зря нагнетаю, возможно, это просто расшалившиеся нервы глупого старика, но предчувствую нечто… нехорошее.

Доктор тихо кашлянул и отвел взгляд. Поразительно, биолог попал в точку, Саюкин испытывал те же тревожные чувства. Спустя пару секунд он выдавил чуть слышно:

– Осторожнее со словами, без обид. Вы, хоть и профессор, но теоретик, извините, а я… насмотрелся всякого, знаю, на что способен отчаявшийся человек. Самое страшное, что может случиться в подобной ситуации – паника. Уж не знаю, что нас ждет, но давайте улыбаться и пытаться контролировать ситуацию.

– Точно сказал, – выдохнул сидевший справа седоватый мужчина. – Если что, я помогу… как офицер.

Надо же, ну и слух у служаки.

Время идет, с каждой минутой внутреннее напряжение в группе пассажиров нарастает. Наконец, сидящая спиной к кабине таксиста мама больной девочки не выдерживает:

– Извините, мужчина, сколько можно? Мы за тридцать минут не сдвинулись ни на метр, – она оборачивает лицо в сторону водителя и… издает срывающийся нечленораздельный звук, цепенеет, как изваяние: рот открыт, кожа стремительно бледнеет, в глазах смесь растерянности, непонимания и нарастающего ужаса.

– Что там? – Борис и еще пара попутчиков метнулись к окошку, отделяющему салон от места шофера. – Мать твою!!!

Все пространство водительской кабины, до самого потолка, было заполнено пористой бледно-зеленой аморфной массой, напоминающей монтажную пену. Куда подевался пилот их маршрутки? Хотелось верить, что бедняга успел сбежать, а не замурован внутри этой пакости.

Шок.

На осознание полной бредовости ситуации ушло примерно двадцать секунд растерянного безмолвия. Затем – тихий всхлип дородной женщины, осенившей себя крестным знамением, хриплый матерок юной красотки и… неожиданно высокий срывающийся крик здоровенного блондина с испуганными глазами маленького ребенка:

– Да что же это такое?! Что за глупые шутки?! Хочу домой. Прекратите! Выпустите меня!!!

Здоровяк рванул к выходу, заколотил кулаками в дверь, и тут же получил пару жестких отрезвляющих пощечин от военного:

– Угомонись, парень. Еще сумятицы нам тут не хватало. Ты мужик, или как? Присядь, женщин пугаешь.

Удивительно, но атлет послушался.

– Ну что, товарищи, – продолжил седовласый, – есть предложение покинуть транспорт, – он метнул острый взгляд на притихшего, как-то сдувшегося молодого человека. – Дельная идея, я не против. Не сидеть же нам здесь вечность, без водителя, без провианта. Короче, решать вам. Но для начала я обязан обратить внимание присутствующих: ситуация явно нестандартная, я бы сказал – невозможная. Это понятно даже ребенку. Сейчас никто не скажет, что ждет нас снаружи. Вполне вероятно – ничего опасного. Узнаем, когда выйдем. Уверен, многим из вас страшно. Это нормально, страх помогает, мобилизует силы. Помните, наш союзник – сплоченность, мы должны быть вместе. И главное: держите себя в руках, – он снова взглянул на качка. – Я не допущу паники.

В полном молчании офицер перевел дух:

– Успокоились? Ну и хорошо. А теперь, прежде чем выйдем, предлагаю познакомиться. Я – Семен Петрович Грасс, полковник в отставке, воздушно-десантные войска.

Первым откликнулся ученый:

– Аркадий Константинович Мельков, профессор.

– Борис Саюкин, врач.

Упитанная дама хрипло прокашлялась и выдохнула:

– Таисия Ивановна, библиотекарь. Можно просто – Тая.

– Ольга Гиппиус, – неожиданно звонко выдала родительница девочки, – сотрудник паспортного стола. А это, – она тепло взглянула на подопечную, – моя дочь, Ксюшенька. Она… как бы это… не совсем здорова…

– Что ж, – полковник отвел глаза, – бывает. Тут, главное, руки не опускать, верить в лучшее. Кто еще?

Плечистый парень до хруста сжал кисти рук и буркнул:

– Антон Васькин, студент филологического, четвертый курс.

– Гуманитарий с такой комплекцией? Надо же…

– Работаю с телом, – молодой человек слегка взбодрился, – заодно веду секцию бодибилдинга, подрабатываю. На стипендию особо не разгуляешься, сами знаете.

– Похвально, – Семен Петрович вопросительно взглянул на худенького потупившегося подростка, так и не скинувшего капюшон. – Ну а вы, юноша, кем будете?

Паренек поднял удивительно красивые миндалевидные темно-карие глаза на мужчину и отложил книгу в сторону. Беззлобно вздохнув, он поднес ладони к плотно сжатым губам и… начал изображать характерные жесты руками.

Танец пальцев не прекращался, пока седовласый офицер не крякнул в смущении:

– Не старайся, бедняга. Сдается, здесь тебя никто не поймет. Глухонемой, значит…

Отрицательный кивок головой.

– Что? Не глухонемой? Выходит, ты нас слышишь, но говорить не можешь? Верно?

Положительный кивок.

– Ясно, – военный улыбнулся. – Уже лучше. Как же нам звать-то тебя, дружище?