Александр Стребков - Жизнь-жестянка

На этих мыслях Фёдор уснул крепким сном праведника.

* * *

Вернёмся в год тысяча девятьсот шестьдесят девятый: середина лета, колония общего режима, в которой находит- ся наш главный герой повествования Фёдор Раскольников. Кабинет начальника колонии, подполковника внутренних войск Забелина Василия Петровича. В кабинете за столом сидит мужчина уже преклонных лет: с седыми волосами на голове, коренастый, немного сутулясь, толи от горба мышц на спине, какие бывают у тяжелоатлетов, толи от природы устройства самого позвоночника. Перебирая папки личных

дел недавно поступивших в колонию новых заключённых и знакомясь с их уголовными делами, открыл очередную пап- ку – «Личное дело». Полистал взад – вперёд, местами вчи- тываясь, закрыв – отложил в отдельную стопку и взял сле- дующую. Но тут же, как бы передумав, взял со стопки пре- дыдущую папку, открыл её и стал вчитываться. Нажал на кнопку звонка на крышке стола, после чего в кабинет вошёл лейтенант, обращаясь к которому он сказал:

– Из третьего отряда, есть там такой Раскольников Фё- дор, давай его срочно ко мне.

Сказав это, не поднимая головы, продолжил читать со- держимое личного дела. Василий Петрович доводился внуком знаменитому в своё время советскому разведчику Василию Забелину, который ещё вполне здравствовал в свои семьдесят пять лет, находясь на заслуженном отдыхе, но иногда посещал военные учебные заведения подобного его профессии профи- ля и читал там лекции. Отец Пётр Васильевич был человеком науки, может быть из-за этого, в своё время, внук и не пошёл по стопам деда, а предпочёл гуманитарный исторический фа- культет МГУ, после окончания которого, отправился на два го- да служить в Советскую армию в звании лейтенанта на долж- ность замполита роты. Со временем прирос в самой армии, посвящая всё своё свободное время любимому увлечению, к тому же и основной своей профессии – истории. Как обычно, чаще всего каждый историк отдаёт предпочтение какому-то определённому периоду во всемирной истории. Истории до конца непостижимой, необъятной, в то же время запутанной в своих отдельных событиях; историю, которую изучают столе- тиями, так и не приходя к единому мнению. Последнее время Василий Петрович увлечён был периодом зарождения, ста- новления и прихода к власти партии большевиков. Изучал те скрытые, по сути, недоступные места и отдельные события, о которых не прочесть ни в одних учебниках, ни в доступной ка- кой- либо литературе; а если и есть где-то какая-то информа-

ция, то она хранится за семью печатями в металлических сей- фах под грифом «Совершенно секретно». Собирая по крупи- цам информацию об отдельных событиях и лицах участвовав- ших в них, он, так или иначе, зачастую на уровне интуиции, приходил к истине: по крайней мере, так иногда ему казалось. В тот день, перебирая папки и знакомясь с личными делами заключённых, он натолкнулся на фамилию, к тому же с одина- ковым именем, которое его сильно встревожило, потому как, совсем недавно он изучал дело, события которого случились шестьдесят четыре года назад, – убийство Саввы Морозова в номере гостиницы в Каннах. Именно там, не для широкой публики фигурировали две фамилии известных в то время большевицких боевиков и террористов в одном лице: Леони- да Красина и Фёдора Раскольникова, третьим лицом была лю- бовница Саввы Морозова красавица Мария Андреева, которая являлась тайным агентом лично Владимира Ленина, и им же, в своё время, и была подложена под Морозова для выкачки де- нег на нужды партии из кармана российского миллионера. Чем больше Василий Петрович изучал и ковырялся в грязном белье большевиков, тем больше ужасался, недоумевал той беспредельности, наглости, жестокости, не праведности при- хода их к власти. Как-то, рассмотрев приход к власти в Герма- нии нацистов, сделал вывод, что те к власти пришли гораздо более демократическим путём; по сути – законным, по срав- нению с большевиками.

Но сейчас его волновал совсем иной вопрос – его подо- печный, который обитает на его подведомственной террито- рии в третьем отряде. Кто он?

Из его личного дела известно, что отец его коренной ле- нинградец, осуждён по пятьдесят восьмой статье, а затем по- сле отбывания срока в лагере высланный на вольное поселе- ние на север Татарии, а после был направлен в Башкирию. То, что впоследствии, из политического скатился до уголовщины, и стал обычным убийцей и грабителем – это лишь лишний раз

подтверждает, что яблоко от яблони далеко не катится. Назвать могли, – рассуждал Василий Петрович, – просто ради фарса, но больше похоже на то, что в честь знаменитого деда, или пра- деда, кто он там ему? как и меня, к примеру. А если так? То по- лучается, что у меня в колонии сидит внук знаменитого Фёдора Раскольникова, ближайшего окружения Ленина, тот, кто делал революцию и стоял у истоков создания большевицкой партии; если это так? то мне-то, зачем нужна эта лишняя головная боль? Будет лучше, если это чернильное пятно сразу удалить, а не ждать пока оно расплывётся по скатерти. В области истори- ческого прошлого не один я просвещённая личность, сюда за забор иногда попадают такие ходячие инциклопедии, что я им и в подмётки не гожусь, а любой гуманитарий в сравнении с ними – первоклассник. К тому же у меня на носу пенсия и но- вый сын капитана «Шмидта» у меня на территории мне вовсе ни к чему. Внук он ему или нет, но это просчёт, просмотрели, пятно на партию: рано или поздно станут искать стрелочника, кто-то должен ответить за недогляд. Скоро амнистия, вот мы его и сплавим от греха подальше. Пусть лучше растворится среди заводов и строек, чем на зоне появится потомок вождя, который вместе с Лениным делал революцию. Если что, то и перед начальством весомый аргумент, в то же время заслуга моя, что вовремя выявил – просмотрели то в самом начале; историю партии надо знать товарищи!

Когда станут составлять списки заключённых подлежа- щих амнистии, подполковник вызовет к себе в кабинет капи- тана, который непосредственно занимался этими списками, и собственноручно впишет туда фамилию Раскольникова. Капитан, стоя в это время за спиной начальника, через плечо заглянет в раскрытое на столе личное дело; вздёрнет на лоб свои густые брови, укажет большим пальцем в потолок, на что начальник колонии прекрасно всё, поняв, ответит:

– Понимаю, на что намекаешь, беру всю ответственность на себя: сам видел – своей рукой вписал его в список, в слу-

чай чего – мне и отвечать. Могу тебя успокоить: на этот счёт у меня есть особый аргумент, за который начальство ещё и благодарить нас с тобой будет.

Капитан, недоумевая, подозрительно поглядел на своего начальника, словно подозревая его в умопомешательстве, пожал плечами, забрал бумаги, уходя, на пороге ещё раз ог- лянулся, и наконец, вышел, после чего Забелин тяжко вздох- нул и вслух сказал: – Ну, кажись полдела сделано.