Виктория Булдашова - Осень давнего года. Книга вторая

У передней стены городка, ближе к ее левому углу, собралась толпа гостей, которых мы видели у входа в крепость. Все они стоят полукругом, умильно улыбаясь, – бородатые важные вельможи, дородные боярыни, нарядные пажи – и смотрят на Наталью Кирилловну, которая разговаривает с высоким кудрявым юношей. Он тоже одет в зеленый мундир. На голове у парня – странного покроя коричневая бархатная шапка. На груди висит барабан. В руках юноша сжимает палочки. Мы с подружкой ошеломленно переглядываемся: неужели…

– Да-да, – кивает скворец. – Вы, сударыни, не ошиблись. Это он, будущий Петр Великий, первый Российский император, о котором Александр Пушкин позже напишет: «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник, он всеобъемлющей душой на троне вечный был работник».

– Ха, работник! – кривит губы Щука. – Такой же, как и остальные лупени у власти: только бы самому в три горла жрать да над народом издеваться.

Я возмутилась:

– Не мели чепухи, глупый Рыбун! Ты хоть что-нибудь слышал о реформах Петра Первого, о создании царем российского флота и армии нового типа, о победе под Полтавой, о расцвете наук и ремесел в его правление? О постройке Петербурга, наконец?

– Где там! – презрительно бросила Ковалева. – Ленечка историческую книгу и открыть-то боится: вдруг мальчик свои кисельные мозги случайно перегрузит?

– Все цари, и короли, и президенты – придурки! – упрямо гундел Щука. – Как только получат власть, сразу офигевают от нее. Другие люди для правителей – мусор, который им можно топтать безнаказанно и удовольствие от этого получать.

Крошечный комар впился Леньке в глаз. Щукин с досадой хлопнул себя по лицу, но по насекомому не попал: оно, зудя, улетело. Правильно, так и надо дикарю необразованному! Я отвернулась от Леньки. Ну, в самом деле, не спорить же с балбесом? Меня сейчас волновало совсем другое!

– Кирилл Владимирович, – обратилась я к скворцу, – Вы ведь говорили, кажется, что Петру сейчас тринадцать лет? Но этого не может быть. Посмотрите, ему же не меньше восемнадцати!

– Конечно, – поддакнула моя подружка. – Петр совершенно взрослый парень – высокий и сильный. И у него есть усы – а разве они могут вырасти в тринадцать лет?

Птица кивнула:

– Такое случается, если мальчик быстро развивается и умственно, и физически…

Ленька, прищурив опухший глаз, демонстративно фыркнул. Наш гид продолжал:

– Если он много занимается физическими упражнениями, постигает разные науки и ремесла, копает рвы, строит стены…

– Кто, вот этот красавчик? – ткнул пальцем в сторону Петра Щука. – Не похож он на землекопа. И на ботаника тоже не похож. Зачем перцу науки, а тем более ремесла, если он – царь?

– Тебе, Рыба, этого не понять, – блестя глазами, выдохнул Сашка. – Скажешь, легко было крепость построить, орудия установить и такую армию организовать? Будь у Петра тупая голова и кривые руки, мы стояли бы сейчас на пустом месте! А до чего у потешных солдат веселое знамя! – я думаю, его тоже царь придумал. Вон, гляди, справа стоит главный знаменосец и держит флаг – черно-желто-красный, а посередине полотнища – белый крест. Классно!

«Ленька, конечно, осел и невежда, – со странным волнением подумала я. – Но в одном он прав: Петр очень красивый парень. И видно, что ловкий, сильный, уверенный в себе. А какой у него смелый взгляд!»

Светка уперла руки в боки:

– Вот я тут слушаю вас всех по очереди и не могу сообразить: помнит ли кто-нибудь, зачем мы сюда пришли? Кирилл Владимирович, ну хоть бы Вы остановили их болтовню!

– Здесь, на этом дворе, я уже не командую вами, Светлана, – мягко возразил Ковалевой скворец. – Как, впрочем, и Савва Романович больше не имеет полномочий руководить своим взводом. Теперь наши подопечные сами принимают решения, и дальнейший ход событий зависит только от их действий. Мы же с товарищем прапорщиком можем вмешаться в дело только в самых крайних случаях – если, например, гостям Нелживии будет грозить серьезная опасность, или они начнут уж слишком глупо себя вести…

– О, смотрите, Петр кланяется Наталье Кирилловне. Значит, их разговор окончен, – зачастила моя подружка. – Сейчас царь отойдет от своей мамы, оглянется назад, на пушки, и – вы представляете, что будет?! Вон, я вижу Афанасия. Он стоит в начале третьей шеренги. Ах, у солдата такое бледное лицо! И я его понимаю: заволнуешься тут! Думаю, Афанасий уже, конечно, увидел своего отца среди гостей. И понял, что тот сюда явился к сыну не с добром, а с желанием опозорить его перед царем вместо Воротникова. Ох, я бы на месте Афанасия не смогла так спокойно стоять и ждать, когда меня обвинят в краже пушки. Какой мужественный парень! А мы, вместо помощи честному человеку, торчим здесь и зря треплемся. Быстро идем поближе к Петру – хотя бы будем знать, что вообще в Пресбурге творится!

Светка схватила меня и Иноземцева под руки и потащила к яркой толпе гостей. Краем уха я услышала, как страус успел вполголоса спросить у нашего гида:

– Кирилл Владимирович, дорогой! Может, мне ради особого случая нарушить правила? Направить бойцов куда следует, дать им четкие указания?

– Ни в коем случае, Савва Романович! – оглянулся на него скворец с Сашкиного плеча. – Это должен быть их душевный выбор, а не приказ проводника. Иначе ничего у ребят не получится, и Вам это хорошо известно.

Даже на расстоянии – а мы успели довольно далеко отойти от прапорщика с его взводом! – я услышала, как тяжко вздохнул страус. Видно, он не очень-то верил в сообразительность Щуки и Пашки, которые должны будут в скором времени сделать какой-то выбор. Эх, узнать бы еще, о чем, собственно, речь! Сплошные загадки, честное слово.

– Кирилл Владимирович, – с жадным любопытством спросил у скворца Иноземцев, – а что это за странные ружья у потешных?

– Данные образцы огнестрельного оружия 17 века называются следующим образом: карабины, мушкеты, а также пищали винтованные и завесные, – любезно проскрипел скворец. – А выглядят они, я согласен, необычно – разумеется, для нас, жителей иного времени…

– Послушайте! – завопила Светка. – Ну, о чем вы говорите? Санек, посмотри на себя! У тебя же руки дрожат и губы прыгают. Совсем, что ли, голову потерял из-за игры в войнушку? Нам сейчас предстоит Афанасия спасать, а ты витаешь в облаках. Ау, вернись на землю!

Иноземцев вздрогнул и неловко улыбнулся:

– Извините, девчонки. Что-то я и правда в сторону отъехал. Не беспокойся, Ковалева: Афанасия я еще раньше тебя в шеренге срисовал. Неужели, ты считаешь, я о нем не думаю? Да еще побольше некоторых!

Моя подружка вдруг покраснела как вишня. Сказала срывающимся голосом:

– Тихо, Саня, а то нас услышат.

Действительно, мы уже давно стояли с краю толпы князей и придворных, полумесяцем окружавших Наталью Кирилловну и Петра. Юный государь, чуть подбоченясь, улыбался в усики. Ветер нежно приподнимал его черные кудри. Мне на мгновение почему-то стало трудно дышать. Светка отпустила наши с Иноземцевым руки. Ага, вон и Дормидонт Ильич! Расположился поодаль от сановных гостей. Я подтолкнула друзей локтями и кивнула им на бывшего крестьянина, прошептав: